Людмила Улицкая: Надо быть терпеливыми, неагрессивными и мудрыми

В «Балтийском доме» — очередная премьера: режиссер Анджей Бубень создал сценическую версию романа Людмилы Улицкой «Зеленый шатер». Перед первым спектаклем известная писательница ответила на несколько вопросов

Я готова к любой авантюре с участием Анджея

— Людмила Евгеньевна, как вы относитесь к тому, что ваши произведения все чаще переносят на сцену и экран?
— Честно говоря, мне всегда казалось, что мою прозу «поставить» сложно. Была бы это пьеса или сценарий, переносить их режиссеру оказалось бы легче. Ведь именно от постановщика зависит судьба спектакля или фильма. А инсценировка романа — дело невероятно сложное. Можно сравнить этот процесс с управлением огромным механизмом, в котором все рычаги подчинены воле режиссера.

— На сей раз вы доверили эту работу такому мастеру, как Анджей Бубень. Не был ли это определенный риск?
— Анджей Бубень вызывает у меня доверие — ведь именно он сумел удивительно бережно перенести на сцену мой достаточно неоднозначный, полный нюансов роман «Даниэль Штайн, переводчик». А впервые мы пересеклись во время его работы над «Русским вареньем». Причем до встречи с Анджеем меня мучили сомнения относительно этой моей пьесы, поскольку то, как ее ставили до него, мне нравилось далеко не всегда. Когда же я увидела трактовку Анджея, поняла, что с пьесой все в порядке — именно этот режиссер уловил основную мысль «Русского варенья». Замечательное прочтение текста, диалоги с Чеховым были сохранены в спектакле на редкость удачно. После этого, не задумываясь, я дала разрешение на постановку романа, который, как мне казалось, перенести на сцену просто невозможно, — «Даниэль Штайн, переводчик». И снова Бубень доказал обратное. Он выбрал из книги для спектакля самые сложные тексты, его театральные решения были просто замечательные. С тех пор моя степень доверия к этому постановщику велика — я готова к любой авантюре с участием Анджея, могу отправиться с ним в любую художественную «разведку».

— Вы никогда не вмешиваетесь в работу режиссера?
— Я совершенно убеждена: и спектакль, и фильм делают режиссеры. Автор уже все сказал своим произведением, и вторгаться в процесс создания другого произведения на его основе бессмысленно. Разумеется, у меня были разочарования, связанные с постановками разных режиссеров, но они связаны, на мой взгляд, с иным пониманием театрального языка, а тут уже я не советчик — ведь у меня другая профессия. Вот театральный язык Анджея мне понятен. Его трактовка моих текстов меня вполне устраивает.

Народ, который забывает уроки прошлого, получает их в будущем

— В чем особенность вашего романа «Зеленый шатер»?
— Действие здесь происходит внутри. Внутри людских судеб. Мне было важно показать, как время, условия жизни людей влияют на их судьбы.

— Почему сейчас важно говорить о сталинском времени и «оттепели»?
— Здесь нужно отметить две вещи. Первое — выросло целое поколение, которое об этом времени совершенно ничего не знает, а историю своей страны знать необходимо. Народ, который забывает уроки прошлого, получает их в будущем. Второе: в какой-то момент я обнаружила, что среди молодых людей появилось негативное отношение к «шестидесятникам», которых многие сейчас склонны обвинять в кривоватых процессах нашей сегодняшней жизни. Это несправедливо, и я пытаюсь доказать несостоятельность подобных обвинений. В книге присутствует легкий педагогический мотив: те, кто не помнит прошлого, не понимают изменений в нынешней жизни. Это ни в коей мере не назидание, просто констатация факта. Ведь в то время государство противостояло человеку, личности, лишало каждого права на собственное мнение, не давало пространства для действия, передвижений. Современная молодежь не может понять такой ситуации, и в «Зеленом шатре» об этом рассказывается.

— У вас осталось впечатление о том времени как об ужасном, бесчеловечном?
— Время было душное, но не будем забывать: тогда мы были молоды, и жизнь многим казалась прекрасной. Ностальгия по тем временам вполне объяснима. Что-то вспоминается с ужасом, а что-то — с любовью. Мы стремились к познанию, получали образование, между прочим, бесплатно — требовалось только желание. По образованию я биолог и могу засвидетельствовать, что к природе прежде относились значительно более бережно. В моем переизданном сейчас сборнике «Детство-49» собрано шесть рассказов о том времени, и теперь мы планируем создать еще один подобный сборник. Приходят потрясающе интересные письма с детскими воспоминаниями — и своими, и основанными на рассказах родителей. Мне кажется, что получится во многом уникальная книга. Настоящий портрет времени.

Мне нравится происходящее, хотя иногда бывает противно и тошно

— А что вы скажете о времени сегодняшнем?
— Я — позитивный человек, мне нравится происходящее, хотя иногда противно и тошно. Мне интересно жить сегодня. Конечно, не может все быть гладко, но я осознаю, что мы находимся в начале какого-то нового, уникального процесса. Вообще мое поколение будто прожило три жизни: сталинизм, брежневский социализм и современность. Какое время можно назвать лучшим для обыкновенного человека? Трудно сказать, ведь власть всегда соревновалась с народом — кто кого. До этого царизм свергли люди, которым он не нравился. Те, кто в 1825 году вышли на Сенатскую площадь, тоже мечтали о чем-то высоком. Так что идеального времени не бывает. Надо, чтобы каждый отдельный человек не давал откусывать от себя куски, чтобы существовал без страха, не опасаясь стука в дверь своего жилища, не боясь рассказать анекдот — ведь это устное народное творчество обычно бурно развивается именно в неволе.

— Почему сейчас не может договориться оппозиция?
— То, что люди пока не могут найти общую платформу для выступлений, вполне понятно — слишком много различных мнений, и найти какую-то «золотую середину» сложно. Нам еще только предстоит создать гражданское общество, а это процесс долгий, мучительный. Надо быть терпеливыми, неагрессивными и мудрыми. Хочется, чтобы власть менялась естественно, ведь постоянной власти не бывает — даже династиям фараонов пришел конец. Но необходимо, чтобы менялась власть не только верховная. Руководители жэков, больниц, театров и другое начальство тоже должны претерпевать изменения, чтобы не допустить застоя. Хотелось бы видеть движение снизу вверх: чтобы создавались какие-то реальные объединения, которые впоследствии смогут заработать авторитет.