От Татьяны Светловой:

— Недавно нашла в своих семейных архивах памятку о войне — маленькие заграничные открытки с пасторальной тематикой. Их присылала моей матери (тогда еще маленькой девочке) ее тетя — тетя Шура, Александра Ивановна Кузнецова. Тетя Шура прошла всю войну медсестрой — до самого Берлина, и красочные открытки — родом из стран, из которых гнала фашистов Советская армия. Тете Шуре повезло: ее ни разу не ранило. Но у нее на глазах погиб жених. При перебазировании машина, на которой он ехал, подорвалась на мине. Шура ехала на следующей машине и осталась жива. После войны тетя Шура закончила Педиатрический институт (а до войны мечтала стать педагогом, училась в Педагогическом). И всю жизнь проработала врачом-педиатром.

Но многие в память о тех страшных днях хранят не только фотографии и письма. Например, одна моя родственница, шестилетней девочкой вывезенная из блокадного Ленинграда, смогла сохранить простенькую тряпичную куклу, когда-то сшитую ей ее бабушкой. Выцветшая куколка была и в осажденном городе, а затем и в Сибири, куда эвакуировалась семья. И эта кукла осталась единственным воспоминанием о доме, в котором семья жила еще до войны. В дом попала бомба, и, когда семья вернулась в Ленинград из эвакуации, на месте дома уже ничего не было.

А пожилая супружеская пара, всю блокаду остававшаяся в осажденном городе, десятилетиями не могла расстаться с чугунной печкой, которую они называли «спасительницей семьи». Печку топили, возле нее спали, на ней кипятили воду, в которой плавали три макаронины (это называлось «суп»).

Самый интересный «сувенир» хранила блокадница, к которой я пришла на интервью уже много лет назад. Над ее кроватью висела репродукция картины «Купальщица», уж не помню какого художника. Обнаженная, пышущая здоровьем дама округлых форм. Как объяснила блокадница, эта дама спасла ей жизнь. Когда в жуткий голод она смотрела на эту безмятежно-упитанную купальщицу, то верила: голод уйдет, и потом будет много хлеба, и снова будет сытая жизнь.