Газета выходит с октября 1917 года Saturday 27 апреля 2024

Письма с фронта: история любви

72-й годовщине прорыва блокады Ленинграда посвящается

В семье Кожевниковых — Меламуд бережно хранят памятку о войне и блокаде — планшет военного времени, в котором хранились письма с фронта старшего лейтенанта Бориса Григорьевича Меламуда, погибшего в боях за Родину. Все письма адресованы жене, Надежде Севастьяновне Горникель.

Борис Григорьевич Меламуд и его супруга Надежда Севастьяновна.

В 1941-м 28-летний Борис ушел защищать Ленинград в составе народного ополчения. Его супруга Надежда осталась в блокадном городе с четырьмя малолетними детьми на руках… Ей удалось спасти от надвигающейся смерти всех четверых, но все-таки блокада взяла свое: уже в эвакуации, в которую семья отправилась в феврале 1942 года, один ребенок умер. Истощенный голодом организм не смог побороть болезни. 

Надежда одна вырастила троих детей, дала им хорошее образование. Замуж больше не вышла, хотя предложения делали. Осталась верна памяти погибшего мужа, которого еще долго ждала, не веря в страшное военное извещение — похоронку (причем на Бориса пришло их даже две, и районы гибели в них различались). 

А после, уже в мирное время, у нее была одна мечта — найти могилу мужа. Не получилось: военные архивы были засекречены. Надежда Севастьяновна умерла в 1993 году, так и не узнав, где похоронен муж. Но в 2006 году на сайте Министерства обороны появились эти сведения, и в 2008-м ее дочь Клара Борисовна Кожевникова и внучка Юлия поехали в Полтавскую область, в деревню Сушки, где на стеле братского захоронения было имя их отца и деда. 

Когда открыли архивы, стало известно и о награде. В январе 1944 года Бориса Меламуда посмертно наградили орденом Отечественной войны II степени. В 2008 году орден был вручен семье. 

К сожалению, письма Надежды мужу на фронт не сохранились. Борис трепетно хранил их при себе, но после его гибели семье не передали ничего из его вещей. 

А что касается писем с фронта, то вот уже больше 71 года они бережно хранятся. Это письма человека, искренне любящего Родину, жену, детей, верящего в победу над фашистами и в правильность политики коммунистической партии. 

Они мечтали о семье, в которой росли бы 12 детей

 Автор этих строк в гостях у семьи. Клара Борисовна и ее дочь Юлия показывают письма Бориса Григорьевича, фотографии, ответы из военных архивов, где сказано, что Борис Григорьевич героически погиб в бою за социалистическую Родину, верный воинской присяге и проявив мужество. Клара Борисовна не помнит отца: к началу войны ей не было и года. Об отце ей рассказывала мама — Надежда Севастьяновна. 

— Моя мама, Надежда, была старшим ребенком в семье Горникелей, причем от первого брака. Младшие братья и сестры относились к ней с уважением, потому что после потери родителей именно она сохраняла семейные связи, навещала их, разбросанных по детским домам. Помню, как она рассказывала об одном своем путешествии к братьям в соседний детский дом за много километров по лесной дороге. Надежде тогда было лет четырнадцать. Отправилась она засветло, но зимой рано темнеет. Пришлось идти обратно в темноте. Лесная дорога ничего хорошего не предвещала: так и случилось. Волки напали на ее след, и ей пришлось залезать на дерево. Просидела она на нем долго, выдержав и холод, и страх. Это происшествие не заставило ее отказаться от походов к братьям, а только укрепило характер. Характер у нее был непреклонный. Человеком она была целеустремленным, сильным и решительным. На ткацкой фабрике, на которую, повзрослев, пошла работать, стала бригадиром. Именно на фабрике она и встретила Бориса Григорьевича — моего папу. Он был мастером-наладчиком, настраивал ткацкие станки. Как случилось их знакомство, как возникла любовь, мама не рассказывала. Но сила этой любви освещала потом всю ее жизнь до последнего дня. Их мечтой было родить 12 детей и в старости навещать их по очереди. У каждого гостить по месяцу, чтобы не надоесть и не утомить. Так и год бы прошел! — поясняет Клара Борисовна. 

