Привет, мясо

Фильм Педро Альмодовара «Кожа, в которой я живу» был представлен в Петербурге

Фильм испанца  Альмодовара, пожалуй, настроил участников и зрителей на самый свободный и открытый лад. После Альмодовара можно смотреть что угодно: шока уже не будет. Пока идет фильм, мозг смотрящего постепенно проворачивается под каким-то странным углом, да так и остается. Шокирующее начало тут — парадоксальным образом — не маячит ярким флагом: оно тихо, почти скромно пронизывает всю материю фильма. Это не просто эпатаж, это полноправная часть поэтики.

Альмодовар, взявший за основу собственного сценария роман-триллер француза Тьерри Жонке «Тарантул», естественно, поработал скальпелем. И перекроил сюжет так, что желание напугать, саспенс, переродилось во что-то другое, отчасти комическое.

Хосе Луис Алькайне, оператор, работавший над этой и над многими другими картинами Альмодовара, заявил, что фильм для него нехарактерный: тут-де только одна смешная сцена. Неизвестно, какую именно сцену он имел в виду. Но публика на просмотре смеялась много, притом даже в самых драматических местах. Смотреть было страшно и весело.

Все жизненное пространство между хирургом и его жертвой заполнено кровью, сексом и сумасшедшими людьми вроде бандита в костюме тигра или тетки в ночнушке с револьвером. Это словно серия латиноамериканского сериала — с эмоциями, истериками, семейными разборками и всем прочим полагающимся, — только снятая в сумасшедшем доме.
Ну да, или, говоря банально, — карнавал. А карнавал — это праздник перед постом, carne vale. В переводе с латыни — «прощай, мясо». 

Только у Альмодовара карнавал длится круглый год, всю жизнь, о посте и воздержании не идет и речь. Все — плоть, кровь, другие жидкости — все это пульсирует, живет и радуется жизни. Горячая кровь, даже если она льется из смертельной раны (а здесь ран и смертей предостаточно), — остается живой. Она удобряет сюжетную почву, на ней, как на кипящем масле, жарятся жизни остальных персонажей.

Тут не отмахнешься одним клише «испанские страсти» или даже «гнусные извращения». В конечном счете все они нужны Альмодовару для одной цели: провести эксперимент над пластичностью человеческого тела и души, разглядеть, насколько человек плавится, перетекает, изменяется под кожей, в которой он живет. А если выпотрошить его и набить новым наполнителем? А если, наоборот, заменить шкуру, собрать ее из разных кусков? 

При этом герой Бандераса, экспериментатор, не так уж похож на Франкенштейна Мэри Шелли. Тот был занят оживлением трупов. Доктора Ледгарда мертвые заботят мало, даже про погибшую дочку он вспоминает лишь временами. Мертвые выбыли из игры, их можно вычеркнуть. Интереснее вивисекция, занятнее возиться с еще живыми, ненавидеть их — и любить. Вот так же и режиссер Педро Альмодовар, словно его герой-хирург, возится с нами, пока еще живыми зрителями, копается в наших мозгах и душах, что-то там перешивает — и, возможно, даже любит нас.

О чем кино
Пластический хирург Ледгард, знойный мужчина с упрямым изгибом рта (Антонио Бандерас), потерял дочь: девушка (Бланка Суарес) выбросилась из окна после того, как ее чуть не изнасиловал случайный ухажер (Жан Корнет) на вечеринке. Ледгард, жаждущий возмездия, разыскивает незадачливого юнца, похищает его и мстит самым, наверное, страшным способом из тех, что может выдумать пластический хирург.