Пейзаж, способный обойтись без меня

Корреспонденты «ВП» увидели Петербург Бродского с воды

Промозглым летним днем я в числе шестидесяти других счастливчиков стою на набережной Робеспьера и собираюсь спускаться к Неве.

Летний сад тоже связан с Бродским — но скорее косвенно, через Ахматову.

У причала ждет обыкновенный катер. Люди — не знаю, можно ли называть их матросами, — с лукавыми улыбками следят, как пассажиры набиваются на палубу, рассаживаются по лавкам и кутаются в пледы, влажные от брызг. Все похоже на обыкновенную речную экскурсию «по рекам и каналам». Да и маршрут, как выясняется позже, примерно обычный. Разница лишь в звуковом сопровождении. Эта поездка — первая в своем роде «водная экскурсия по местам Иосифа Бродского», организованная Фондом создания одноименного музея. Собранные средства, обещают нам, пойдут на счет фонда «как целевые пожертвования на уставную деятельность». В частности, надо надеяться, — станут и малой лептой в огромную сумму, необходимую для окончательного выкупа мемориальной квартиры.

Путешествие дилетантов

«По местам Бродского» — правда, речная эта прогулка расположена как бы в другом измерении. Перемещение не по сетке улиц, а по водной системе координат заставляет упустить некоторые важнейшие точки — конечно, не виден дом Мурузи. Зато сразу же видны «Кресты», где Бродский сидел, рядом больница, где он лежал с подозрением на опухоль, да и завод «Арсенал», где он работал фрезеровщиком.

— Это все, что нам нужно знать о заводе, — сообщает по микрофону наш Вергилий, скрывшийся на закрытой палубе.

Томик стихов и город вокруг — оба уводят в бесконечное путешествие.

Его зовут Павел Михайлов, и он ведет эту экскурсию. Судя по голосу, это — молодой человек и он крайне взволнован.

— Это наш дебют, извините меня, — говорит он, и мы слышим шуршание листков. Потом он начинает читать стихи, может быть, иногда невпопад, сбиваясь. Сила слов оказывается так велика, что все это замешательство теряет значение. И даже Петербург, так редко видимый нами из другого, водного измерения. Серый застывший асфальт сливается с серой изменчивой водой, и все это становится фоном, серой страницей для стихов. 

— Будь моя воля, я бы совсем не говорил о биографии, — вдруг восклицает Павел. — Дело не в том, что я ее не знаю. Просто смысл всей экскурсии — в том, чтобы составить впечатление о стихах... сейчас, сейчас. Простите.

Над нами проносятся мосты и стены: Новая Голландия, Крюков канал, Аничков, Зимняя канавка. Вергилий все цитирует стихи, эссе Бродского, перемежая (почти без перехода) собственными, явно не отрепетированными мыслями. О том, что биография Бродского — это «просто интересно». О том, что поговорить с Мариной Басмановой, женой Бродского, — это как поставить себе плюсик в каком-то условном списке. О том, что хочется собрать пазл, вернуть Бродского в Петербург, заполнить последнюю пустующую ячейку хоть чем-то. Я и злюсь на него за наивные слова, и ловлю себя на похожих чувствах. В конце концов, я тоже когда-то стоял под дверью Марины Басмановой и нажимал на кнопку звонка, задержав дыхание.

В «Арсенале», кажется, нет мемориальной доски «Здесь фрезеровал великий поэт И. Бродский».

Все это задает какой-то дилетантский и в то же время трогательно-преданный стиль разговора. Наверное, вот так нашими силами, силами дилетантов, создается миф, и Бродский бронзовеет на глазах. Он становится бесконечно далеким лицом со страницы учебника литературы. Наверное, это неизбежно.

Спустя два часа мы возвращаемся к той же пристани. Дочитываются последние строчки из «Венецианских строф»:

Стынет кофе. Плещет лагуна, сотней мелких бликов тусклый зрачок казня за стремленье запомнить пейзаж, способный обойтись без меня.

Бродский, Кандинский и «Аукцыон»

С нижней палубы выходит встревоженный молодой человек с бритой головой. Его благодарят, он смущенно улыбается. Это тот самый Павел Михайлов.

— Я актер, — представляется он мне. 

— Какого театра?

— Работал в разных. Учился у Зиновия Яковлевича Корогодского, потом у Владислава Борисовича Пази. А сейчас я сам по себе.

Занимаюсь еще реставрацией, работал над золотыми капителями Дома кино, над Морским Никольским собором в Крон­штадте... Я сам ничего не умею, это руки все делают.

Вообще я из Норильска. Про Бродского там ничего даже не слышал. В школе был ярым пушкинистом! А когда приехал в Питер — пришел в Дом книги. Смотрю — Бродский... Потом добрался до Уильяма Блейка, Хармса, обэриутов... Так и втянулся во всю питерскую культуру. Еще мне повезло с однокурсниками: это были питерские интеллигенты. Что сейчас называется «хипстеры».

Мимо «Крестов» мы проплыли, почти «не удостаивая взглядом твердыню власти роковой».

И музыку другую стал слушать. Была всякая попса, а начался рок-андерграунд, «Аукцыон»... У меня есть моноспектакль по Бродскому, он как раз идет под музыку «Аукцыона».

— А как называется спектакль?
— «Ретвит». Как в Интернете, знаете, когда пересылают чужое сообщение. Вот так я  пересказываю Бродского.

— По-вашему, тут появляется какое-то новое содержание?
— Конечно. Я же пропускаю, проигрываю его стихи через себя. У Бродского за всей его серостью и монотонностью внутри — глобальные бури! Столько всего происходит в глубине. Мне кажется, это круто. 

Но я, читая стихи Бродского, — пытаюсь его обесцвеченный, карандашный набросок расцвечивать. А цвета, эмоции — беру у Кандинского...

В конце января я прочитал в Интернете, что председатель Фонда музея Бродского Михаил Исаевич Мильчик собирает деньги на создание этого музея. И что соседка Бродского Нина Федорова требует за свою комнату 17 миллионов рублей. И мне пришло в голову: а почему бы не устроить такой краудфандинг-проект?

Я припоминаю, что краудфандинг — это коллективный добровольный сбор средств. 

— С миру по нитке — Бродскому музей, — продолжает Павел. — Я пришел к Михаилу Исаевичу. Он сказал: «Ну, делайте». И я начал. 

Есть уже сайт, посвященный музею. Мой коллега Саша Левашов устраивает пешеходную прогулку для поклонников. Теперь мы решили замахнуться на водную экскурсию... Вот было бы здорово, если бы удалось с Мариной Басмановой договориться. Чтоб она, когда мы будем проплывать по Крюкову каналу, вышла бы к нам и помахала рукой! 

— Волновались в этот раз?
— Нет, не больше, чем обычно перед спектаклем. Такой актерский мандраж. 

Я подготовил сто страниц текста к этой экскурсии. Стихи, воспоминания, даты, числа... Как это вместить в два часа? Я успел прочитать листов 20. Ничего не репетировал. Закончил все сегодня в 4 утра. Поспал немного — и пошел на катер.