От Тимофея ЧЕРНОВА:

— Я, конечно, и раньше знал, что истинный глас народа исходит откуда-то снизу — с первых ступенек парадного, например, где народ распивает и иногда распевает, или из подвала, где слесарь-сантехник тщетно пытается открыть/закрыть вентиль, и глас его раздается по всем этажам… Или, к примеру, вокруг мусорных баков глас хорошо слышен. И виден. С утра народ уже тянется туда — на первый взгляд, бутылки сдать, потому что рядом отчего-то всегда пункт приема, а на самом-то деле — общаться! Доводилось мне встречать вокруг помойки разные и очень колоритные типажи. Феллини бы многое отдал за такую натуру. Вот молодая парочка: он — с длинными когда-то волосами, она — с когда-то лицом, с когда-то зубами, причем, судя по возрасту, — в недалеком прошлом… Всегда вместе, взявшись за руки, у каждого по авоське с бутылками. Воистину влюбленные видят друг друга такими, как их создал бог… А вот молодая мамаша, с трудом удерживается на ногах, с ребеночком лет около двух. Ребеночек в самозабвенном счастье прыгает двумя ногами в глубокой луже. Мама кричит: «Вышел из луж, б...! Кому сказала! Идем кису смотреть!..» Ну, мне бы предложили кису смотреть таким голосом, я бы не то что этих кис на всю жизнь возненавидел, я бы вообще заикой остался.

Встречаю я, вынося свои черные пакеты, двоих записных любителей политических споров — оба  зимой и летом в рваных вязаных шапках с ушками — за такие в детсаду обычно мальчиков девчонками дразнят. Слышу, как они спорят, кому лучше все-таки в президентах остаться. Думаете, о ком? Об Обаме!

А вчера застал сцену (вот сейчас подумал: частенько же мне приходится мусор из моей избы выносить), достойную уже не Феллини даже, а — Эльдара Рязанова. «Небеса обетованные» сразу на ум пришли. Стоит пожилой человек, в очках, высокий, на профессора похож. А перед ним — дворник, маленький таджик, любитель Хайяма, прямиком из песни Трофима выскочивший. И такой промеж них разговор идет. Старик: «Я вас прошу извинить мою жену, она погорячилась, была очень расстроена». Дворник (пытаясь кипятиться): «А вы знаете, что она мне сказала?!» Старик: «Знаю, вот и прошу у вас за нее прощенья». Дворник смягчился, и они разошлись по своим жизням, которые — идут параллельно и по идее нигде и никогда не должны пересекаться. А я думаю об интеллигентности. Настоящей, бывшей, исчезающей. О той, которую не пропьешь.