Газета выходит с октября 1917 года Monday 25 ноября 2024

«Разгул мракобесия с гадалками и знахарями — лишь возвращение к норме»

Что стоит за бутылкой, брошенной в окно Музея Набокова в ночь на 10 января? Очередная выходка вандалов, к которым город уже, как это ни страшно, привык? Или нечто более серьезное, раскрывающее болезненное состояние нашего общества?

В бутылке было обнаружено послание, содержащее цитату из Ветхого Завета на тему блуда. Общий смысл послания: «Как вы не боитесь гнева божьего, пропагандируя педофилию Набокова!» Кроме того, неизвестные объясняли причины своего поступка и предупреждали о готовящихся нападениях на это историко-культурное учреждение, а также на другой городской музей — «Эрарту» и даже на Государственный Эрмитаж. 11 января руководители историко-культурного учреждения передали записку вместе с бутылкой в правоохранительные органы.

«Бывают ночи: только лягу, в Россию поплывет кровать, и вот ведут меня к оврагу, ведут к оврагу убивать» (Владимир Набоков)

Корреспондент «ВП» связалась с Музеем-квартирой Набокова, сотрудники которого продолжают работать в обычном режиме. И поняла, что там склонны рассматривать происшествие просто как хулиганскую выходку вандалов. Вот что рассказал один из сотрудников музея — Данила Сергеев:

— Мы не допускаем никаких домыслов по поводу случившегося. Есть факт разбитого окна, есть милиция. Стекло мы заменили. В остальном пусть разбираются органы, это их работа, мы делаем свою. Музей не располагает какими-либо фактами, чтобы делать выводы. Поймите, если реагировать на всех сумасшедших в этом мире, то никаких нервов не хватит.

В минувшую пятницу скандальную ситуацию официально прокомментировал вице-губернатор Петербурга Василий Кичеджи:

— Произошедшее в Музее Владимира Набокова я расцениваю как мелкое хулиганство, грязную выходку. Я связался с Сергеем Богдановым, проректором Санкт-Петербургского государственного университета, в ведении которого находится Музей Набокова. Он мне сообщил, что ситуация находится под контролем, полиция разбирается с этим инцидентом. Я ответственно заявляю, что власть в городе в силах защитить и университетский музей, и Государственный Эрмитаж, и частную галерею, и другие культурные институты от любых провокаций и хулиганских действий.

«Вечёрка» все же сочла необходимым поговорить с экспертами — культурологами, литературоведами и писателями о том, как они расценивают «наезд» на Музей Набокова и на «Лолиту». Как банальную выходку вандалов, к которым город (и это по-настоящему страшно) успел уже привыкнуть? Или все же бутылка, брошенная в окно Музея Набокова (спасибо, что с посланием, а не с коктейлем Молотова), — очередное звено в цепи скандалов, связанных с нападками именно на произведения искусства, высокого ли, массового ли (обличение Мадонны, защищающей гомосексуалистов, требование запретить моноспектакль Леонида Мозгового «Лолита» в музее «Эрарта» и привлечь Эрмитаж и лично директора музея Михаила Пиотровского к ответственности за проведение «экстремистской» выставки британских художников Джейка и Диноса Чепменов «Конец веселья»)? И что стоит за этим обличением «безнравственности»?

«Уважаемые присяжные женского и мужского пола! Полюбуйтесь на этот клубок терний!»

Александр Ласкин, доктор культурологии, профессор, член Союза российских писателей:
— С одной стороны — ничего особенного. Обычное хулиганство. Вроде как нацарапали в лифте нехорошее слово. С другой — все же что-то не так. Слишком много подобных фактов. Самая большая опасность заключается в том, что ревнители нравственности не останавливаются ни перед чем. Даже вывески «Музей Набокова» или «Эрмитаж» их не смущают. Думаю, что ощущение себя высшей инстанцией, дающей право казнить и миловать, есть не что иное, как плод невежества. Господа! Прочтите внимательно роман, за который вы насылаете божьи кары! Вы поймете, что это произведение — исповедь человека, совершившего преступление. «Уважаемые присяжные женского и мужского пола! — говорится в первой главке. — Полюбуйтесь-ка на этот клубок терний». Вот видите: «клубок терний». И еще в первой строчке есть обращение к героине: «Грех мой, душа моя».

