Никос Флорос: Роскошное королевское платье может быть создано из мусора

Греческий скульптор создает из банок, которые мы обычно выбрасываем, наряды, достойные королев и императриц

Первым, кто сделал алюминиевую банку произведением искусства, был Энди Уорхол. Баночка из-под супа «Кэмпбелл» с его легкой руки стала не менее знаменитой, чем леонардовская «Мона Лиза». Греческий скульптор Никос Флорос (на фото) создает из банок, которые мы обычно выбрасываем, роскошные платья, вызывающие в памяти величественные наряды эпохи барокко и рококо.

Посмотреть эти наряды и убедиться, что материал, созданный из отходов, с виду неотличим от драгоценной парчи, можно в Музее Академии художеств, где до 6 апреля открыта выставка Никоса Флороса. 

Корреспонденты «ВП» встретились с Никосом, чтобы поговорить с ним о моде и об искусстве.

— Ив Сен-Лоран, пожалуй самый великий модельер ушедшего столетия, на вопрос, имеет ли мода отношение к искусству, однажды ответил так: «Нет, не искусство. Скорее ремесло. Своего рода  художественная профессия». Вы согласны с ним?
— Мода — отражение всего, что происходит в современной жизни, сегодня, здесь и сейчас. Она постоянно меняется, у нее нет такой продолжительности, как у искусства, если мы только не говорим о высокой моде. Хотя я, конечно, считаю, что мода близка к сути искусства. Потому что мода часто следует течениям искусства, а искусство порой отражает направления моды. То есть они влияют друг на друга. 

Мода должна отвечать запросам женщины, которые меняются в зависимости от эпохи. Для женщины одежда часто становится средством выражения своего взгляда на мир. Одежда — это всего лишь обертка. Которая, однако, отражает личность женщины. Современная бизнес-вумен носит строгие костюмы от Армани, которые помогают ей создавать ощущение власти и силы. Так же, как в прошлые времена парадные платья английской королевы Елизаветы Первой или российской императрицы Екатерины Великой были для них способом подчеркнуть свою силу и огромную власть. 

— Вы говорите, что мода — это что-то очень непостоянное, изменчивое, капризное. Сиюминутное. Не потому ли делаете платья не из тканей, которые со временем истлевают, а из алюминия — материала, который может быть вечным?
— Не совсем так. Я ведь делаю свои платья из алюминиевых банок, то есть из материала преходящего, который используется один раз, а потом идет на выброс. Но вы по-своему правы, потому что алюминий тоже в какой-то мере имеет отношение к величию. Транснациональные компании используют алюминий для своих продуктов. С помощью этого материала они создают красивую яркую обертку, которая помогает посредством рекламы насадить свой продукт во многих странах мира. Вообще, на мой взгляд, девиз современной эпохи: «Потребляю — значит, существую». 

— Вы используете для создания своих королевских нарядов баночки еще и потому, что хотите обратить внимание на проблемы экологии? Мусор должен быть переработан?
— Экологичность — один из многих месседжей, присутствующих в моих скульптурах. В данном случае важно, что продукт, который идет в употребление, после не превращается в мусор, а становится предметом одежды. То есть ему придается совершенно другое измерение. Я показываю, что роскошное королевское платье может быть создано из мусора. 

— Знаете, в России алюминий сегодня используется не столько для баночек, сколько для строительства самолетов…
— Да, конечно! Я потому и говорю, что алюминий — современный материал. Я часто говорю, что в истории человечества был век бронзовый, железный, а сейчас — алюминиевый.

Чтобы понять, из чего создано это платье, нужно приблизиться к нему вплотную.

