«Мы стали скульпторами благодаря рисунку Микеланджело!»

В галерее «Мольберт» (второй двор Капеллы) открылась выставка известных французских скульпторов русского происхождения — Андрея и Владимира Гофманов

Когда говоришь о скульптуре, представляется нечто тяжелое, монументальное. А их работы — легкие, почти невесомые. Они прозрачные, порой даже призрачные. Часто повторяется мотив лестниц — шатких, непрочных, по которым упрямо карабкаются маленькие человечки, стремящиеся вопреки трудностям и опасностям наверх, ввысь. Абрисы человеческих голов, внутри которых разгуливают маленькие человечки, словно образы наших друзей и врагов, которые мы всегда носим с собой, в своих мыслях, воспоминаниях.

«Основная идея выставки — пути и дороги. Не только как путешествия и странствия в пространстве. Но и прогулки, которые мы совершаем внутри себя, — поиски себя, своего предназначения. Путешествия во времени — мечты о будущем, воспоминания о прошлом. Наш жизненный путь. Попытки ответить на вопрос: откуда мы пришли в этот мир, куда мы уходим, в чем смысл нашего появления на земле?» — так объясняют свой замысел художники.

Братья Гофман родились в Париже в семье русских эмигрантов. Тогда, в начале XX столетия, мир сотрясали социальные катастрофы. Перекраивались границы, рушились империи, сотни тысяч людей бежали из охваченной революцией России в Европу, пытаясь обрести счастье на новом месте. И даже те, кому это удавалось, были не в силах совсем оторваться от своих корней. Так случилось и с семьей Гофман.

Владимир и Андрей рассказали корреспонденту «ВП» о своих замечательных предках, о своем творчестве и о любви к России и Петербургу.

Владимир (слева) и Андрей Гофманы — русские парижане.

«Пушкин присутствовал в семейных разговорах ежедневно»

— Вы — потомки знаменитого пушкиниста Модеста Людвиговича Гофмана. Это ваш дедушка. Вы его помните?
— Да, конечно! Мы жили в Париже все вместе — дедушка, наши родители, мы оба. И конечно, мы помним всех его замечательных знакомых и друзей, которые приходили в гости, — это были поэты, художники, писатели. Особенно часто бывал у нас дома балетный танцовщик и хореограф Сергей Лифарь, который был крестным отцом Андрея. Это был очень насыщенный и интересный период нашей жизни, который сильно повлиял на наше будущее в смысле культурного развития и выбора скульптуры как дела жизни. Наш дедушка собирал произведения искусства, в том числе эпохи Ренессанса. В его коллекции был рисунок — набросок Микеланджело к его фреске «Страшный суд» в Сикстинской капелле. Нам он необычайно нравился, просто завораживал, мы могли его рассматривать бесконечно с восхищением и благоговением. Когда мы стали постарше, дедушка начал нам дарить произведения искусства из своей коллекции на день рождения, именины, к праздникам. При этом он всегда спрашивал, чего бы мы хотели. Мы выбирали. Но никто из нас не смел попросить Микеланджело. И вдруг однажды приходим и видим: Микеланджело нет! Что произошло? Оказывается, дедушка его продал. Почему? «А я думал, что он вам не нравился, раз вы его не просили», — объяснил дедушка. Это было ужасно, это была потеря. Самое странное, что этот рисунок в последующие годы нигде так и не проявился. Судьба его по сей день неизвестна. Однако этот рисунок гения на нас очень повлиял. Собственно говоря, из-за этого маленького рисунка мы и стали скульпторами.

— Дедушка что-нибудь рассказывал вам о Пушкине?
— Пушкин присутствовал в наших семейных разговорах ежедневно. Дедушка был куратором пушкинской выставки в Париже в 1937 году, приуроченной к столетию со дня кончины поэта. И он никогда не прекращал писать о Пушкине.

— Интересно ли это было кому-нибудь в Париже, издавались работы?
— Да, конечно. Очень много издал Сергей Лифарь. В 37-м году вышли в свет юбилейные издания под редакцией дедушки на русском языке.