Надо сказать, невежественные люди существуют всегда, но не всегда невежество было так востребовано, как сегодня. Ведь не частные, а государственные люди придумали пресловутые «ограничения»! Если Вторая симфония Рахманинова у нас «16+» (так было написано на афише Петербургской филармонии), то что говорить о «Лолите»! Воспаленный мозг принимает сигнал — и реагирует соответственно. Как видно, из глубин подсознания всплывает ненависть к культуре как таковой. Ко всякого рода высокоумности. К ощущению себя — понимающими, а всех других — непонимающими. Ах, вы думаете, что умнее других? Ну так вот вам — бутылка в окно. Удивительно, что современное телевидение с его непрерывным Малаховым, рассказами о каннибалах и сексуальных отношениях в дурдоме такой реакции не вызывает. Почему? Может, потому, что телевидение ничуть не поднимается над уровнем своих зрителей. С ним, телевидением, — хорошо, а вот с Музеем Набокова и Эрмитажем — как-то непонятно и беспокойно.

«Агрессия — всегда следствие страха»

Александр Мелихов, писатель:
— Что есть более серьезное, чем стремление людей защитить нравственность как они ее понимают? То есть то представление о мире, тот жизненный уклад, в котором они твердо знают, что хорошо, а что плохо, что красиво, а что безобразно, и — самое главное — где они сами хороши и красивы. В своем романе «Так говорил Сабуров» (он сейчас выходит в издательстве Союза писателей Петербурга) я позволил себе развить ту мысль, что социальная причина самоубийств заключается в утрате несомненного чувства собственной правоты. Так что, восставая против непривычных стандартов, люди защищают самые основы своего существования. Ради этого можно пойти на очень многое.

Вы задаетесь вопросом, не начинается ли новое Средневековье, мракобесие, связанное с падением уровня образования и культуры. Или это всего лишь болезнь роста и в этом нет ничего страшного. Если новое Средневековье породит новые готические соборы и новых Джотто и Дюрера вместо Уорхола и Кабакова, это будет не так уж плохо. Без веры в чудеса, в загробный мир человечество прожило лишь несколько исторических минут, и эта жизнь показалась ему ужасной. Нынешний разгул мракобесия с гадалками и знахарями — всего лишь возвращение к норме.

В своей книге о Южной Корее я уделил главу тамошнему христианскому возрождению: оно охватывает самых образованных и успешных людей и абсолютно лишено шарлатанства и агрессивности, ибо уверено в себе. Агрессия — всегда следствие страха.

«Дом-2» переживет и возбужденных казаков, и господ депутатов. Поскольку пошлость бессмертна

Вы спрашиваете, почему протестующие спокойно воспринимают такие телепередачи, как, скажем, «Дом-2» на ТНТ или некоторые программы НТВ, но нападают на высокие произведения искусства вроде гениальной «Лолиты» Набокова. А почему на слово из трех букв, произнесенное в кабаке, не обращают внимания, зато в автобусе начинают ворчать? Ну а если его слышат в пространстве идеальном, в пространстве эталонов, то приходят в полное негодование. «Дом-2» — это кабак, а «Лолита» — пространство образцов, к нему и требования предъявляются предельные. Новые стандарты утверждаются через культуру — именно в пространстве образцов. Им и пытаются дать бой.

«Лолита» — это книга о любви, о том, насколько это пронзительное и злое чувство»

Илья Доронченков, кандидат искусствоведения, профессор, преподаватель Академии художеств и Европейского университета:
— Любое нападение на музей вызывает только сожаление. Но сам по себе поступок такого рода, куда бы ни бросали бутылки — в Музей Набокова или в Музей Горького, — говорит либо об ограниченной вменяемости, либо о сознательной провокации.

Надо понять, что с некоторого момента мы живем в условиях общественной и политической реакции, а в такие периоды активизируются люди ограниченные и агрессивные, боящиеся жить своим умом и прячущиеся за тем, что они принимают за «устои».

Братья Чепмен и Набоков — явления разного качества. Злостный коммерческий эпатаж в особо крупных размерах (мое личное оценочное суждение о творчестве британских художников) и высокая литература, использующая эпатажную тему в своих, вовсе не эпатажных целях. Надеюсь, я не испугаю читателя, сказав, что «Лолита» — это книга о любви, о том, насколько это пронзительное, злое и изобретательное чувство, которому не суждено исполниться до конца. Но для значительного числа людей, чьи представления о жизни не выходят за пределы традиции (советской или православной — в данном случае не важно), это книга о противоестественной страсти. Но тогда давайте бросим бутылку в Музей Достоевского — очень многое из того, что есть у Набокова, есть и у него.

Люди, которые бросают бутылки в музеи, подают заявления в прокуратуру на Эрмитаж, принимают репрессивные законы регионального масштаба и совершают прочие мелкие пакости, могут быть лично убеждены в том, что они защищают общественную нравственность. От этого не легче. Общественная нравственность определяется прежде всего тем, что государство, церковь и то, что модно называть словом «элиты», стараются вести себя в соответствии с древней моралью, описанной в свое время десятью заповедями. Когда наверху не лгут напропалую, то и обычный человек более или менее следит за собой.