— Вам, конечно, известен Пако Рабанн — знаменитый испанский модельер, ставший французским кутюрье. В 60 — 80-е годы он прославился своими платьями, сделанными из пластика и металла. Его даже называли кузнецом.
— Да, разумеется, я наслышан о нем. Но между его творчеством и моим — большая разница. Пако Рабанн все-таки делал одежду, которую носили. В числе его клиенток были многие кинозвезды той эпохи. Я же делаю не костюмы, а скульптуры в виде парадных платьев. Совершенно разные подходы, разное использование материала.

— В 2003 году вы запатентовали технологию, которую применяете для создания своих скульптур. Поясните, пожалуйста, в чем ее суть? Это отливка, штамповка, какое-то особенное прессование? 
— Суть в том, что я не лью, не штампую, не прессую. Я просто беру банки из-под напитков и режу их на полоски, не меняя ни цвет, ни форму. Просто перерабатываю эти алюминиевые баночки в совершенно другой материал — в такую металлическую ткань. Делать это приходится с большой осторожностью, потому что алюминий — чрезвычайно сложный материал, он хрупкий, легко ломается. 

— Но в чем же все-таки ваше ноу-хау?
— Во всем мире нет аналогов тому, чтобы из банок создавались скульптурные наряды, напоминающие парадные платья королев, императриц, оперных примадонн. Чтобы с их помощью кто-то добивался впечатления дорогой парчи, золотного шитья. Только когда подходишь к моим платьям почти вплотную, понимаешь, что это не парча.

— Когда-то Кристиан Диор давал имена своим платьям. Ваши скульптуры, которые сейчас выставлены в Музее Академии художеств, тоже имеют имена. Многие из них связаны с творчеством греческой оперной дивы Марии Каллас, с ее самыми знаменитыми партиями. Каллас — ваша муза? Кстати, вам не довелось с ней встретиться? 
— Нет-нет, к тому времени, когда я начал работать, ее уже не было в живых. Но это ничего не значит. Мы, в Греции, до сих пор чувствуем ее присутствие. Сила таланта в том, что наделенный им человек может уйти из жизни, но его искусство продолжает жить. Знаете, я подумал, что, пожалуй, я бы даже не хотел познакомиться с ней лично. Потому что личное знакомство сняло бы с ее образа некий покров тайны. Живя в Америке, я познакомился со многими художниками, творчество которых мне было интересно, и, должен признаться, был разочарован.

— Иными словами, верна древняя истина: «Нельзя прикасаться к идолам — позолота стирается»?
— Именно по этой причине я считаю, что не стоит интересоваться личной жизнью художников.

— Вас вдохновляет ее чарующий голос или внешний образ?
— В первую очередь, конечно, ее внешность, ее красота, ее стиль. Ведь Мария Каллас до сих пор остается одной из икон стиля. Я смотрел много видеозаписей, запечатлевших ее на сцене. И должен сказать, что она, конечно, была великолепной певицей, но еще привносила в оперу действо, гипнотизировала своего зрителя, зачаровывала его. На мой взгляд, Каллас — это современная фея, колдунья. Она могла выйти на сцену, пять минут постоять и уйти, и народ все равно бы восхищался ею. Важна энергия, которую она передавала публике. 

— Вы первый раз в Санкт-Петербурге?
— Да. И ничего еще, в общем, не успел посмотреть. Однако определенные мысли появились. У меня мечта: сделать когда-нибудь собственный музей для постоянной экспозиции своих работ. И вот я подумал: почему бы не создать такой музей в вашем городе? Здесь живет очень интересующийся искусством народ, понимающий искусство, требовательный. И поэтому меня Петербург в этом смысле интересовал бы более, чем какой-либо другой город. Посмотрим.

И в перекрестный Год Греции и России я тоже хотел бы что-то сделать в вашем городе.

— Как кутюрье, дизайнер одежды, вы работаете? Если не для прет-а-порте, то хотя бы в от-кутюр?
— Нет. Я скульптор, а не дизайнер. Я планирую сотрудничать с модными домами, но пока это секрет, который не хотел бы раскрывать. Может быть, буду делать какие-то вещи дополнительно.