Михаил Боярский: Праздник учит ловить момент

26 декабря народному артисту России исполняется 65 лет

Корреспондент «ВП» встретился с юбиляром и узнал, почему актер, которого все знают как д’Артаньяна, с удовольствием играл животных; что общего у Михаила Боярского с Мао Цзэдуном и почему в этот раз под Новый год не будет «Интимной жизни».

День рождения длится ровно минуту

— Михаил Сергеевич, когда я хотел договориться об интервью, меня предупреждали, что вы актер неприступный, закрытый, интервью не даете. Но меня удивила легкость, с которой вы согласились на встречу. От чего это зависит — от настроения?
— Очень часто да. Просто надо вовремя позвонить. Не могу сказать, что я эмоциональный человек, но бывает такое: я что-то уронил, ударился, а тут звонят, просят что-то… и, как говорится, вожжа под хвост попала. Честно говоря, надо завязывать с этими интервью, без них проживешь гораздо лучше. Я много интересовался жизнью разных спортсменов, «битлов» и других музыкантов, и всегда хотелось, чтобы я чего-то об этих людях не знал, но моя фантазия дополняла бы картинку их жизни.

А потом, я не особо верю интервью как жанру. Подчас это не очень искренние высказывания человека, который меня интересует, трансформированные под восприятие журналиста, а потом еще приправленные редактурой, чтобы выставить это на продажу. Человека нужно познавать по поступкам, по его произведениям — как по той материи, в которую он переплавляет душу. Артист, у которого берут интервью, все равно ведь никогда не раскроется на все сто. Журналист не батюшка, перед ним никто не будет исповедоваться. Второй план всегда остается в тени. 

— Вот и начнем с более чем безобидной темы праздника. Бывало ли вам грустно, особенно в детстве, что ваш день рождения почти совпадает с Новым годом? Когда два праздника стоят рядом, их нередко объединяют в один.
— Нет, такого не было. Родители всегда отмечали отдельно мой день рождения и отдельно Новый год. Даже когда я был совсем маленький и не умел читать, увидев на календаре Мао Цзэдуна (у него тоже 26 декабря день рождения), я понимал, что стал старше на год. Это уже со временем, когда мне перевалило за тридцать, острота ощущения этого праздника утратилась. Близкие меня, конечно, поздравляют, но отмечать особенно не отмечаем.

— А была ли у вас в детстве какая-то традиция празднования дня рождения?
— Она появилась позже, уже когда я создал свою семью. Мы отмечаем день рождения — любой: и мой, и супруги — в полночь, и длится он ровно минуту. Вот начинается новый день, часы бьют 12, мы выпиваем по бокалу — и все, на этом день рождения заканчивается.

— На вопрос о новогодней же традиции вы многие годы отвечали, что связана она со спектаклем «Интимная жизнь», который вы вместе с супругой, Сергеем Мигицко и Анной Алексахиной неизменно играли 31 декабря. Но в этот раз спектакль не стоит на афише…
— Все, эта традиция себя изжила, хотя нас очень просили не закрывать спектакль. Но мне надоело. В этот раз 31 декабря пройдет как-то иначе. Честно говоря, время до и после Нового года мне гораздо приятнее, чем сам Новый год. С ним обычно столько ожиданий, весь декабрь ты словно надуваешь, надуваешь шар, а он становится все больше и красивее, но потом — бах! — и все. Когда стоишь с бокалом под бой кремлевских часов, кажется, будто все новые годы твоей жизни, спрессованы в один, ты с удивлением понимаешь, что еще один год пролетел, и быстрота времени ощущается просто кожей! Рождество мне больше по душе — это более умиротворенный, созерцательный и даже философский праздник.

