Михаил Шемякин: Не просто красивый, а суровый, мощный город…
В ДК им. Горького Валентин Гафт и Михаил Шемякин представили зрителям новую книгу стихов и остроумнейших эпиграмм Гафта с иллюстрациями Шемякина
Был аншлаг, любители творчества Гафта и Шемякина скупили весь тираж и после окончания вечера выстроились в длинные очереди за автографами. Причем получали в ответ не священную закорючку на обложке, а адресное доброе, развернутое пожелание… Но даже в этой суматохе Михаил Михайлович сдержал данное накануне слово и ответил на вопросы «Петербургских вечеров». Вот что значит человек слова и дела! А потом признался, что после всего этого безумия его ждет еще творческая ночь — над новым проектом Театра Стаса Намина. И все это в 72 года. Фото: Татьяны Мироненко
— Уважаемый Михаил Михайлович, когда и при каких обстоятельствах вы поняли, в каком замечательном городе живете?
— Тогда, когда приехал из Германии в 1958 году. Отца убрали из армии за то, что он продемонстрировал верность маршалу Жукову. Нас отправили в Россию, как мне казалось, навсегда. Я очень враждебно воспринял Петербург. Я вырос в Саксонии: гористая местность, замки и прочее. Хотя бомбежки многое искалечили, тем не менее это была другая природа, напоминающая мне о Гофмане и прочее. Но буквально за короткий срок, через год, а то и раньше, я почему-то влюбился вот в эти прямые «першпективы» и вдруг понял, что мой Гофман, которого я любил в Саксонии и Баварии, — он присутствует и в этом таинственном городе. Как ребенок я воспринимал этот город очень разнообразным, но потом понял, что он носит на себе печать одного гиганта, который задумал этот город. Уже когда я поступил в художественную школу, все это прочитывалось мною, и я действительно душой и сердцем стал принадлежать этому городу.
— Каждый год ЗакС Санкт-Петербурга называет нового почетного гражданина СПб. Но почему только одного? Не маловато ли на 5-миллионный город? Сколько, на ваш взгляд, нужно было бы называть?
— Не лезь в чужой монастырь со своим уставом: лучше самим петербуржцам решать, сколько народу должно получить «почетного гражданина». Я к таким акциям отношусь довольно прохладно: почетный не почетный, а по нечетным нечетный… Здесь живет столько прекрасных людей. Я бы всем дал звание почетного гражданина, кто перенес блокаду. И вообще отношение к петербуржцам у меня особое, особенно к ветеранам Великой Отечественной войны. Мне кажется, они без всякой очереди должны получить всяческие блага, а лучше всего деньгами. Отношение же до сих пор к ним часто омерзительно хамское.
— Если бы вы 100 лет спустя после нашего разговора вернулись в Петербург, каким бы его хотели увидеть?
— Академик Лихачев, с которым мы дружили, говорил, что фашисты столько не нанести урона, сколько новые русские. Вот не хотелось бы, чтобы эти слова находили и сейчас свой отклик. Я вообще сомневаюсь, что Петербург останется тем же самым через сто лет. Как бы людская жадность все не погубила… Все-таки Петербург — слишком лакомый кусочек для людей жадных.
— Был ли такой момент, когда Петербург на вас давил, испытывал на прочность?
— На прочность меня испытывало общество. Специализированные сумасшедшие дома, обыски, все, что мы проходили в 60-е. А сам Петербург на меня никогда не давил — он помогал мне выживать. Я всегда бродил ночами по петербургским улицам, и они всегда подпитывали мой дух и мою душу.
— Какие две-три городские проблемы лично вам не дают спокойно жить и спать?
— Я так мало сплю, даже будучи во Франции или Америке, а в Петербурге вообще мало живу и не могу предъявлять претензии, если кто-то прокричал или промяукал под окнами, — грешно (смеется). Если мне перепадает возможность поспать три-четыре часа — сплю как убитый.
