«Он говорил от лица простого парня, а именно это людям и близко!»

Почему творчество Виктора Цоя популярно до сих пор

Уже третье поколение молодежи слушает песни Виктора Цоя, носит футболки с его изображением, поет его песни в подземных переходах. Фанаты как один говорят, что он им очень близок, как родной. Я сам порой испытываю подобное чувство. И вроде бы мир уже десять раз изменился: у всех есть оптоволокно и Интернет, айфоны и всякие-пады, хорошую гитару купить не проблема, как, собственно, и машину. Нам доступна любая информация в любое время, у нас есть все, чего не было в далеких восьмидесятых, когда Виктор писал свои песни. Но почему-то все его слова бьют прямо в сердце, заставляя вздрагивать от какого-то нереального ощущения близости этого человека, словно вот сейчас с ним ты и сидишь на кухне: «Сигареты в руках, чай на столе — эта схема проста». 

Так в чем же загадка этих песен, в чем тайна успеха творчества Виктора Цоя? Может быть, в этом вопросе нам поможет разобраться человек, близко его знавший, но при этом не связанный с ним исключительно творчеством? Поэтому я и обратился к Сергею Фирсову, арт-директору клуба-музея «Камчатка». 

Сергей Фирсов, известный в те времена переписчик магнитоальбомов, одним из первых устроился в легендарную кочегарку истопником, а затем привел туда и Цоя, и других резидентов Ленинградского рок-клуба. С того момента котельная превратилась в место постоянных сборищ ленинградских рок-музыкантов, в некий микрокосм, в котором рождались идеи, песни, настроения… 

Каким был настоящий Виктор Цой? 

— Вы довольно тесно общались с Виктором на протяжении того времени, что он работал в котельной. Можно ли было предположить еще тогда, что ваш товарищ станет настолько знаменит и любим?
— Талантливый человек всегда заметен — не только в песнях, он и в жизни талантливый. Виктор был приятным человеком: умный, веселый, жизнерадостный. Он любил жизнь — за его восточным спокойствием это все равно чувствовалось. И конечно, энергия от него шла, от него подпитывались многие. Но сам талант открывался со временем, постепенно: ведь не всем сразу нравились его песни, в рок-клубе его не очень принимали изначально, со скрипом, конечно, входил он во все это. Сама музыка на первых порах была довольно сырая, потребовалось немало времени, чтобы «Кино» набрало силу, чтобы парни повзрослели как музыканты. И только по прошествии лет стало понятно, что все эти квартирники, посиделки в кочегарке были не просто песенки, а действительно серьезные вещи. 

— Уже которое поколение запоем слушает Виктора. И если спросить фанатов, то многих привлекает его образ «последнего героя», который расцвел в кинофильме «Игла», а затем был подкреплен эпической лирикой альбома «Группа крови». При этом герой Цоя не спустился с облака, а свой в доску парень из соседнего парадного. Был ли он столь героичен в жизни?
— Что ты, в жизни все было куда проще, никакого героя он из себя не строил. Витя был абсолютно нормальным парнем, без каких-либо понтов, а если б они были — я бы с ним не общался. Не люблю людей, которые понтуются. С ним было удобно помолчать, музыку послушать, никогда не тараторил, говорил редко и метко, с ним было комфортно в этом смысле, от него невозможно было устать. Да, у него был имидж, он его постепенно вырабатывал, но это был только имидж, в жизни он оставался самым обычным человеком. Виктор прекрасно знал цену и славе, и деньгам, да и дружбе в том числе, поэтому перед друзьями он оставался самим собой — привычным и родным. Другом, одним словом.

