От Алены Чхиртладзе:
— У меня во дворе срубили дерево. Я вошла утром в комнату и удивилась: как светло! Обычно мы даже летом включали свет — так, начисто, закрывала огромная крона старой черемухи мой дом от внешнего мира.
Она росла здесь, когда я только въехала в этот дом двадцать лет назад, была тонкой и маленькой. Мы с сынишкой гуляли на площадке, любовались белым весенним цветом. Именно тогда мы, южные люди, узнали: когда цветет черемуха — почему-то становится холоднее. Как будто ее белые ветки и в самом деле стряхивали снег в неурочную майскую пору. Дерево выросло, сын вырос. Черемуха затенила наш балкон, и у нас в квартире никогда не бывало жары. Ее разлапистые ветки скрипели на ветру, шуршали ночью по стене, чертили тени, с любопытством заглядывали в комнату. Я привыкла жить с нею вместе, сверять по ней смену времен года, бурчала, сметая по осени с балкона ее налетевшие сухие листья, а весной выметая белые лепестки. Разговаривала с ней — ну что, опять явилась, незваная гостья? Она кивала, не обижалась. А как гомонили птицы в ее непролазных ветвях!
В последние годы на ней стала летом появляться противная липкая паутина, и я, опасаясь за свои комнатные растения, спилила несколько веток, лежавших прямо на кованом ограждении балкона. Я понимала, что дерево одолевают какие-то вредители и его надо лечить. Но, как это всегда бывает, руки не доходили позвонить куда-то — да и помнила я, как тщетно просила соответствующие службы спилить ветки другого дерева — старого дряхлого тополя, который стучал в окно, норовя его разбить. И спилили — лет пять спустя, да и то после статьи в нашей газете.
А тут — не успела я моргнуть глазом, как черемухи не стало. Не осталось даже пенька, даже завалящей отпиленной ветки. На месте дерева — только небольшая кучка опилок. Как говорится, могут же, когда хотят. Да только на этот раз я их не просила. В повести Роберта Янга «Срубить дерево», над которой я обливалась слезами в подростковом возрасте, человек, вынужденный совершать это черное дело, сталкивался по мере продвижения к верхушке с множеством вполне одушевленных существ, населявших огромную крону. И постепенно переоценивал все в своей жизни и само понятие «жизнь». Эта повесть была напечатана в знаменитом сером с красным многотомнике научной фантастики, прочитав который я еще в детстве познакомилась с Брэдбери, Стругацкими, Азимовым… Испытывал ли тот, кто убивал мою любимую черемуху, что-либо подобное? Сомневаюсь. Теперь я буду жить без дерева. Как будто дверь моя распахнута настежь. Меня видно всем насквозь. И мое личное пространство больше некому защищать.
