«Он терпеть не мог, когда его называли Густавом! И друзья его так не называли»

20 июля, на 51-м году жизни скончался Георгий Гурьянов

Известный музыкант, бывший барабанщиком в группе «Кино», а также участвовавший в курехинской «Поп-механике», в том числе и в записи саундтрека к культовому фильму — мистическому триллеру Олега Тепцова «Господин оформитель». И не менее известный художник, входивший в круг Тимура Новикова.

«Он терпеть не мог, когда его называли Густавом. И друзья его так не называли! — сказала корреспонденту «ВП» известная художница Ольга Тобрелутс, тоже входившая в Новую академию изящных искусств.

И, хотя сейчас ленты новостей и социальных сетей заполнены сообщениями о смерти «Густава», я из уважения к его воле буду называть его Георгием. 

Смерть Георгия Гурьянова не стала для его друзей и поклонников неожиданностью. Было известно, что он тяжело болен, ему диагностировали гепатит С с онкологией печени и поджелудочной железы. «Георгий был моим другом, — вспоминает Ольга Тобрелутс. — Когда врачи поставили ему страшный диагноз, он сказал: «Мне тут написали депрессивный сценарий. Но я терпеть не могу драм и его перепишу!»

Меня всегда поражала в нем сила воли и выдержка. В последнее время он тяжело болел, лежал в больницах, ему было так больно, а он переносил все с достоинством и мужеством, и только извинялся, что доставляет столько хлопот своим друзьям. Говорил, что терпеть не мог больных, а теперь вот сам вынужден обращаться за помощью к друзьям. 

Он переносил свою болезнь стоически. Недаром одним из его ориентиров в искусстве и философии, в отношении к жизни и смерти был Древний Рим. Когда несколько недель назад в соцсетях стали появляться посты о том, что Георгий Гурьянов тяжело болен и нуждается в средствах для дорогостоящего лечения, сам художник был возмущен и попросил прекратить эти разговоры. 

Георгий Гурьянов был человеком, обладавшим чувством собственного достоинства. Больше того, он был эстетом в самом высоком смысле этого слова. Истинным денди — и в одежде, и в манере поведения. Жил почти отшельником, сторонился масс-медиа и светских тусовок. Несмотря на это, был причислен к самым модным и дорогим художникам Петербурга и современной России в целом. Его картины очень ценились в кругах знатоков искусства и коллекционеров — и в прямом (материальном), и в переносном (духовном) смысле слова. 

Карьера Георгия Гурьянова-художника началась в конце 70-х, когда он познакомился с Тимуром Новиковым. Гурьянов входил в группу «Новые художники», а затем вошел в созданную Тимуром Новиковым Новую академию изящных искусств. Тогда, в начале 90-х, почувствовав, что пафос авангарда и андеграунда исчерпал себя уже в первые годы перестройки, Тимур сконструировал новый миф. Провозгласив Петербург последним сохранившимся в мире городом-заповедником классического искусства, он изобрел и новое течение в искусстве, назвав его неоакадемизмом и основав Новую академию изящных искусств, базировавшуюся на Пушкинской, 10. Пафосное название не соответствовало антуражу: дом на Пушкинской, где размещалась Академия, был аварийным, часто не было отопления, порой электричества и воды, рассохшийся паркет отчаянно скрипел, грозя провалиться, а у некогда роскошного балкона висела табличка «Опасно для жизни!». Но каждую субботу здесь устраивались вернисажи. То фотографий Карла Лагерфельда, то мастеров кича Пьера и Жиля, то памяти одного из кумиров «неоакадемиков» незадачливого короля-эстета Людвига Баварского. Идеалы классической красоты, проповедуемые ими, были довольно размыты. Их полагалось искать везде, во всех прекрасных эпохах, будь то античность, Ренессанс, классицизм XVII века, ампир александровский и сталинский. 

Романтическая, возвышенная интонация была свойственна и картинам Георгия Гурьянова. Героями его полотен были летчики, революционные матросы — одним словом, те, кто рожден быть воином. Сам он был и воином, и философом. 

«Я всегда робела от его таланта и бескомпромиссности. Его такой ранний уход — потеря, но счастье, что такие люди рождаются, да еще в нашем городе. Он уникальный человек. Вот, знаете, есть камертон, чтобы настраивать звук, и эталон, чтобы соотносить измерения. Георгий был тем, по чему надо настраивать слух, зрение, вкус, чувство меры, красоты…, — поделилась своими переживаниями одна известная в 90-е годы петербургская модель (попросившая не называть ее имя), которая много лет дружила с Георгием Гурьяновым. — Он был истинным денди. Не метросексуалом, а именно денди, таким, как Оскар Уайльд или лорд Байрон. Других денди в современном мире я не знаю. 

Его отличала невероятная требовательность к себе и другим. Работы у него было почти не вырвать для выставок. На некоторые выставки кураторы прямо из рук у него вырывали, с боем. Хотя работа была великолепна и, казалось, куда уж лучше, а Георгий все еще хотел совершенствовать. Я не искусствовед, но и как зритель вижу, чувствую, что это настоящее искусство, а не «современное», на злобу дня и на потребу, которое завтра умрет и забудется. А его искусство останется. Он очень много, бесконечно много работал. Стремился к совершенству. До самой смерти».

«Всегда в общении с ним я получала невероятный заряд радости и вдохновения! Он — последний мой друг из 90-х…», — сожалеет Ольга Тобрелутс. 

Действительно, с его уходом можно ставить точку в истории ленинградского-петербургского неформального искусства конца 80 — 90-х годов. Нет Виктора Цоя, Сергея Курехина, в 1995-м году умер талантливый модельер Костя Гончаров, тоже работавший в эстетике «неоакадемизма», в 2002-м году не стало Тимура Новикова, а в марте этого года на Бали утонул Влад Мамышев-Монро. Собственно, почти никого уже не осталось.