«Пока порох и пуля — Калашников лучший»

Сотрудничая с Артиллерийским музеем, Михаил Тимофеевич буквально спас историю отечественного стрелкового оружия

Вечером понедельника страну облетела скорбная весть: на 95-м году жизни в клинико-диагностическом центре скончался легендарный конструктор стрелкового оружия Михаил Калашников. Накануне у него диагностировали желудочное кровотечение.

…В 20 лет он изобрел регистратор количества выстрелов из танковой пушки и счетчик моторесурса танкового двигателя. Оба прибора сразу были приняты на вооружение Красной Армией. В 27 лет он изобрел автомат, которым вооружился весь мир. Цех оружейников всегда был закрыт для посторонних. И в него стремительно ворвался старший сержант Калашников, самоучка, потеснивший в большинстве своем потомственных инженеров Дегтярева, Симонова, Токарева, Судаева, Шпагина. Над загадкой феномена Михаила Тимофеевича гадать будут еще долго. Но те, кто его знал, знают секрет. Изобретения не приходили к нему во сне. Он их разрабатывал. Путеводные звезды Михаила Калашникова — талант, трудолюбие и упорство. И вели они его до 95 пяти лет.

Корреспондент «ВП» помнит, как еще не будучи журналистом удивился, когда узнал, что Калашников — это не автомат, а человек. Да еще вполне себе живой. Этому удивлялся весь мир, когда Михаила Тимофеевича рассекретили. Но все равно для многих он иконой и брендом был больше, чем человеком. Поэтому вчера мы искали людей, которые знали Михаила Тимофеевича лично, общались с ним или работали.

«Он не был на пьедестале»

В Петербурге на наши вопросы согласился ответить главный хранитель оружейных фондов Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи Александр Кулинский.

— Вы — хранитель оружейных фондов Артиллерийского музея. Среди них и коллекция оружия Калашникова. Это вы уговорили Михаила Тимофеевича преподнести их Петербургу?
— Я понимаю ваш вопрос. На «Ижмаше» есть свой музей истории, в самом Ижевске уже 9 лет работает Музейно-выставочный комплекс стрелкового оружия имени М. Т. Калашникова. А коллекцию он передает нам. Вы знаете, наверно не я тому виной. Дело в том, что с Артмузеем Михаил Тимофеевич сотрудничал еще в советские времена. И в первый приезд, говорят, очень удивился, что в музее есть уголок, посвященный его разработкам. Да и коллектив, я полагаю, его покорил. Здесь в свое время работали инженеры-оружейники. Некоторые из них учились еще в царское время. Одна осанка чего стоила! Смотришь, идет не полковник Красной Армии, а штабс-капитан! Но это лирика. Все они были высококвалифицированными специалистами и лично знали практически всех оружейников страны. А потом, конечно, и мы с ним очень плотно работали.

— Помните первое ваше впечатление от Калашникова?
— Да, я увидел, что он не на пьедестале, что он был простым и доступным человеком. Только поймите правильно — не простаком, а простым человеком.

— Засекреченным и простым?
— Секретность, конечно, накладывает определенный отпечаток. Да и сам по себе он давно уже по большей части себе не принадлежал. Но могу сказать, он никогда не был свадебным генералом, как его пытаются иногда представлять. Это был настоящий человек. Почему простой? А как еще сказать, когда у человека кроме работы, семьи и оружия ничего больше не было? Ну, еще он любил охоту и рыбалку.

— Вы с ним общались по поводу передачи Артмузею личной коллекции?
— Да, конечно. Но сначала он приезжал в Ленинград, когда спасал заводские фонды опытных образцов оружия. Это экспериментальное оружие — что-то прошло отбор, что-то просеяли, что-то забраковали, все это хранилось на «Ижмаше». И в какой-то момент руководство решило утилизировать невнедренные образцы. Калашников тогда буквально спасал современную историю отечественного стрелкового вооружения. И ему это удалось. В результате фонды музея пополнились экспериментальными образцами. Да и структурировать их тоже помог. Поскольку на всем была сплошная секретность, мы, хоть убей, не знали, что это за оружие. Помню, разложили перед ним на столах, а он просто шел и — не останавливаясь: «Это Александрова автомат. Молодчина он. А вот Коробов. Отличный автомат, но для очень продвинутой армии». И сам зарядил как автомат — Драгунов, Симонов, Шпагин... Он с ходу определял конструктора по техническим особенностям или дизайну. И ни одного плохого слова про своих конкурентов! Иногда только: «А вот тут конструктор недодумал, недоделал что-то...»

— Разговаривали о чем-то кроме оружия?
— Вспоминал годы секретности. Рассказал, как первый раз выехал за рубеж. На курорт в Болгарию. Ему с семьей тогда поехать разрешили. Под чужой фамилией. Чуть ли не Иванов фамилия была.

— А вы были в Ижевске?
— В 2010 году мы приезжали к Михаилу Тимофеевичу как раз описывать коллекцию личного оружия, которую он нам передавал. Квартиру помню. В хрущевской пятиэтажке четырехкомнатная малогабаритка. Третий этаж. Знаю, дача еще была. Тоже не как у олигарха. Скромно жил. Говорю, простой был человек.

«Охоту он любил. Разбирался в ней»

Второй, до кого дозвонился корреспондент «ВП», — это личный референт Михаила Тимофеевича, который работал с ним в одном кабинете последние 16 лет, — Николай Николаевич Шкляев. Ему самому уже 86. До этой должности был заводским военпредом. Говорит, что с Калашниковым сработались:

— Да это и не сложно было. Он только о работе думал и говорил. Очень мало свободного времени было. Иногда ездили на охоту или на рыбалку. Стрелять любил. Мы все стрелять любили. И настрелялись за долгую жизнь. Оттого мы с ним оглохли. В нашем кабинете все говорили громко и внятно.

— Над чем он работал в последние годы?
— Мне сейчас задают этот вопрос с иронией. Но могу вам сказать, что Михаил Тимофеевич только последний год не мог на работу ходить. Физически не мог. А так, считайте, до 94 лет — в 9 утра как штык. Единственное, в последние годы у него было четыре рабочих дня. Остальные он проводил на даче.

— А работал над чем?
— Охотничье оружие. Охоту он любил, разбирался в ней, понимал, что требуется охотнику. И когда только государственное предприятие разваливалось, охотничье оружие, созданное опять же на основе системы Калашникова, буквально спасло завод. Участвовал в разработке более десятка образцов. Ну а когда совсем старыми стали, работал с письмами, изучал, что нового из вооружения создается. Очень ревниво к конкурентам относился. Всегда знал, что трудно сделать что-то лучше, чем сделал он. Тут как? Будет новый боеприпас, появится новое оружие. А пока порох и пуля — Калашников лучший.

— А письма какие на завод приходили?
— Рационализаторские предложения.

— От специалистов?
— Нет, конечно, от простых людей. А поскольку он сам из самоучек, то очень внимательно к этим письмам относился, готовил ответы.

— А вы не знаете, почему он столько оружия нашему Артиллерийскому музею передал, ведь у вас в Ижевске свои музеи есть?
— Вы, молодой человек, не беспокойтесь. Калашниковского оружия на все музеи хватило. Даже в Алтайский край, откуда он родом, в музей оружие отправлял. Всем досталось.

— А чем еще любил заниматься?
— Дача у него была. Он там мастерскую сделал.

— Оружие мастерил?
— Да нет, удобства домашнего быта всякие. Сараем очень гордился…