— Формулировка следующего вопроса дается тяжело, но попробую: каким другом был Виктор? 
— Знаешь, у нас были очень ровные близкие отношения, но при этом ни я не лез к нему в душу, ни он ко мне, я мог что-то знать о его жизни, а чего-то и не знать вообще. К примеру, я никогда ничего не слышал о его родителях до его смерти. Он не выплескивал свою жизнь на всех подряд — потрясающее чувство дистанции и такта! С этой точки зрения мы, наверно, не были лучшими друзьями, хотя были очень близки, пока работали в «Камчатке». Видясь практически через день, ты прикипаешь к человеку, а он к тебе. У нас были общие увлечения — музыка, аудиозаписи, которыми мы постоянно обменивались и обсуждали их. Но каких-то подвигов дружеских не было: он не спасал меня ни от хулиганов, ни от ментов — все обходилось без дурацких приключений. Работая проводником, я возил Витю с Марьяшей в Крым зайцами, пряча во время нашествия контролеров то в багажных рундуках полупустого вагона, то на глубокой багажной полке служебного купе проводников, задвинув большим чемоданом. Помню, как Вите не повезло с рундуком: там по ходу что-то умерло, и вонь стояла невероятная. И ему, бедняге, приходилось приподнимать сидушку и высовывать нос наружу, чтобы подышать, хотя это было еще то «палево». Все было очень просто: мы много смеялись, загорали и купались, жили то дикарями, то в стремных съемных хибарах, тырили в столовке еду, ныряли за пустыми бутылками и, сдавая их, выручали финансы на что-нибудь, на что хватит. Потом снова купались и смеялись. Мы не думали о завтрашнем дне, о каком-то там будущем, мы очень хорошо жили, просто были счастливы. Но ничего особенного в этом не было — мы были как все. 

— Буду ли я прав, если скажу, что неугасающая популярность творчества Виктора и таится в этом «как все»?
— Как сказали бы французы, «абсолюно»: то есть ты абсолютно прав — он писал от лица маленького человека, от простого парня, а именно это людям и близко! В стихах Вити нет ни политики, ни какого-то особого героизма — там очень простые вещи: пачка сигарет, дом стоит — свет горит, синим цветком горит газ… Потому это понимают, потому его творчество до сих пор близко людям — с годами оно не стареет, потому его песню вам наиграет и студент, и пенсионер. 

— Кстати, о «народности» творчества. Не так давно наткнулся на весьма древнюю публикацию одного американского музыковеда, в которой этот персонаж умудрился сравнить творчество Курта Кобейна и Виктора Цоя: мол, оба «из народа», музыка у обоих — проще некуда, тексты о том, как у обоих все плохо… Якобы «народность» их и объединяет, и оправдывает нежданный успех. Легитимно ли подобное сравнение?
— Вообще-то при таком подборе фактов «Кино» можно сравнить не только с «Нирваной», там еще пара десятков наберется: те же «Дорз», «Криденс», но все они в той или иной степени «притянуты за уши»! Я, если честно, не вижу ни одного сходства между наркоманом Кобейном и нормальным парнем Виктором Цоем. Будучи еще не известным, Кобейн по триста долларов в день на наркотики тратил, а Цой беляши ел, Курт не работал ни одного дня, а у Вити мозоли кровавые от лопаты были, когда в морозный день он без отдыху уголь в топку кидал. Музыка у американца прекрасная, слов нет, но общего между ними больше ничего, в жизни — точно. 

— Часто ли вам доводилось встречаться с Виктором после его ухода из «Камчатки»? Изменился ли он? 
— К сожалению, мы очень мало виделись за те два года, всего раз пять или шесть, ведь у Вити был плотный гастрольный график, да и вообще жизнь стала куда более насыщенной, чем до этого. Вокруг менялось все: время, наша страна, жизнь наших знакомых… Да и сам Виктор менялся — за это время, как мне показалось, он стал более жестким. Думаю, ему приходилось постоянно принимать какие-то морально тяжелые решения, и именно это изменило его. Но Виктор был сильным духом человеком, всегда стоически выносил все жизненные встряски, а их на его судьбу выпало предостаточно. Но как всегда, он бы выбрался и все было бы хорошо.  

— Как вам кажется, как Виктор отнесся бы к действу, разворачивающемуся в БКЗ «Октябрьский»? 
— Думаю, ему бы понравилось. Ведь Юра Каспарян вышел с этим оркестром. А они были очень близки. А значит, и Виктор бы вышел. Здорово, конечно, что его память настолько чтут, но лучше бы он был просто жив. 

«Думаю, ему было бы интересно»

Сегодня в БКЗ прозвучат композиции группы «Кино» в исполнении симфонического оркестра.

К этой дате его друзьями и соратниками была подготовлена беспрецедентная программа «Виктор Цой — 50. Симфоническое Кино», в рамках которой в БКЗ «Октябрьский» сегодня прозвучат композиции из репертуара группы «Кино» в исполнении симфонического оркестра Государственного Эрмитажа. 