Хочу напомнить, что в середине XIX века Франция сочла порнографическими «Мадам Бовари» Флобера и бодлеровские «Цветы зла». Это была общественная цензура, осуществляемая посредством судебной власти. Под удар попало подлинное искусство, а кафешантан и публичные дома существовали как ни в чем не бывало. Так и «Дом-2» переживет возбужденных казаков и господ депутатов — поскольку еще никто не совладал с пошлостью (Набоков был не прав, считая, что это сугубо русское понятие).

Не нравится — не ешь, или Запрет как двигатель искусства

Вячеслав Кочнов, музыковед, историк искусства:
— Не нравится — не смотри, не хочешь — не слушай. Казалось бы, эти простые и понятные истины давно восторжествовали в современном российском обществе. Последние 20 лет художники всех мастей привыкли жаловаться совсем не на запреты, а на «цензуру денег»: мол, снимай что хочешь, пиши и рисуй что хочешь, а вот денег на издание книги или на съемку фильма найти негде. Многим эта «цензура денег» показалась даже злее ее идеологической сестры.

И вдруг — то, о чем принято говорить: «Иногда они возвращаются»... И возвращаются даже пока не запреты в формальном смысле этого слова, а протесты общественности (в основном клерикально настроенной) в духе пресловутого «я роман Пастернака не читал, но скажу».

Ну и впрямь неужели кто-то из протестовавших против постановки Леонидом Мозговым «Лолиты» в «Эрарте» читал скандальный роман Набокова? Очень сомневаюсь. Я в свое время с трудом дочитал его до конца, несмотря на всю его «скандальность». Я просто заскучал. Но из-за специфики моих литературных пристрастий мне никогда бы не пришло в голову митинговать в пользу запрета театрализации этой эродрамы. Золотое правило: не нравится — не ешь, не хочешь — не смотри.

На самом деле, если приглядеться к явлению поближе, запрет — такой же великий двигатель искусства, как реклама — торговли. Возьмем богатый на запреты ХХ век. В январе 1936 года, побывав в Большом на очередном спектакле «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича, товарищ Сталин, большой, надо отметить, театрал, выходя из правительственной ложи, буркнул: это не музыка, а сумбур… Из этого словечка родилась знаменитая передовица «Правды» «Сумбур вместо музыки», и опера на четверть века ушла с театральных подмостков. Но зато каким триумфальным было ее возвращение! А какой промоушн через 20 лет получила положенная из-за этих событий в стол 4-я симфония Шостаковича! Правда, самому автору в 1936 — 1940 годах, до тех пор пока он не был удостоен своей первой Сталинской премии, пришлось сильно понервничать. Но кто же говорил, что жизнь художника бывает легкой?

И наоборот: картины Ван Гога никто не запрещал, что не помешало ему нелепо и неумело покончить с собой из-за непролазной нищеты и безысходности.

Товарищ Гитлер так же, как и товарищ Сталин, помогал как умел продвижению произведений искусства, которые были ему не по вкусу. Мало кто не знает о выставке «дегенеративного искусства», проведенной гитлеровцами в Мюнхене в конце марта 1936 года, всего лишь два месяца спустя после выхода статьи «Сумбур вместо музыки». А какая роскошная выставка была! Какие имена: Эмиль Нольде, Оскар Кокошка, Пикассо, Гоген, Матисс, Сезанн, Жерико и бедняга Ван Гог! А товарищ Хрущев с его «п…сами» в Манеже? А бульдозерные выставки?

В конечном счете все это оказалось чистым пиаром и рекламой, выявив глупость и ограниченность тт. Гитлера, Сталина и Хрущева!

Сейчас СМИ сообщают: некие активисты якобы казачьих организаций заявили, что готовят нападение на новое здание Эрмитажа за выставку братьев Чепмен и на Музей современного искусства «Эрарта».

Единственный вопрос, который лично мне интересен: что это —

1) несостоявшиеся гитлеры и хрущевы хотят самовыразиться и выразить свое «фи» книгам, которые они не читали, и спектаклям и выставкам, которые они не смотрели, или

2) это эдакий постмодернистский перформанс, в котором все участники — постановочные персонажи?

Ответа на этот вопрос у меня пока нет, но говорят, что сотрудники Музея Набокова на Большой Морской напуганы не по-бутафорски…

Интервью артиста Леонида Мозгового, которому «казаки» пытались запретить выступление в моноспектакле «Лолита», читайте в завтрашнем, пятничном, номере «Вечёрки».

 

↑ Наверх