К июню 1941-го у Надежды и Бориса было уже четверо детей: два мальчика и две девочки. Самая младшая — Клара. К этому времени Борис перешел на работу в «Ленэнерго», ему выдали белый халат. И именно его он надевал, когда в обеденный перерыв забегал домой в роли строгого доктора, чтобы помочь жене накормить малышей. 

Когда началась война, с первыми эшелонами ополченцев Борис ушел на фронт (Надежда провожала его на сборный пункт, находящийся на Конюшенной площади). 

Сначала Борис воевал на Ленинград­ском фронте. Был ранен, болел цингой. Учился, получил звание младшего лейтенанта.

А Надежда оставалась в Ленинграде. Как и многие другие, она не верила, что война — надолго. Но в сентябре город окружили немецкие войска. Началась блокада. Многодетных эвакуировали в первую очередь. Надежда осталась. Ее Борис был где-то рядом: а вдруг приедет, вдруг его отпустят хотя бы на несколько часов? Он придет — а их дома не будет! Нет, не может она уехать.

Семья занимала комнату в 8-комнатной классической ленинградской коммуналке на набережной Мойки. Соседи жили дружно, делились друг с другом последними крохами. В семейных воспоминаниях сохранились сведения о том, что в блокаду, чтобы хоть как-то согреться, приходилось сжигать в буржуйках не только дрова (да их было практически и не достать), но и мебель, а главное — книги. Это было так странно: книги, дающие человеку познание смысла жизни, летели в огонь, чтобы продлить физическое существование своих читателей. Еще запомнилась невыносимая антисанитария в городе: канализацию прорвало, и содержимое труб оказалось на тротуарах, где и замерзало. И еще — снежные завалы. Снег лежал и внутри домов, на лестницах. И — голод, который был сильнее страха перед бомбежками. Немного выручала столовая, к которой можно было прикрепиться по детским карточкам. Жидкий суп, больше смахивающий на воду, да котлетки из хряпы. Но в блокаду и это было подспорьем. 

— Бабушка с блокадных времен на всю жизнь сохранила трепетное отношение к хлебу. Никогда никакой кусочек не выбрасывался. И это отношение она передала нам, своим внукам, — рассказывает Юлия. 

И все-таки Надежда тогда дождалась мужа. Борису дали один день на побывку — для того чтобы уговорить семью уехать из города. Это была их последняя встреча. Потом воинскую часть, в которой служил Борис Меламуд, перебросили на другой фронт.

В 2008 году Кларе Борисовне вручили орден Отечественной войны II степени, которым был награжден ее отец в 1944 году.

Сын умер уже в эвакуации: так блокада дала знать о себе 

В феврале 1942 года семья выехала по Дороге жизни. Потом один поезд, другой… По пути чуть не потеряли старшую девочку, Эльвиру. 

Начались скитания в эвакуации. Самыми страшными были две вещи: ждать писем и переезжать с маленькими детьми. Дорога была трудная, особых сбережений у семьи никогда не было, денег не хватало. Было голодно и бесприютно. На одном из переездов с места на место заболел сын Игорь. Спасти его не удалось.

Затем заболел Мишенька, его пришлось везти в больницу. И это тоже было трудно: с двумя малышками на руках, без ночлега, без помощи. Хорошо, что врач попалась удивительная, которая сама сутками дежурила у постели больного ребенка, жалея его мать. А потом так привязалась к мальчику, что перед выпиской стала просить оставить его навсегда. Убеждала Надежду, что так будет лучше всем: у Надежды нет ни жилья, ни работы, ни денег, но, кроме сына, есть еще две девочки. А у нее, у врача, и дом, и работа, а вот детей нет вообще. 