Буквально накануне концерта корреспондент «Вечернего Петербурга» встретился в Балтийском медиа-центре с ключевыми фигурами проекта — композитором Игорем Вдовиным, подготовившим партитуры для оркестра, и гитаристом Юрием Каспаряном, бессменным участником группы «Кино» и другом Виктора. 

В первую очередь мы задали свои вопросы Юрию Каспаряну, гитаристу, который стал практически легендой. Ведь то, что ему предстоит сделать — солировать с симфоническим оркестром, — по плечу далеко не каждому музыканту, даже с таким большим стажем. 

— Юрий, каково это — играть вместе с оркестром?
— Работать с оркестром очень интересно: ведь когда имеешь дело с группой «классической рок-формации», то на сцене присутствуют четверо профессионалов, в случае с оркестром — их семьдесят! Эффект, соответственно, намного сильнее. Лично для меня это огромное морально-эстетическое удовольствие. При работе с оркестром технических нюансов, конечно, много, но если говорить о них, то все упирается в общие фразы вроде «профессионалы — они профессионалы везде», и это действительно так. Музыканты оркестра, конечно, «заточены» под исполнение другой музыки, но, поскольку они настоящие профи, никаких проблем не возникает. Приятно, что многие из них тепло и с пониманием отнеслись к поставленной задаче, некоторые даже подпевают.

— В свете декабрьских событий некоторые песни Виктора получили новое прочтение, та же легендарная «Перемен...» звучала на митингах. Как вы относитесь к этому?
— Начну издалека. Революционное прочтение текста песни «Перемен...» еще в восьмидесятых у нас вызывало шутки и смех: ведь в сущности песня эта глубоко личная. Звучащие в ней местоимения множественного числа «мы» и «нас» всегда подразумевали нашу небольшую компанию, собиравшуюся на кухне. И то, что эта песня была использована как какой-то гимн… В Минске, я слышал, ее включали на митингах, а впоследствии запретили транслировать по радио. На самом деле так с любым творчеством: хорошая поэзия, проза или картина в зависимости от современного положения дел всегда будет иметь какую-то актуальную трактовку. Значит, автор когда-то давно «попал в яблочко».  

— На афишах мелькало имя Александра Цоя, сына Виктора. Действительно ли он примет участие в концерте? 
— Имя Саши Цоя стало жертвой интриг промоутеров. Будет он на мероприятии или не будет — его личное дело, но разрешения на публикацию такой информации он не давал: здесь имел место непрофессионализм промоутеров, если не хуже.

— Известно, что Александр Цой ведет замкнутый образ жизни, практически изолировав себя от общения с окружающими. Общаетесь ли с ним вы?
— В последний месяц у нас наладилось приятельское общение, и сейчас Александр сидит в монтажной в Останкине, принимая участие в завершении работы над документальным фильмом, премьера которого должна состояться 21-го вечером. Для этого же фильма он записал песню «Атаман». Так что общими силами мы готовились к юбилею Виктора. 

— Как бы Виктор воспринял «симфоническое прочтение» музыки группы «Кино»?
— Я не могу говорить за него. Думаю, ему было бы интересно, ведь он был разносторонне развитым человеком, очень музыкальным. Мы же со своей стороны хотим почтить его память. И на мой взгляд, монументальнее это сделать уже невозможно. Затем мы обратились к композитору Игорю Вдовину. Отметим, что труд, проделанный этим человеком при подготовке концерта, более чем велик, ведь Виктор Цой никогда не вел нотных записей своих песен. Поэтому Игорю приходилось полагаться лишь на свое мастерство и талант. Хотя на вопрос «Сложно ли?» он скромно отвечает, улыбаясь: «Не очень!»

Нотабене

Те, кто не попадет на концерт «Симфоническое Кино» сегодня, могут посмотреть его телеверсию уже 24 июня в 17.15 на телеканале «100ТВ» в рамках специально подготовленной программы «День Виктора Цоя». 

В 18.20, сразу после демонстрации концерта, будет показан документальный фильм «Последний герой». Серию посвященных Виктору передач завершат документальный фильм Алексея Учителя «Рок» (20.45) и культовый художественный фильм «Игла» (22.30).