Но дедушка писал и по-французски. Он написал историю русской литературы, которая удостоилась премии Французской академии в 1933 году.

Наш отец — Ростислав Модестович сперва переводил русскую классику — Достоевского, Толстого, Тургенева. Потом он стал заниматься музыкой, это была его пассия — страсть. Он стал известным музыковедом в Париже, вел передачи по радио, по телевидению. После 1961 года отца стали приглашать в СССР, чтобы читать лекции о французском языке. Тогда он познакомился со многими русскими композиторами и музыкантами — в том числе с Шостаковичем, с Георгием Свиридовым.

— Вы учились в Париже у знаменитого русского художника Юрия Анненкова.
— Это целая история! Почему мы познакомились с Анненковым? Потому что наша родственница создала во время Второй мировой войны в Париже мастерскую, где изготавливали костюмы для театров и кино. Так она познакомилась с Анненковым и даже стала его ассистенткой при работе над фильмом (Анненков с 1934 года работал в кинематографе, оформил декорации и костюмы более чем к 50 фильмам, а в 1955-м даже номинировался на «Оскар» за костюмы к фильму Макса Офюльса «Мадам де…». — Прим. авт.).

Когда нам исполнилось 17 лет, мы решили поступать в Академию художеств в Париже. И попросили Анненкова с нами позаниматься, подготовить нас. Он согласился, и мы стали его единственными учениками во Франции, потому что он не преподавал. Учились два года, наблюдали за тем, как он работал. С ним было удивительно интересно общаться. Как раз в это время он писал свои знаменитые мемуары «Дневник моих встреч» и нам рассказывал, о чем пишет. 

Скульптуры братьев Гофман легки и прозрачны.

«Мы — на стороне России!» 

— А русский язык вы когда начали изучать?
— Русский — наш первый язык. В семье с нами говорили по-русски. И только когда мы пошли в школу, научились по-французски.

— Когда приехали в Россию впервые?
— В 1965 году.

— И какое у вас было впечатление от знакомства с Советским Союзом — тяжелое?
— Нет, что вы. Мы сразу же полюбили атмосферу Петербурга (Гофманы именно так называют тогдашний Ленинград. — Прим. авт.). Тогда мы ездили между Москвой и Петербургом, сейчас больше в Петербурге, потому что наши предки отсюда, мы обожаем Петербург.

— В Париже стоят некоторые ваши монументы.
— Да, скульптура Андрея стоит возле Opera de la Bastille (оперный зал на площади Бастилии в Париже, возведенный Карлосом Оттом в 1989 году. — Прим. авт.).

В 2001 году был конкурс на лучшую скульптуру, который Андрею удалось выиграть. Это редкая удача, потому что сейчас очень мало новой скульптуры в Париже.

— Может быть, это и к лучшему? В Петербурге, например, устанавливается очень много новых памятников, которые не украшают город. А в Париже сложно добиться разрешения на установку нового памятника, скульптуры? 
— Безумно сложно! Проект должен получить одобрение специальной комиссии. Кроме того, сейчас во Франции и министерство культуры, и муниципалитет Парижа поддерживают концептуальное искусство. Когда важна не форма, а идея, концепт. Очень часто теперь, когда ставят памятник в честь знаменитого человека, его не изображают, а, допустим, пишут какую-то фразу — намек на его произведение, его жизнь, творчество. Это просто отказ от формы, внешнего выражения как явления искусства. И это очень жаль. Потому что настоящее искусство — это гармоничное сочетание идеи с формой. К этому мы как раз и стремимся в своем творчестве, потому что мы привязаны к красоте.

Брошь в виде сердца.

— Расскажите, пожалуйста, об этой выставке. На что вы рекомендовали бы обратить внимание в первую очередь?
— На все! (Смеются.)

— О политике я вас спрашивать, пожалуй, не буду.
— Почему же? Спрашивайте.

— У России сейчас большие проблемы в отношениях с Европой.
— Мы на стороне России! Мы очень переживаем. Мы шокированы поведением нашего президента Олланда. Французы должны иметь свое мнение, а не подчиняться Америке.

Маленькие фигурки — как материализовавшиеся воспоминания.