— Это было, наверно, очень странное и страшное время, когда маме пришлось решать, и не один час она провела в мучительных размышлениях. Впереди — неизвестность, а на руках малые дети. Имеет ли она право не дать сыну шанс на достаточно благополучную по военному времени жизнь? Но, наверное, она в эти часы думала о муже. И отказалась, — уточнила Клара Борисовна. 

Семья продолжала скитаться. Поехали в Чувашию, потом в Узбекистан, куда уже были эвакуированы родители Бориса.

— Помню, что жили мы в малюсенькой мазанке. Спальных мест не хватало, и я спала на широком подоконнике. Как-то ночью случилось землетрясение: одна стена мазанки рухнула. Повезло, что это не была стена с моим окном. Все проснулись, а перед нами — улица! К счастью, никто из семьи тогда не пострадал, — добавляет Клара Борисовна. 

С продуктами и деньгами было очень плохо. А тут как раз приближался день рождения Клары. Так хотелось доставить девочке радость, и мама купила ей подарок — красные туфельки. Но чтобы получить на них деньги, пришлось продать на базаре последнее ее богатство — обручальное кольцо. Соседки только заохали и запричитали, когда узнали об этом. Тот день прошел без радости и веселья. А в душе Надежды поселился какой-то необъяснимый страх. Только потом, когда Надежда получила похоронку, она узнала, что муж был убит при штурме правого берега Днепра как раз в день рождения дочери. 

В письме от 17 января 1943 года Борис приводит строки из популярной в те годы песни, звучащей в кинофильме «Александр Пархоменко»: 

Ты ждешь, Лизавета, 

от друга привета

И не спишь до рассвета, 

все грустишь обо мне.

Одержим победу — к тебе я приеду

На горячем боевом коне.

Приеду весною, ворота открою.

Ты со мной, я с тобою 

неразлучны вовек.

В тоске и тревоге не стой на пороге, 

Я вернусь, когда растает снег. 

Слова «к тебе» подчеркнуты Борисом Григорьевичем. Не вернулся… 

***

В бой — за Родину, партию, за свою семью

Публикуем отрывки из писем старшего лейтенанта Бориса Меламуда жене Надежде

7.03.1942 «Здравствуй, моя Надюша и дорогие детки! Я учился в школе (военной, в Ленинграде. — Прим. ред.), получил звание младшего лейтенанта. Но по своему состоянию здоровья оказался сильно истощенным… попал в госпиталь. Как только немного окрепну, поеду на фронт бить немецкую сволочь…

Я буду драться, не щадя своей жизни. Временные неудачи Красной Армии нас не смущают. Они только больше озлобляют и закаляют нас. Победа будет за нами. История это подтвердит… 

Тебя беспокоит мое здоровье? Напрасно. Больные у нас не воюют. Я уже здоров. То, что у меня была цинга, это след пребывания в Ленинграде. Но ведь это чепуха… Чувствую себя очень хорошо. Видишь, все твое беспокойство не стоит выеденного яйца. Больше думай о себе и о детках. Это будет полезнее. О нас думает наше правительство, а мы все думаем и действуем за наш народ, за нашу партию. Я уже кандидат партии и хочу поделиться с тобою своей радостью!» 

15.07.1942. «В свое свободное время я начинаю вспоминать о тебе, о детках. Сколько радости, сколько восхищения было у меня тогда. Ведь мои детки замечательные малыши. Ты ведь знаешь, что я хотел вырастить их полезными людьми для общества. Я думаю, что дети будут учиться и получат высшее образование. (Так в дальнейшем и произошло. — Прим. ред.). 

Фронтовые письма Бориса Григорьевича бережно хранятся в его семье.

