Роман Поланский. Из него гвозди можно делать

В 2009 году Роман Поланский был отправлен в тюрьму — обвинение в изнасиловании несовершеннолетней было выдвинуто в США еще в 1977 году, однако тогда Поланский уехал в Европу и до определенного времени его никто не тревожил. Внезапный арест и полтора года, проведенные в тюрьме, не помешали ему снять еще один фильм. На экраны выходит «Резня».

— Ваш фильм «Резня» был награжден бурными овациями на Венецианском фестивале, а также получил Почетный приз на фестивале в Цюрихе. После унизительного тюремного заключения все эти почести не кажутся вам иронией?
— Я привык к этому за 34 года. Не будем забывать, что я уже был в тюрьме. Поэтому я уехал из США — они хотели отправить меня туда снова. На этот раз все было терпимо.

— Вы жалеете о том, что произошло?
— Да, естественно. Жалею вот уже 33 года.

— Сегодня вы не можете поехать никуда, кроме Франции, Швейцарии, Польши.
— Я живу во Франции, я — француз!

— Да, конечно, но есть много стран, куда вы не можете поехать. Вы не чувствуете себя по-прежнему заключенным?
— Нет, потому что я уже привык к этому за этот год творческого отпуска. К тому же я много путешествовал. Все, что имеет для меня сейчас значение, — это возможность быть рядом с моей семьей и не разлучаться с ними, как было в этом году.

— Иногда вас называли «злобным и испорченным карликом», иногда — «кинематографическим гением», а иногда и тем и тем одновременно…
— Этот имидж я заработал, когда погибла моя вторая жена Шарон Тейт. СМИ любят истории подобного рода, они раскручиваются до бесконечности...

— Шарон Тейт была беременна, когда ее убили. Ваша мать погибла в Освенциме, она тоже была беременна. Вы как-то нашли в себе силы пережить все это. Как это у вас получается?
— Знаете, я иногда сам себе задаю этот вопрос. Вероятно, я слеплен из крутого теста. Из меня гвозди можно делать.

— Смерть часто ходила рядом: погибали те, кого вы любили, вы сам чуть не погибли. Это изменило ваш взгляд на жизнь?
— Да, смерть я увидел очень рано, в гетто. Мне было семь лет, когда на моих глазах убили женщину. И знаете, как хирург привыкает видеть разрезанные животы, так я привык к смерти.

— Когда ваших родителей депортировали, вас спрятала семья польских католиков...
— Это была маленькая, будто средневековая, деревушка. Есть, кроме каши, было нечего. В семье, которая меня приютила, было трое детей. Мать была очень доброй, очень религиозной. Она меня любила. Меня могли схватить в любой момент. Слава богу, внешность у меня была вполне польская, так что мне было легко прятаться.

— Сценарий «Резни» вы написали еще в тюрьме. В особых, так сказать, условиях.
— Замечательные условия! Я бы некоторым сценаристам посоветовал посидеть некоторое время в заключении, чтобы поработать.

«Резня» — история двух семей, которые поначалу дружат, а потом их отношения постепенно перерастают во вражду. Именно это привлекло меня в пьесе Ясмины Резы — осуждение политической корректности. Персонажи обнаруживают свое истинное лицо, способность ненавидеть, быть эгоистичными, хотя все это и скрыто под внешним лоском представителей среднего класса, желающих выглядеть респектабельно.