От Алексея Блахнова:

— Есть театры большие и маленькие. Большие, как правило, пугают стоимостью билета, а иногда и качеством исполнения. Приходишь, занимаешь свое место на стуле с гнутыми позолоченными ножками и наслаждаешься вялыми актерскими экзерсисами на фоне дорогих декораций. А потом, конечно, бутерброд с икрой, который по своей цене должен быть таким же позолоченным, как и ножки стула. Или же осетр, чья икра на него нанесена, должен как минимум принадлежать роду Романовых. Но это все ерунда: не хочешь — не ешь. Проблема в том, что происходит на сцене, ведь в большие театры вы идете в святой надежде на то, что бренд себя оправдает. Я хочу почувствовать что-то, а не слушать слепое и порой маловыразительное воспроизведение литературного произведения, тем более без возможности нажать на «стоп». Мне нужно, чтобы актеры, переживающие горе, заставили сопереживать, чтобы вспотели мои ладони, чтобы напряглись скулы, пришлось часто моргать и очень хотелось нервно курить. Вот что мне нужно в театре. А если этого в нем нет… То зачем ходить туда? Но есть и другое явление — маленькие театры, причисляющие себя к современному искусству. Это вообще опасная вещь. Эпатаж, непродуманные и притянутые за уши смыслы — это то малое, что можно сказать о них. Кто бы это ни придумал, но он, похоже, слабо чувствует грань между игрой актера и кривляньем, между интересной режиссерской находкой и бессмыслицей. То есть, приходя на подобное действо, я плачу исключительно за то, чтобы мне всеми силами пытались доказать, что я безнадежно отстал от мира, раз не понимаю прелести матерного монолога голого пьяного мужика, запертого в фанерном кубе, не понимаю унитазов, коров в формальдегиде и, пардон, пениса, изображенного на Литейном мосту. А ведь все это — всего лишь эпатирование людей, названное модным словом «перформанс», впариваемое нам под вывеской «современный театр». Н-да. И вот все, кто считает себя передовым, современным и в таком духе, обреченно ходят, смотрят, кто-то даже отпускает восхищенные реплики, чтобы казаться еще более просвещенным, нежели все остальные пришедшие и получившие данный статус в момент передачи денег за билет. И поэтому все прилагательные в названиях театров и театральных студий — вроде «новый», «современный», «откровенный» — настораживают: а не впарят ли вам очередное фуфло под видом блюда для гурманов? Испорченный новомодными течениями, я постоянно ожидаю, что мне загадят вечер, что мне вскроют черепную коробку и положат туда мятый фантик от сникерса, как извечный символ поколения, для которого «либерал вэльюс» — это не свобода, равноправие, ну и всякие прочие конституционно закрепленные штуки, а просто «ЛаВэ», иначе — бабло. Что же делать, как с этим всем бороться? Думаю, ответ прост: нам нужно больше открытых театральных студий, больше режиссеров, готовых работать с молодежью чуть ли не на общественных началах, прививая вкус и определенную эстетику. Очень вероятно, что новый театр — это то, что разовьется именно из них, из полупрофессиональных актеров, играющих самозабвенно, и только потому, что им это нравится.