«Смешанные чувства»

Когда прихожу в театр с внуками, смотрю на внуков

— В зимние каникулы показывают многие фильмы с вашим участием: «Новогодние приключения Маши и Вити», где вы сыграли Кота Матвея, «Маму», где сыграли Волка… Было ли вам интересно сниматься в кино для детей?
— Очень, ведь у фильмов и спектаклей для детей особая специфика. Это легкий жанр, в сценарии нет смысловых перегрузок, и основная ответственность ложится на актера, который должен оживить материал, привнести радость игры, что-то сымпровизировать. И при всем том это очень ответственная работа. Недаром Станиславский говорил, что для детей нужно играть так же, как для взрослых, только гораздо лучше.

В кино помимо кота и волка я играл еще каких-то дедов морозов, но это не столь важно, а в театре — Трубадура, Советника в «Снежной королеве», милиционера в «Красной Шапочке». Дети, конечно, очень сложные зрители: они кричат, писать выходят, плачут, кидают на сцену конфеты или что-то еще. Но к этому постепенно привыкаешь, тем более что в новогодние дни спектакли идут, как правило, три раза в день: в 11.30, 14.30 и 19.00. Надо видеть, какой сумасшедший дом представляет собой актерская зона театра! Артисты обычно весь день безвылазно проводят в театре; не переодеваясь, бегают они по коридорам — кроликами, охотниками, волками; жуют на ходу: у кого-то завтрак, у кого-то уже обед…

На детских спектаклях артисты часто несут отсебятину, куда уж деться! Как-то мы играли «Снежную королеву» в Пасху. Я выходил из кулис, ко мне подбегал Сказочник, раскрывал свой плащ и говорил: «Снип-снап-снурре, пурре-базелюрре!». А я в ответ: «Ты чего несешь? Христос воскресе!». Мне кажется, детский праздник для того, чтобы детям было весело. А если ничего по-настоящему веселого не происходит, то это уже формальность.

— А сегодня, приводя внуков на детские спектакли, как вы смотрите на игру коллег из зала?
— Когда я прихожу с внуками в театр, я смотрю на внуков. Меня совершенно не интересуют спектакли.

Грим актеру необходим

— В представлении многих вы актер, не меняющий внешность от роли к роли. Но как раз ваши сказочные персонажи, которых вы сыграли в ярком гриме, оспаривают это…
— Вообще я сторонник серьезного грима, резко меняющего внешность. Мне это часто помогало, особенно в сказках. Тут был нужен и парик, и грим, и гумоз, а иногда требовалось загримировать не только лицо, но и тело: руки, ноги, пальцы. Актеры прошлых столетий очень серьезно относились к гриму. Вот я смотрю на театральные фотографии своего отца — у него нет ни одной роли, где он был бы совершенно таким, как в жизни. Сейчас гримеры мазнут тоном или пудрой — и пожалуйте на сцену! А раньше это была долгая и серьезная работа, особенно что касается портретного грима. В советское время часто играли великих людей, и сходство было необходимо. Артист готовил роль в союзе с гримером-художником.

Сегодня крупные мастера грима работают в основном на киностудиях и на телевидении. На программе «Точь-в-точь», где мне довелось сидеть в жюри, после каждого удачного выступления аплодисментами награждали и гримеров. Сегодня при современных технологиях они могут просто чудеса творить!

Советник в спектакле «Снежная королева»

— И все-таки большинство зрителей знают вас прежде всего как романтического героя, героя-любовника (благодаря д’Артаньяну, Дону Сезару де Базану, Теодоро в «Собаке на сене»). Сегодня часто говорят об исчезновении со сцены и экрана такого героя, да и «настоящего мужчины» вообще. Как можно это объяснить?
— Думаю, это во многом объясняется материалом, с которым приходится работать артистам. Но есть и другая крайность: героичность сегодня понимается гипертрофированно. Герой это либо Шварценеггер, либо Сталлоне. Мышцы наружу и… в голове не очень много. Настоящий герой силен духом, а у нас сразу выставляют тело. Таким актерам, как Владимиров, Юматов, Высоцкий, Стриженов, не надо было поигрывать мускулатурой, чтобы убедить зрителя в своей мужественности. Сегодня такие артисты действительно редкость. Я с трудом представляю, где сегодня можно увидеть героя, каких играл, например, Олег Александрович Стриженов, но ведь и материала, в котором современный артист мог бы себя проявить в таком ракурсе, тоже не найти.

