Проходная комната-коридор считается благоустроенным жильем для ветерана

84-летняя Нина Лащенко, инвалид, ветеран труда, ребенком угнанная на принудительные работы в Германию, вынуждена коротать дни в невыносимых условиях

На горячую линию «36 квадратных метров» часто обращаются ветераны из числа бывших несовершеннолетних узников концлагерей или угнанных на принудительные работы в Германию. К сожалению, на эти категории не распространяется такая льгота, как первоочередное обеспечение нуждающихся благоустроенным жильем. То есть в этом плане они приравнены ко всем остальным гражданам. Хотя узники и пережили все ужасы войны. Так что надежд на улучшение жилищных условий у них мало: в квартире должно быть не более 

9 кв. м общей площади на человека, причем если это условие соблюдено, то все равно ветерана поставят в общую очередь. А в общей очереди, как известно, ждут десятилетиями, что для людей преклонного возраста неприемлемо.

О страшных месяцах, проведенных в оккупации и в фашистской Германии, Нине Степановне напоминает знак «Бывший узник фашизма».

Вот и 84-летняя Нина Степановна, которая ребенком была угнана на принудительные работы в Германию, уже не знает, куда обращаться. Из различных инстанций ей приходят отказы. Она рассказывает: «Как вижу официальное письмо в почтовом ящике, сразу его не открываю. Сначала приду в квартиру, выпью успокоительное, и когда оно уже начнет действовать, прочту письмо. Расстроюсь. Может быть, всплакну. Но потом приходит осознание, что нужно дальше отстаивать свои права, потому что под старость жить в плохих условиях — крайне тяжело».

Нина Степановна занимает проходную комнату, которая фактически является коридором. Покоя нет, да и быть не может.

«В оккупации тайком слушали радио, а я стояла на стреме»

Нина Степановна Лащенко родилась в Ленинграде в 1931 году («В тот же день, что и Ельцин — 1 февраля», — добавляет ветеран).

Семья жила в деревянном двухэтажном доме на Полюстровском проспекте. Дом, понятное дело, был не частный, а коммунальный. Считался домом от Лесотехниче-ской академии. А в академии работал отец Нины Степан Ефремович. Он был ответственным редактором газеты «Лесная правда». Забегая вперед, скажем, что от того деревянного дома в войну не осталось и следа: его в блокаду разобрали на дрова.

— В начале войны я и мой маленький братик оказались в Смоленской области. Я к тому времени закончила второй класс, и в Смоленскую область, в село Лонница, нас на лето забрали родственники. Жили мы с ними в небольшом, но уютном доме. Как началась война, весь скот собрали и стали угонять в сторону Москвы. А через какое-то время и нам сказали собираться. Сели на подводы, поехали. Нужно сказать, что по краю села проходила железная дорога, а в полукилометре дальше — шоссе. Как я потом узнала, это была стратегическая трасса Москва — Минск. А лесов рядом не было. Вот мы и поехали по этой трассе в сторону Москвы, — начинает рассказ ветеран.

Но добраться до Москвы было не суждено.

— В пути были две ночевки: одна — на полу гумна, вторая — под открытым небом. Мне запомнилось тогда это бездонное, притягивающее звездное небо. Лежишь, смотришь — и не насмотреться! А потом наши подводы завернули обратно, поскольку прошло сообщение, что дальше ехать некуда: там уже немцы. Возвращаемся в село — и там немцы, — продолжает вспоминать Нина Степановна.

Немецкие солдаты и офицеры обосновались в домах получше (в том числе заняли дом, где жили родственники Нины). Местным жителям пришлось ютиться по несколько семей в домах попроще. Впрочем, жили дружно, всегда помогали друг другу. Местным разрешалось возделывать огород и держать корову.

— Нашему селу еще повезло. А соседние два поселения, как нам кто-то тогда рассказал, немцы стерли с лица земли. Согнали там людей в сараи и подожгли. В нашем же селе в здание клуба привозили пленных. Что там происходило внутри, я не знаю, но оттуда доносились ужасные стоны. Это было страшное место. Потом тех пленных вывели за село и расстреляли. Местные жители хоронили убитых. Предчувствуя смерть, пленные выбрасывали из окон предсмертные записки, — уточняет ветеран.

Кара могла настигнуть и Нину с ее родными. Почему? В доме, где они жили, в погребе был спрятан радиоприемник. По вечерам сельская молодежь приходила в дом как бы на посиделки, а на самом деле доставали приемник, слушали военные сводки. Таким образом Нина узнала, что родной Ленинград окружен, что в городе блокада.