А если о серьезных проблемах, то вот хотя бы городская вода. Открываешь кран — идет какая-то вонючая жижа, которую пить совершенно невозможно. А горячая вода пахнет тухлым яйцом. Получается, ЖКХ — просто какая-то банда!
— Какие особенные места в Петербурге вы показываете своим гостям-друзьям?
— Ничего я не показываю, потому как приезжаю сюда работать. И если гости вдруг появляются — в Эрмитаж, в музеи. Ну и побродить вдоль Невы.
— За кого из известных петербуржцев вам было или сейчас стыдно, неловко?
— Было дело, меня же выгоняли тайно из страны, я должен был улететь, и полковник КГБ сказал мне: «К сожалению, Союз художников вам не даст находиться на свободе!» И показал кучу доносов: «А мы вынуждены будем на все это реагировать!» Вот за таких художников стыдно: кто давил, предавал, писал доносы. По их доносам я меня сажали в психдома, я проходил принудлечение. Время был такое: травили нас
— Как вам нынешний Петербург по сравнению с тем, каким он был 10, 20, 30 лет назад?
— Десять лет назад было меньше снесенных домов, которые вчера еще были в списках памятников архитектуры — а это дело подсудное. Я всегда со страхом думаю: если так дела пойдут дальше, что будет с Петербургом?
— Нет ли в этом некоего патриотического преувеличения, когда мы называем Петербург самым красивым городом мира?
— Был когда-то самым красивым. А я имею полное право так говорить, потому что мне немало лет, а из них в России я жил всего 16 лет. Я знаю Францию, Америку, я прекрасно знаю Венецию. Петербург, я бы сказал, один из самых загадочных городов. Его красота именно загадочная. Она необычная. Есть в Голландии, например, много интересного, башенки, создающие особый голландский уют. В Петербурге же какая-то особая суровость, доходящая до определенной жути. Делакруа же как-то сказал: «Искусство должно быть суровым». Петербург не просто красивый, а суровый, мощный город.
Когда Владимир Путин предложил мне выбрать жиплощадь, я выбрал Петербург и получил здесь 600 квадратных метров. Под мой центр, мой фонд. Я, правда, здесь не живу постоянно, но фонд работает.
— Что вы лично сделали для Петербурга и что он сделал для вас?
— Я сделал памятник Петру Первому. Я сделал памятник архитекторам-первостроителям, который разрушили, разнесли в клочья. Сделал памятник жертвам политических репрессий, который постоянно подвергается нападениям. Немалый подарок для петербуржцев — это мои балеты. В следующем году исполняется 15 лет «Щелкунчику», на который попасть практически невозможно, я сделал «Волшебный орех», я сделал еще и триптих во главе с «Весной священной». Постоянно делаю общеобразовательные программы. Ну а что сделал для меня Петербург? Высказывает мне свою любовь. Это очень много.
— Верите ли вы в то, что настоящий талант всегда пробьет себе дорогу?
— У каждого художника своя судьба. Кто-то имеет возможность пробиться, другой же творит в полном одиночестве — его открывают через сто — двести лет. Были забыты Ван Гог, Эль Греко, да многие… Все зависит от судьбы. Вот Зураб Константинович Церетели очень сильно пробился. У него есть и энергия, и деньги…
— Есть ли у вас или вашей семьи какие-то воспоминания, ассоциации с газетой «Вечерний Петербург» («Вечерний Ленинград»)?
— «Вечёрку» читали, ее выписывала моя замечательная бабушка.
— Как вы проводите свои петербургские вечера?
— Я приезжаю в Петербург работать, и правильнее было бы сказать, как я провожу свои петербургские ночи. Сажусь за рабочий стол — и вперед. Сейчас картины не пишу, а пишу сценарий для Театра Стаса Намина, готовлюсь к премьере моего спектакля «Нью-Йорк-80».
