Михаил Бычков: Я стремлюсь к рукодельной режиссуре

Пятидневные гастроли воронежского Камерного театра вызвали ажиотаж

Каждый день зал МДТ — Театра Европы был переполнен. Это и понятно: Михаил Бычков, создатель и руководитель Камерного театра, в Питере фигура известная, его постановки на разных сценах пользуются успехом. Но и сам воронежский театр заслужил себе доброе имя и считается одним из лучших коллективов страны. Открывшийся в 1994 году расиновской «Береникой», он сохраняет приверженность к эксклюзивному, глубокому материалу и авторскому отношению к искусству. На гастроли привезли спектакли разных лет: «Гедду Габлер» Генрика Ибсена, «До и после» по немецкой пьесе Роланда Шиммельпфеннига, а также две постановки по советским произведениям 1928 года — это «Циники» Анатолия Мариенгофа и премьерные «Дураки на периферии» Андрея Платонова.
Собираясь в театр, зрители вряд ли хотят, чтобы их обматерили со сцены
— Михаил Владимирович, по какому принципу вы отобрали спектакли для гастролей? Эти четыре постановки складываются для вас в некий единый сюжет?
— Единство самое простое (улыбается). Все эти спектакли поставил один режиссер, Михаил Бычков. В нашем репертуаре есть и работы приглашенных режиссеров. Но мне захотелось представить петербуржцам (кстати, знакомым с моим творчеством) свои воронежские работы. Захотелось показать, что в Воронеже есть великолепная труппа. К сожалению, кое-что мы не привезли по техническим причинам. Например, сложный по сценографии спектакль «Электра и Орест», который мы возили на последнюю «Золотую маску».

— Понятие «авторский театр» в каждом отдельном случае несет свой смысл…
— С авторством вопрос сложный. Я не уверен, что мой театр авторский. Скажем, по первому образованию я художник и иногда оформляю свои спектакли, но дело же не в этом. Мне кажется, это понятие подразумевает некую безответственность, высокую степень свободы. Когда же тебе дают здание, государственные деньги, ты берешь на себя обязательства: ставить что-то гуманистическое, невредное. Государство простодушно предполагает это. Как, впрочем, и зрители, которые, собираясь в театр, надевают туалеты, делают прически: вряд ли они хотят, чтобы их обматерили или облили чем-то зловонным. Для меня авторский театр предполагает провокацию и творческий эгоизм.
Когда Камерный театр рождался, ему приписывали эпитеты «элитарный», «для интеллектуалов», «для богатых». Ничего подобного. К нам приходит очень разная публика. Значительная часть — молодежь. Мы работаем в самых разных жанрах. И спектакли — многоэтажные по смыслу: кто-то считывает только первый уровень, кто-то — второй, а кто-то увидит и то, что мы даже не закладывали. Зал в Камерном театре крошечный, и в этом свое преимущество. Артист, находясь в непосредственной близости к зрителю, не может существовать формально. Возникает особое чувство сопричастности.

Раз людей, которым нужен театр, мало, надо создать маленький театр
— Как родился ваш театр?
— Начало 90-х (я тогда возглавлял воронежский ТЮЗ) — страшное было время: все боролись за выживание, и в театр никто не ходил. Советская модель театра оставалась в прошлом. До этого я самовыражался, выстраивал художественную программу, а тут мне сказали: надо зарабатывать, кормить артистов и бороться за зрителя. Обслуживать публику — унизительно, и я подумал: раз людей, которым нужен театр, так мало, значит, надо создать маленький театр. Трудно себе представить, как мне не везло. Спасло лишь мое упрямство, я очень много работал, часами сидел в кабинетах начальников. Наконец удалось получить крошечный зал во Дворце железнодорожников, где мы играем до сих пор. Артисты приносили вещи из дома, сами что-то мастерили. Все худо-бедно шло, мы мучились, но выживали. Главным образом за счет денег, оставленных зрителями в кассе. Через какое-то время к нам приехали критики Александр Свободин и Наталья Крымова. Великие люди сказали добрые слова. Дали мне премию Станиславского, повезли в Москву. Подтвердив тем самым, что наш успех — не иллюзия, хотя я в этом и не сомневался. Чуть позднее коллектив получил предложение стать государственным театром.
Можно сказать, моя мечта сбылась. Билеты раскупаются заранее, спектакли театра неоднократно номинировались на «Золотую маску», участвовали в известных фестивалях. Нынешний сезон — восемнадцатый, а к двадцатилетию театра по распоряжению губернатора будет построено новое здание, которое сейчас проектируется.
Сегодня в труппе десять штатных артистов и артистов шесть, работающих по совместительству. Некоторые играют и в других театрах.

В Воронеже меньше соблазнов
— А воронежские театры соперничают между собой?
— Допустим, пришел какой-то зритель к нам — на Макдонаха или на спектакль Георга Жено «Разбитый кувшин», где герои одеты как какие-то колхозники. Зритель ожидал, что на сцену выйдут актрисы с прическами, все будет красиво, его сподвигнут на что-то доброе, вечное, обязательно споют. И понял человек, что ошибся, что это не его театр. Он встал и пошел в Театр драмы имени Кольцова. Но это все же редкий случай… Я помню репетиции «Заговора чувств». Артисты прибегали со своих халтур и между съемками в сериалах пытались репетировать. Только Дима Лысенков работал, не щадя себя, поэтому роль Кавалерова получилась. В Воронеже меньше соблазнов. Артист, получая тридцать тысяч, может спокойно жить, работая лишь в театре.

— С какой драматургией у вас было ощущение альянса, а с какой отношения складывались сложно?
— Сложнее всего было с Ибсеном. Не столько с драматургом, сколько со старым переводом его пьесы «Гедда Габлер» Петра и Анны Ганзен. Сегодня он кажется тяжеловесным, здесь без ножниц не обойтись. Наша недавняя премьера — по пьесе Андрея Платонова «Дураки на периферии». Мы репетировали в восторге перед пьесой. По-моему, в данном случае у нас получился театр драматурга: когда не режиссер и даже не актеры на первом месте, а слово. При этом артисты находятся в сложных темпоритмических и жанровых рамках. Московский Театр имени Гоголя тоже недавно поставил эту пьесу. Но, на мой взгляд, там увязли в советской фактуре, не расслышав за ней универсальных философских вещей.
Вообще с годами я как режиссер стараюсь быть менее заметным, стремлюсь к режиссуре, которая показывает прежде всего автора и человека. Но и это подразумевает кропотливую, рукодельную, тонкую работу.

Беседовал Евгений АВРАМЕНКО, фото предоставлены пресс-службой театра

В Мой Мир

Опубликовать