Мхатовская когорта против Гришковца
С премьерами в городе пока затишье, а гастролеры прибывают к нам один за другим
С премьерами в городе пока затишье, а гастролеры прибывают к нам один за другим. МХТ им. Чехова на этой неделе покажет в Александринке «Мастера и Маргариту» с целой обоймой знаменитостей и эффектными сценами (19, 20, 21 февраля в 19.00), а в ТЮЗе тем временем выступит Евгений Гришковец со своим новым монохитом «Прощание с бумагой» (21 и 22 февраля в 20.00).
Дмитрий Назаров — Воланд Фото: Сергея Петрова
Спектакль по Булгакову вышел в МХТ полтора года назад усилиями венгерского режиссера Яноша Саса. Это подробно — сцена за сценой — прочитанный булгаковский первоисточник, только перенесенный в наши дни. И никакой мистики на сцене: финальный свет в конце тоннеля — это свет фар электрички метро. Мистику заменяют фокусы. Например, замечательно натуралистичные отрубленные головы Игоря Золотовицкого (Миши Берлиоза) и Игоря Верника (Бенгальского) — последняя еще и вращает глазами и разговаривает. Или рукописи, которые вспыхивают прямо в руках Анатолия Белого (Мастера), рассыпаются черным снегом, но не сгорают. Кроме этого есть совершенно настоящее варьете на потребу публике. А еще — качественные артисты, убедительно проживающие отпущенные им переживания: история Мастера и Маргариты (Наташа Швец) разыграна как нежнейшая и вполне смотрибельная мелодрама — тема поэта, противостоящего власти, задевает гораздо меньше, Николай Чиндяйкин играет Пилата — трусливого, но мучающегося интеллигента, в роли Иешуа (интеллигента не робкого десятка) на сцену выходит Игорь Хрипунов. При этом Левий Матвей (Сергей Медведев) вместо того, чтобы строчить о них заметки для потомков в блокнотик, снимает их камерой.
Анатолий Белый — Мастер, Наташа Швец — Маргарита Фото: Сергея Петрова
И именно вот в этом пункте «Мастер и Маргарита» пересекается со спектаклем «нового сентименталиста» Евгения Гришковца, посвященным гибели бумажной вселенной. Как обычно, общеизвестный факт, что книги теперь звучат, мерцают буквами на плазме, а не шуршат и не пахнут типографской краской, Гришковец подает в форме цепи очень личных, но при этом совершенно всеобщих воспоминаний: о том, к примеру, что написанная на клочке бумаги записка жене в роддом по случаю рождения первого ребенка по сей день хранится в семейном архиве (у кого такая не хранится!), а эсэмэска, отправленная в качестве реакции на рождение второго, не оставила о себе следа («даже телефонный аппарат не сохранился»). Словом, Гришковец хорош тем, что обмануться на его счет невозможно: если хотите испытать качественные романтические переживания по поводу собственного опыта и ощутить хоть в самой малости свое единство с большинством соотечественников — вам (нам) на Гришковца.
