Одиннадцатый фестиваль, или Все, что угодно

14 апреля в Мариинском 2 журналистам показали фильм режиссера Анны Матисон «Прокофьев: во время пути»

В главных ролях — Валерий Гергиев и Константин Хабенский. Что это и о ком — осталось загадкой. С первых же минут в зрителе борются две эмоции. Удовольствие и недоумение. Удовольствием мы в основном обязаны великолепной музыке, почти постоянно звучащей за кадром. Недоумением — всему остальному.

Вот Константин Хабенский ест шоколад на даче Сергея Прокофьева. За окнами веранды — зима. Хабенскому холодно и грустно, он кутается в шаль. Озябшими пальцами листает дневники композитора. Временами рядом возникает — видимо, галлюцинация — еще один Хабенский, во фраке и с бабочкой, со странно зализанными набок волосами. Это как бы сам Прокофьев. Ему тоже тоскливо, он то и дело опирается лбом о холодное стекло и повторяет в раздумье строчки собственного дневника.

На Хабенского — Прокофьева первый Хабенский не обращает внимания. Зато ругается по телефону с какой-то барышней (ее играет сама режиссер). Барышня на дачу Прокофьева впоследствии тоже прибывает, но с Хабенскими не пересекается, грустно ходит по комнатам. Возможно, она тоже галлюцинация.

А теперь, как говорили Монти Пайтоны, нечто совсем другое. Остальная часть фильма — это вполне документальная нарезка из моментов XI Московского пасхального фестиваля. Тут царит в основном Валерий Абисалович — мы видим отрывки из его интервью, какие-то моменты репетиций, встречи с чиновниками, с детьми… Иногда появляется, впрочем, Денис Мацуев.

Какая связь между документальной фиксацией фестиваля Гергиева и игровой интерпретацией дневников Прокофьева — сперва абсолютно неясно.

Это уже после фильма режиссер объяснила, что на XI Пасхальном фестивале прозвучали все симфонии и все фортепианные концерты Прокофьева — вот и ассоциация пошла… Как-то маловато.

Даже если это и проговаривается где-то в фильме — эта связь абсолютно погребена под ворохом разножанровых кусочков. Видимо, жалко выкинуть и то, и это. Получившаяся смесь по связности содержания больше всего похожа на затянувшийся рекламный блок. Тут рекламируются Мариинский театр, Валерий Гергиев, Пасхальный фестиваль... Вот логотип РЖД. Вот — Великая Отечественная, голос Левитана... Звучат не только Прокофьев, но уже и Мусоргский, и Шуберт, и Сэмюел Барбер. Потом наконец достают уже порядком подзабытого Хабенского, и опять он мерзнет на веранде. Хабенский — Прокофьев мучительно рассказывает, как он сходил в трактир. Снова Валерий Гергиев — напоминает, что необходимо по всей России построить музыкальные театры с хорошей акустикой…

Внезапно, под конец,  каким-то 25-м кадром мелькает Сталин в гробу. Это оттого, что Сталин и Прокофьев умерли в один день. Хабенский в какой-то момент укоризненно проговаривает, что, дескать, это единственное, что интересует биографов. Но кажется, что именно такой логикой и руководствовались при создании фильма.

— Я тоже не понимаю, что это такое. У нас самих столько вопросов к этому фильму… — признается режиссер. Ну, спасибо за откровенность: мы так и подумали.