Руслан Кудашов: Успеть посчитать звезды
Руслан Кудашов, неоднократный лауреат «Золотого софита» и «Золотой маски», художественный руководитель Санкт-Петербургского театра кукол, захвачен идеей нести зрителю вечные ценности
Режиссера не заподозришь в конъюнктуре и расчете. Это лишь совпадение, что в Год русской литературы в Санкт-Петербургском ТЮЗе появляются «Маленькие трагедии» Пушкина, а поставленная в 2013 году в санкт-петербургском Большом театре кукол «Песнь Песней» по ветхозаветной книге о царе Соломоне, оказалось, рифмуется с «Цветом граната» Сергея Параджанова, который очень любил Тбилиси, — туда теперь театр со спектаклем едет на самый престижный в Грузии Международный фестиваль GIFT. Фото: Фото предоставлено пиар-службой ТЮЗа им. Брянцева
Случайное не случайно
— Руслан, скажите, о чем ваши главные высказывания как режиссера?
— (Задумывается.) Мы с артистами Большого театра кукол работаем сейчас над спектаклем по роману Уильяма Голдинга «Шпиль», премьера которого должна случиться в декабре. Там есть тезис: «Ничто не совершается без греха. Лишь Богу ведомо, где Бог». Понимая собственные несовершенства, человек не особо имеет право судить других. Надо, видимо, обратиться к себе с вопросом: «А что делаю я?» Даже если, казалось бы, ты занимаешься благим делом, не всегда на этом пути ты действуешь верно. Пожалуй, эта тема для меня сейчас выходит на первый план. Хотя, я думаю, она подспудно существовала для меня всегда.
— Вы выбрали для постановки нобелевского лауреата Голдинга, известного у нас в стране прежде всего благодаря роману «Повелитель мух». Так почему «Шпиль»?
— Насколько я знаю, никто у нас в стране не ставил на сцене «Шпиль» и не снимал кино. Это должна была быть пятая работа театра «Потудань», которым я руководил. Но замысел пришлось отодвинуть — я принял предложение стать главным режиссером БТК, взять актерский курс, это было более десяти лет назад. Но я все-таки решил воплотить идею. Для участия в спектакле позвал двух ребят из «Потудани» и актеров из Мастерской БТК. Речь в романе идет о строительстве шпиля собора, все происходит в средневековой Англии — миф и реальность переплетены, главный герой Джослин разрывается между богом и дьяволом и собственной совестью.
— А элемент случайности существует в выборе произведения для постановки?
— В какой-то мере. Случайно (или вовсе не случайно) во время «Золотой маски» я обмолвился художественному руководителю проектов питерского ТЮЗа Адольфу Шапиро, что меня давно занимают «Маленькие трагедии» Пушкина, и Адольф Яковлевич предложил осуществить постановку в ТЮЗе. Этот опыт как драматического режиссера в Театре юных зрителей был для меня интересен и необычен.
— А еще было необычно увидеть вас в новом качестве. Зритель привык к вашим серьезным, религиозно-философским высказываниям — «Екклесиаст», «Песнь Песней», «Книга Иова», — и вдруг «Маленькие трагедии», где наряду с апокалиптическими настроениями вы допускаете много озорства, азарта, хулиганства, иронии. Переживаете новый этап?
— Не думаю, что новый. Есть «Бармалей», «Айболит» в БТК, «Фро» в Риге — спектакли, не лишенные иронии, просто об этом не совсем знает петербургский зритель.
Скелет как замануха
— В «Маленьких трагедиях» на бесшабашную и азартную игру, возможно, вас настроила молодая команда ТЮЗа?
— Я думаю, это движение к хулиганству на сцене было обоюдным. И актерам этой свободы хотелось, они очень сражались за свою работу и старались доказать, на что они способны, подсказывали мне какие-то ходы, решения, в том числе в музыкальной части. Анна Дюкова нашла романс Вертинского, Ольга Карленко — средневековую песню, и я это воспринял с вниманием. В новом качестве предстал и маститый актер Николай Иванов, сыгравший Барона, поиски наши совпали совершенно по настроению, по трактовке роли. Свой вклад привнес и художник Николай Слободяник — он весьма ироничный человек, придумал в качестве декорации огромный человеческий скелет, который может рассматриваться как символ смерти и как ироничный намек на танцующие скелеты во времена Средневековья. Коля правильную вещь сказал: для подростков — зрителей ТЮЗа нужна замануха. Вот мы этот огромный движущийся восьмиметровый скелет и сотворили.
