Николай Мартон: «Старая школа» и «авангард» нашли друг друга

Корифей Александринки Николай Мартон — самый известный из участников «Монокля» — фестиваля моноспектаклей (Театр «Балтийский дом»), который откроется в пятницу. Свой спектакль «Монологи в Царском фойе» Николай Сергеевич представит 10 февраля. Премьера спектакля прошла осенью и была приурочена к 50-летию его служения александринской сцене. Спектакль состоит из монологов персонажей, с которыми артисту не довелось повстречаться на своем пути (здесь даже монологи чеховской Мировой Души и гоголевской Агафьи Тихоновны). Стоя от зрителя буквально на расстоянии вытянутой руки, актер своей игрой задействует пространство — прославленное Царское фойе Александринки.

Николай Мартон в спектакле Полины Неведомской «Монологи в Царском фойе». Фото: Екатерины Кравцовой

— Николай Сергеевич, как возникла идея этого необычного спектакля?
— После «Счастья», последней на данный момент работы Андрея Могучего в нашем театре, у меня появилось свободное время. А я артист, который не может стоять на месте, хоть лет мне о-го-го, да и занят я плотно: играю больше десяти спектаклей в месяц. И я пришел к нашему худруку Валерию Фокину с идеей моноспектакля, состоящего из монологов. Честно сказать, я не думал, что он на это отзовется: жизнь у нас и так насыщенная. Но Валерий Владимирович согласился, предложив режиссеру Полине Неведомской задействовать Царское фойе — пространство в нашем театре особое, со своей историей. Возможно, в Царском фойе будет даже своеобразный цикл моноспектаклей ведущих артистов.

Мы с Полиной трудились почти год и показали Валерию Владимировичу первый вариант: в костюмах, со светом, музыкой… (Смеется.) И с артистом, который сыграл все, что он умеет. Фокин сказал: «Ребята, это все хорошо, только никакого отношения к этому пространству не имеет». Полина творчески отнеслась ко всем замечаниям, и мы ушли от лицедейства, отсекли все внешние излишества. Есть только стулья и минимум реквизита. Мы хотели, чтобы это был спектакль-размышление, доверительная беседа со зрителем. Чтобы было не за что спрятаться: ни за костюм, ни за свет…

— В чем для вас здесь главная сложность?
— Сам материал сложнейший. Казалось бы, выбраны полярные авторы: Чехов — Шекспир, Достоевский — Лермонтов. Как связать все монологи одной мыслью? Хватит ли моих способностей и сил? Это была даже проверка себя. И вообще мне кажется, что это одна из сложнейших работ в моей биографии.

Наш спектакль не только о страстях человеческих, он во многом о Театре. Об искусстве актера. В каком-то смысле мой герой, который проглядывает во всех монологах, — я сам, старый актер. 

— У вас здесь и женская роль…
— В каждом, думаю, сочетаются и женское, и мужское начала. И в моем характере есть нечто от Агафьи Тихоновны из «Женитьбы»… Мечтательность, наверное. Мне всегда было ее жалко, что она остается одна. Вот Агафья Тихоновна и вплелась в эту историю.

— Современный театр вообще уходит от характеров, как бы освобождает актера от границ пола, возраста, амплуа… Вы согласны? И чем, на ваш взгляд, современный театр отличается от архаичного?
— Для меня есть одно определение: талантливо сделано или нет. То, что талантливо, всегда найдет отклик у зрителя. То, что посредственно, пройдет мимо. Мой киевский учитель Михаил Верхадский (ученик великого Леся Курбаса) говорил нам, студентам: «Для вас не должно быть границ. Вы должны понимать, что значит играть по системе Станиславского, по Вахтангову, по Мейерхольду». Это тогда еще, больше пятидесяти лет назад! И мне всегда было интересно работать с разными режиссерами, по-разному понимающими театр.

— Наверное, поэтому у вас произошел альянс с современной режиссурой. И потом, критики отмечают ваш в хорошем смысле формализм — особую чуткость к сценической форме…
— Форма для меня всегда много значила. Меня с молодых лет занимал вопрос выразительности тела, движения, жеста. Не все артисты вполне осознают возможности своего тела. Но в советское время, когда в Александринке принято было страсти в клочья рвать, я с этой «чуткостью к форме», о которой вы говорите, не совсем вписывался в труппу. 

В советскую эпоху было разделение на «театр переживания» и «театр представления» (cмеется). Сейчас меня уверенно представляют: «Вот артист школы представления» (извините за тавтологию). Первым это написал профессор Александр Чепуров — один из ключевых людей нашего театра, и с тех пор началось… Но также меня называют артистом старой школы. Не понимаю, что это такое. Потому что мне столько лет? Но все-таки возраст и школа — вещи разного порядка. Недавно меня пригласили вручить Андрею Могучему Премию имени Толубеева: вы, мол, у него столько играете, ему будет приятно. А один журналист написал нечто вроде: «Артист старой школы вручает премию режиссеру-авангардисту». Ну не смешно ли это — такое разделение? Как же не брать в расчет, что «старая школа» и «авангард» нашли общий язык?

Фестиваль «Монокль» проводится Театром «Балтийский дом» с 1997 года. За это время он стал едва ли не любимым фестивалем среди артистов. И это неудивительно, ведь на нем каждый из актеров единолично владеет сценой и зрительским вниманием. 

Среди имен, открытых «Моноклем», — известные ныне Евгений Гришковец, Алексей Девотченко, Сергей Барковский, Игорь Ларин и другие артисты.

Расписание на январские дни:

Открытие «Монокля»

25 января, 19.30.

Моноспектакль Александра Худякова «Записки сумасшедшего» (Малая сцена «Балтийского дома»).

29 января, 19.30.

Моноспектакль Андрея Балашова «Памфалон» (Малая сцена «Балтийского дома»).

30 января, 19.30.

Моноспектакль Олега Попова «Одесские рассказы» (Арт-кафе «Бродячая собака», Итальянская ул., 4).

31 января, 19.30.

Моноспектакль Константина Арбенина «Два клоуна» (91-я комната «Балтийского дома»).