По вечерам село патрулировали немецкие солдаты. И они могли в любой момент зайти в любой дом.

— Пока слушали радио, я выходила из дома на улицу, пряталась в кустах сирени. Задание как раз по мне: была смышленая и маленького росточка. Я должна была при приближении немцев встать и махнуть рукой, чтоб в окне заметили. А если немцы спросят, сказать, что по нужде выбежала. В общем, стояла на стреме, — улыбается Нина Степановна.

В оккупации Нина провела два года. Наступил коренной перелом на фронтах: немцы начали отступать. Казалось бы, освобождение близко. Немцы скоро должны покинуть село…

Немецкие дети кидали в советских детей камни

Они и покинули, предварительно собрав все население. Всех посадили на телеги, повезли в сторону, противоположную Москве. Так доехали где-то до границы с Польшей. Здесь всех выгрузили, отвели в темную баню, велели раздеться. Люди думали, что все, это конец. Немцы вошли с фонарями, каждого советского гражданина внимательно рассматривали. У кого подозревали какую болезнь — отводили в сторону. Всем же остальным, кто прошел медотбор (в том числе и Нине с родственниками) выдали одежду, повезли к железной дороге, запихали в товарные вагоны.

— Как сельдей в бочке набили. Присесть некуда, стоя ехали. И мы совершенно не представляли, что нас ждет, — поясняет Нина Степановна. Она тогда и предположить не могла, что впереди — 19 месяцев принудительных работ на территории Германии.

Поезд остановился на какой-то большой станции. Следующим этапом для советских людей стало пребывание в лагере за колючей проволокой под Берлином. Это был специальный лагерь для дармовой рабочей силы. Взрослых ранним утром из лагеря увозили на работу на завод, дети же, в том числе и Нина с братиком Виктором (он был на четыре года ее моложе), оставались на уборке. Убирали территорию, бараки, туалеты. Время от времени в лагерь приезжали немцы, которые набирали работников для своих поместий. В один из дней немецкий помещик забрал Нину с родственниками и еще одну семью. Они обрадовались, что вместе, что их не разлучили.

— Поместье было большое, с барским домом. Основная работа была на полях. Кроме нас, привезенных с территории России, были украинцы и даже француз и англичанин. Жили мы в бараке с нарами. Но мы радовались и этому: здесь уже не было колючей проволоки. Впрочем, и бежать было некуда, — продолжает рассказ ветеран.

Нине Степановне очень запомнилось, что не все немцы были жестокие.

— Многие немцы из числа взрослых относились к нам с сочувствием. Идешь по улице, и какая-нибудь фрау навстречу. И она незаметно так сунет тебе в руку сухарик, а бывало, и кусочек сахара. Иногда мы, дети, приходили к помещичьему дому, становились возле черного хода на кухню. В руках — котелки, все мысли — о еде. И повариха усадебная, немка, заметив нас, подзывала: «Киндер, ком, ком», — и плюх половником нам что-то съедобное в котелок. Иногда даже что-то вкусное с барского стола доставалось. А вот дети немецкие относились к нам плохо: рожи корчили, а то и камни в нас бросали. Видимо, сильна была нацистская пропаганда, а дети, не имевшие жизненного опыта, в нее верили, полагая, что каждый русский — более низшее существо, не человек, — вздыхает Нина Степановна.

19 месяцев девочка работала на немцев. Пока до тех мест не дошли наши войска.

— Мы понимали, что приближаются наши. Немцы стали спешно покидать поместье. Оно опустело. Остались только мы. Мы все забрались в какой-то большой погреб и ждали. Два дня ждали. И вот кто-то приоткрыл крышку погреба и по-русски: «Есть кто-то?» Мы — друг другу: «Наши, наши!!!» — Нина Степановна не может сдержать слез. — Боец тогда: «Вначале выносим детей и больных». И мы стали выползать из погреба, нам подавали руки. Это была такая радость, не передать!

Освобожденных людей отправили на распределительный пункт. Там, хоть они и спали на полу, было хорошо: их кормили, даже концерт самодеятельности устроили. А потом началась долгая дорога на Родину. Сначала на грузовиках через Польшу («Варшава лежала вся в руинах, это было страшное зрелище», — вспоминает ветеран), потом в общих вагонах повезли на Москву. Дядя Нины попросил начальника поезда высадить семью на железнодорожной станции под Смоленском, чтоб они смогли вернуться обратно в покинутое село. Сначала им отказали, но потом все-таки высадили.