— Некоторые расценили этот огромный скелет как параллель с фильмом Андрея Звягинцева «Левиафан», где есть скелет динозавра… А там уже точно про конец света!
— И это кино повлияло, не буду отрицать. Но мы с другой коннотацией это делали. Скелет как напоминание о бренности существования. В финале спектакля есть сцена, когда Матильда и Вальсингам лежат на песке под ночным небом и считают звезды. Для нас всех рано или поздно наступит конец света. Но очень важно до ухода успеть посчитать звезды и услышать шум моря.
— Как вы считаете, молодые зрители распознают эти смыслы, не укрываются ли они за какими-то непростыми цитатами, символами, не мешают ли длинноты, пустоты? Их еще пока много в спектакле.
— Безусловно, пока спектакль не совсем встал на ноги, его надо накатать, уплотнить. Но если ребята с этим спектаклем поедут зимой во Псков на Пушкинский фестиваль, я уверен, что гастроли обязательно что-то дадут.
— Почему вы решили включить Пушкина в ткань его произведения?
— Не знаю, уместно ли об этом говорить, но актер Сергей Бызгу спросил меня, не могу ли я дать роль актеру, мало занятому в репертуаре. Так появился в спектакле рыжий Пушкин в исполнении Владимира Чернышова.
— Особенно Пушкин хорош в тандеме с Моцартом, который тоже отчаянно хулиганничает.
— Мне кажется, очень сложно гениев на сцене проявить, чтобы это не было банально. Нам показалось, что если они предстанут в облике клоунов, возникнет более точная образная определяющая для двух актеров, какие бы сложные и трудные темы ни поднимались.
— Вы не встречали осуждения со стороны зрителей, что вот, Пушкина искорежили?
— Да, да, такое есть. Однажды группа школьников встала после спектакля с возмущением: «Это не наш Пушкин!» Педагоги отзываются помягче. Есть кардинально разные мнения. И это нормально.
— О «Песни Песней» вам такого не говорят?
— Ну, я специально не собираю отзывов. Мне важно попытаться что-то сказать своим спектаклем, провести какую-то свою идею. А уж как ее воспримут…
Театр со зрителем нашел диалог
— Вы объявляли краудфандинг (сбор денег через Интернет. — Ред.) для того, чтобы повезти «Песнь Песней» в Грузию на фестиваль GIFT. Для этого участия была какая-то важная внутренняя причина?
— Так или иначе в этом спектакле поднимается тема любви. И в финале мы выносим полотна, как это сказано в самом тексте, «над головой моей знамя», на этом знамени начертано слово «любовь». Это главное — любовь, а не война. Мы надеемся на понимание. Язык, которым мы рассказываем эту историю, близок стилистике Сергея Параджанова, который жил в Тбилиси, и мыслям Мераба Мамардашвили, которого мы цитируем в программке.
— Вы долго не могли собрать деньги и, кажется, смирились с тем, что вам не удастся поехать в Тбилиси…
— Но тем не менее сумму нужную нам удалось собрать, не только через Интернет, — приносили деньги и бизнесмены, и скромные библиотекари, и русские, и грузины. Я это расцениваю как чудо. И доказательство того, что театр со зрителем нашел диалог.
— Вы недавно вернулись из Магадана. Что это была за поездка?
— У нас были небольшие гастроли — мы вписались в правительственную программу, в которой театры Москвы и Петербурга показывают свое искусство в разных уголках страны. Нам достался Магадан. Туда мы повезли спектакли «Колобок», «Бармалей», «Вий» и спектакль-концерт к 70-летию Победы «Минуты жизни».
— Какие-то открытия для себя сделали в местах не столь отдаленных?
— Я убедился в том, что страна у нас очень большая. И мы не знаем ее особенностей, живя в Петербурге и в Москве. Пространство Магадана совершенно удивительное: красивейшие суровые природные ландшафты, реки, Охотское море. А главное открытие — люди: нормальные, образованные. Молодежь модно одевается, пользуется теми же современными айпадами, айфонами. Магаданская публика теплая, благодарная, аплодировала нам стоя.
— Как вы считаете, чем сегодня молодежь можно привлечь в театр? Чем ее бередить, чем брать?
— Наверное, вечными темами, которые от человека никуда не уходят. Надо искать диалог и через классику, и через современные темы. Но этот путь к диалогу надо нащупывать, улавливать интерес и отзвук другой, зрительской стороны.