15.08.1942. «Мне впервые за время войны снились детки. Говорят, что… содержание снов зависит от того, о чем человек думает. По-моему, это не верно. Мне кажется, что больше меня никто не думает о детях. Наверно, каждому отцу кажется то же самое. Мишенька, а его я видел издали, был бледный… Как он обрадовался, увидев меня. Он весь засиял…» 

4.01.1943. «Поверишь, когда смотрю на фотографию Эльвиры и Миши, а смотрю я ежедневно, мне хочется впиться губами в эти бесценные и замечательные мордочки. Многое отдал бы я, чтоб прижать их к своей груди. Что касается Кларочки, то я даже мысленно не могу себе представить ее. Ведь ей уже 2 года. Надя! Рассказывай им обо мне, за что я воюю, и подчеркивай, что защищаю Родину…» 

Однажды в окно деревенского дома, в котором расположились на ночлег солдаты, постучал местный мальчишка, просил хлеба. В письме к жене Борис Григорьевич так описывает свои чувства: «Поверь, у меня слезы навернулись на глаза. Я вспомнил своих детишек. Я подумал: неужели и мои детки так же ходят и просят «хлебца». Больно сжалось сердце. Я покормил мальчика. Дал ему пищу для больной матери, которая лежала в постели. И каждый день, пока мы там стояли, мы кормили мать и этого ребенка… Мои предчувствия меня не обманули. В это время ты с детками переживала самые тяжелые дни вашей бивачной жизни».

2.02.1943 Борис Григорьевич пишет, что регулярно посылает семье все деньги «за исключением того, что оставляю для уплаты партийных взносов» (на фронте Борис Меламуд вступил в партию. — Прим. ред.): «На новом месте, вернее, в новой части, где я командую батальоном, дела у меня идут неплохо. Мое подразделение считается лучшим в полку. Я себя не хвалю. Еще много усилий и знаний надо приложить для того, чтоб еще лучше бить немецких захватчиков... 

Пока немцы на нашей земле, я не сложу оружие. Буду их бить… Перед нашей частью стоит задача: «Ни шагу назад, а только вперед». Вполне понятно, что эту задачу мы выполним. Мы должны и будем драться как львы, иначе потеряем уважение нашего народа. А заботу народа и Красной Армии мы чувствуем во всем. Будь уверена, что я не осрамлю своего имени, свою партийную принадлежность, твое, детей и родителей будущее». 

Май 1943. «Ты просишь описать, что я проделал к 1 мая. Сделано немало. Ведь я готовлю сейчас командиров. Ну, обо всем писать нельзя... Крепко целую тебя и деток. Твой Борис». 

«Я со своими офицерами и солдатами знаем, что только беззаветная храбрость и преданность плюс к тому и уменье решают исход боя. ... В настоящее время, когда наша армия одерживает изумительные успехи, необходимо всем нам еще более усилить натиск на немецких варваров. Каждая радостная сводка приближает время нашей встречи, и недалек уже тот час, когда мы снова заживем радостной и счастливой жизнью. Заботься о детках и воспитывай их в духе преданности нашей партии и Родине.» 

И, словно предчувствуя скорую смерть, 31 мая 1943 Борис Григорьевич пишет:

«Здравствуй, Наденька! Вчера получил целую пачку писем. Они как-то поступают нерегулярно. Но не беда. Лишь бы поступали и я мог знать, как вы живете. А это для меня самое главное. Ибо ваше благополучие — это мое благополучие...

Надя! Меня очень беспокоит твое и детей будущее. Пока я жив, ты будешь более или менее обеспечена. Ну, а если меня не будет, что ты будешь делать с детками? Подумай, дорогая, об этом и устрой свою жизнь». 

***

Им не суждено было встретиться. Война разлучила их навсегда. В 1945 году Надежда с детьми вернулась в родной Ленинград, в ту самую комнату на набережной Мойки, в которой пережили страшные месяцы блокады. Чтобы поднять детей, Надежде приходилось много работать. Одновременно на трех работах. Первая — на ткацкой фабрике. Вторая — она помогала восстанавливать разрушенные бомбежками дома, крыла крыши. Третья — нанималась убирать в квартирах. 

Надежда, как и обещала мужу, воспитала детей, а еще внуков и правнуков. Борис так и остался ее единственной любовью. Мысленно она всегда была с ним.

Фото из архива семьи Кожевниковых — Меламуд
↑ Наверх