Война приближалась к концу. А потом за Ниной и ее маленьким братиком приехала мама. Она пережила блокаду. Жив остался и отец, который в начале войны ушел в ополчение, а потом двигался с войсками на Запад. Закончил войну он в Германии.

Нина Степановна на праздновании 70-летия Победы.

Школу окончила в 22 года

Вернулись в Ленинград. Стали жить в маленькой комнате в коммуналке, которую семье дали еще в блокаду — когда переселяли из деревянного дома, идущего под снос.

— Сначала мы жили в квартире одни, потом стали заселяться соседи. Тогда мама сказала отцу, чтобы пошел в администрацию, попросил, чтоб ему как фронтовику дали хоть комнату побольше. А отец, он был настоящий коммунист, ни в какую. Мол, вы о чем? Кругом столько горя, не время. И так ничего никогда и не попросил в дальнейшем, хотя стал работать в престижном месте: собкором в сельскохозяйственном отделе главной газеты города — «Ленинград-ской правде». А я, вернувшись, пошла в школу. И закончила ее в 22 года. Я же четыре года в оккупации да на принудительных работах пропустила, — уточняет Нина Степановна. — И еще: когда я вернулась из Германии, мать строго сказала: «О том, где ты была, — забудь навсегда. Молчи». И она была права: волна репрессий снова прокатилась по стране. И я молчала, никому не говорила, и постепенно из памяти стали стираться детали плена.

После окончания школы Нина сначала хотела поступать в Военно-механический институт, на конструкторский факультет. Хотела укреплять обороноспособность страны, чтобы никогда больше не было войны, не было такого народного горя. Но не добрала баллов. Тогда по настоянию отца, считавшего, что год не учиться — это неправильно, пошла с документами в Лесотехническую академию, и ее взяли. Успешно окончила, по распределению поехала на Север (причем по собственному желанию!). Отработала на Севере, потом вернулась в Ленинград, пошла инженером-технологом на производственное объединение «Позитрон», затем закончила Северо-Западный заочный политехнический институт.

У Нины Степановны родилось двое детей. Жили в коммунальной тесноте. Никакой жилплощади им не давали. Тогда стали на всем экономить, чтобы вступить в кооператив. И вот наконец долгожданная кооперативная квартира — самая обычная «трешка», в народе именуемая распашонкой. То есть когда из одной комнаты ведут двери в две другие, и комната фактически превращается в коридор.

Удостоверение ветерана.

«Неужели мы ничего не заслужили?»

В упомянутой квартире, расположенной в доме по проспекту Тореза (Выборгский район), ныне живут вчетвером: Нина Степановна в проходной комнате, являющейся и коридором, и общей столовой (кухня — 5 кв. м, в ней нет места для обеденного стола), и комнатой отдыха (здесь и телевизор, и пианино). В изолированных комнатах живут: в одной — дочь Нины Степановны, в другой — двенадцатилетние разнополые внуки-двойняшки. Понятно, что при таких условиях покою пожилому человеку нет. Общая площадь квартиры — 55 кв. м, то есть на человека приходится по 13,7 кв. м.

Для признания нуждающейся в улучшении жилищных условий нужно 9 кв. м. Все — тупик. А фактически две семьи (Нина Степановна — одна семья, дочь с детьми — другая) у нас чиновники, как водится, считают за одну. То есть ничего ветерану не положено.

— Я не могу понять, чем мы, тогда несовершеннолетние узники концлагерей или угнанные на принудительные работы в Германию, провинились? Да, у нас есть льготы по материальному обеспечению. Но почему забыт жилищный вопрос? — недоумевает 84-летняя коренная ленинградка.

Комментарий

Татьяна СМИРНОВА, юрисконсульт горячей линии «36 квадратных метров»:

— Верховный суд Российской Федерации в мотивировочной части Определения от 24 февраля 2012 г. №33-В11-13 сделал вывод о том, что приравнивание узников фашизма по предоставляемым мерам социальной поддержки к инвалидам и участникам Великой Отечественной войны не дает правовых оснований для обеспечения их жилым помещением за счет средств федерального бюджета во внеочередном порядке в рамках реализации указа президента Российской Федерации от 7 мая 2008 года №714, поскольку на данную категорию лиц его действие не распространяется.

К большому сожалению, Нина Степановна Лащенко, имея право на льготы для бывших несовершеннолетних узников фашистских концлагерей, не может быть обеспечена во внеочередном порядке жильем по указу президента РФ №714. К тому же Нина Степановна не состоит на жилищной очереди. Возможно, чиновники предложат Н. С. Лащенко иной вариант улучшения жилищных условий?