Посмотрите на артистов, которые играют сегодня бандитов, охранников, милиционеров. Большинство из них — накачанные ребята с такими лицами, что хочется спросить: «Вас не разыскивает милиция?». То есть сегодня не принято, чтобы актеры играли бандитов; принято так подбирать актеров, чтобы они казались бандитами. И правда, иногда даже сомнения берут: артисты ли это? Мне же всегда было интересно, чтобы актер играл персонаж. Я так полагаю, всегда важен сам процесс игры, процесс изменения.

В капустнике обычно участвуешь искренне

— А к какому амплуа вы себя относите?
— По определению Алисы Бруновны, я характерный артист с комедийным уклоном. Я склонен думать, что точней не скажешь. Да, я много играл героев, это было интересно, но характерные роли были интереснее еще больше. А если роль еще и дает возможность для юмора, иронии, то это просто великолепно.

Одна из самых ранних моих ролей в театре — пленный турок Осман в «Станции» по Назыму Хикмету. Центральная роль! Это был «датский» спектакль, если не ошибаюсь, ко дню рождения Ленина. Наверное, поэтому Алиса Бруновна и Анатолий Равикович довольно быстро устали в нем играть, чего нельзя было сказать про меня. Я очень любил эту роль и напридумывал в ней всяких приспособлений, говорил с турецким акцентом, перемежая речь нерусскими словами.

Осман в спектакле «Станция»

— Анатолий Равикович, ваш партнер по Театру имени Ленсовета, вспоминал, как самозабвенно, без примеси цинизма вы играли и далеко не центральные роли, выходили в массовке.
— Я не припомню не только за собой, но и за своими партнерами по массовке, чтобы кто-то халтурил или приходил на спектакль не в форме. В театре нужно работать, соглашаясь с тем, что ты растворяешься в общем деле, а иначе театр не задержит тебя. Не могу сказать, чтобы я много играл в массовке, это было на первых порах. Как только молодой артист приходит в театр, вся труппа обращает на него внимание: даже когда ему надо просто пройтись по сцене или сказать «Кушать подано». Если он приходит вовремя, точно знает текст, мизансцены, у него есть шанс получить более серьезные роли. Курочка по семечку клюет. А если артист приходит после института и сразу получает главную роль, то это даже и неинтересно как-то…

— Анатолий Равикович писал, какие номера — для юбилеев, концертов, капустников — вы с ним придумывали. Например, номер, где вы с ним изображали сиамских близнецов. Не было ли обидно, что столько сил и времени уходит на такое сиюминутное дело, а не на кино, допустим, где результат зафиксирован?
— Так это же прекрасно! Сняться в плохом кино, выражаясь словами Раневской, это плюнуть в вечность. А работа не «для вечности» (когда ты придумываешь целое выступление, только чтобы поздравить кого-то во время концерта) больше никем и никогда не будет увидена и услышана. И в этом же прелесть профессии, в этом и есть ее сущность! В капустнике участвуешь искренне, по доброй воле, никто не может к этому понудить. Мы с Анатолием Юрьевичем, сочиняя какой-нибудь номер, просиживали сутками напролет и получали от этого огромное удовольствие.

Когда Игорь Петрович Владимиров возглавлял Театр имени Ленсовета, это был способ существования актеров в театре — чтобы мы постоянно что-то сочиняли, разыгрывали друг друга. Это был живой театр, и проводить вместе с артистами ночи напролет, что-то выдумывая, были готовы и Жванецкий, и композитор Гладков, и многие другие известные деятели, напрямую со сценой не связанные. Капустники, шутливые поздравления, какие-то импровизации — это существует и сегодня, но приобретает другие формы. Потом, сегодня все любят снимать выступления на камеру и выкладывать на «Ютубе» или еще где-то. Но тогда ведь пропадает ощущение, что праздник как бенгальский огонь: радость испытываешь в ту минуту, пока он горит. Праздник учит ловить момент.