Газета выходит с октября 1917 года Sunday 22 декабря 2024

«Самое сложное было — затащить носилки с больным на третий этаж»

Ценить каждый день жизни Августу Заводчикову научила Блокада

89-летняя участница Великой Отечественной войны, пережившая все 900 дней блокады, защищавшая наш город от фашистских захватчиков, вдова участника войны, инвалид вынуждена ютиться в проходной комнате, ставшей фактически коридором в квартире-распашонке. Благоустроенное отдельное жилье ей никак не получить. 

Августа Сергеевна Заводчикова, которой скоро исполнится 90 лет, награжденная орденом Великой Отечественной войны II степени, медалями «За оборону Ленинграда», «За победу над Германией», верит, что хотя бы к 90-летию власти наконец дадут ей давно обещанное благоустроенное жилье. Тем более что этот год — особенный. 70 лет Победы в Великой Отечественной. 

Августа Сергеевна — гость редакции «ВП». С собой она взяла самое для нее ценное — семейные фотографии и правительственные награды — свои и умершего мужа, тоже участника войны. Рассказывая о блокаде (а в блокаду умерли от голода все самые близкие родственники Августы Сергеевны, оставшиеся в Ленинграде), она постоянно задает один и тот же вопрос: «Может, не стоит об этом? Я была как все, никаких подвигов не совершала. Не знаю, почему я осталась жить, а другие нет». Словно просит прощения у них, давно ушедших.

Орден Великой Отечественной войны II степени. 

«От голода чувства притупились. Осталось одно — чувство холода»

До войны школьница Августа Заводчикова жила вместе со старшей сестрой Юлией, ее мужем Константином Гусевым и их маленьким сынишкой Виталиком в   доме на набережной Фонтанки (угол Бородинской). Родители Августы и ее братья  в то время жили в Карелии.

22 июня 1941 года перечеркнуло будущее семьи. Константина Гусева не призвали на фронт, поскольку незадолго до начала войны он сломал ногу и мог передвигаться только на костылях. Эвакуироваться не смогли. Юлия работала медсестрой в Военно-медицинской академии: в начале войны академия с большинством личного состава выехала в Самарканд. Юлия не поехала с академией. Вероятно, побоялась отправляться в столь дальнюю дорогу, так как ждала ребенка. Семья осталась в Ленинграде. Юлия стала работать в госпитале, который открыли на территории Военно-медицинской академии.

Занятия в школе, в которой училась Августа, прекратились. Не до того было. Августа вместе с другими школьниками  дежурила на крышах, тушила зажигательные бомбы. Поначалу все казалось не таким уж и страшным. Но потихоньку входил в свои права голод. Наступило время 125-граммовой нормы хлеба на день.

— Когда начался голод, наступило какое-то безразличие ко всему. Все чувства притуплялись. Хоть тебя разбомбят: все равно. Не обращали внимания ни на сирены противовоздушной обороны, ни на звуки разрывающихся где-то в наших краях бомб. Я как-то от голода и страдать перестала. Донимал холод, — вспоминает Августа Сергеевна. — Где-то мы достали буржуйку, но топить-то ее было практически нечем. Стопили стулья, столы. Но холод в комнате стоял адский: вода, которую с таким трудом притаскивали в бидончике из проруби на Фонтанке, замерзала в комнате. Совсем негде было согреться.

А однажды семья надолго осталась и без хлеба. Три дня хлеб в булочную не завозили. Обезумевший народ зря толкался на морозе в очередях. Наконец хлеб привезли. Дождавшись своей очереди, ослабевшая Августа протянула продавщице карточки. Та начала отвешивать пайки хлеба на весах. И вдруг эти куски хлеба кто-то выхватывает — и наутек. Для семьи остались одни довески. 

Первыми в блокаду умирали мужчины. Августа на всю жизнь запомнила, как однажды брела по городу с бидончиком в руке (шла за жидким супом, который должна была получить в госпитале за оставшуюся в тот день дома сестру), а на углу Невского и Литейного увидела упавшего мужчину, который просил одиноких прохожих помочь ему встать. Изможденные голодом люди подходили, пытались помочь. Тщетно. Когда Августа возвращалась обратно, мужчина был мертв.

Смерть подкрадывалась все ближе к семье. Уже не мог встать с постели муж сестры Константин. Юлии удалось договориться о госпитализации мужа в больницу №25 на Фонтанке. Сестры свезли туда Константина на саночках.

Августа Заводчикова. Послевоенное фото.

На следующий день Юлия пошла проведать мужа. И — не нашла. Его не было в списках больных. Как же так? Ей сказали: идите за приемный покой. Она пошла. Рядом с приемным покоем высилась груда трупов. Груда та была выше человеческого роста. Юлия нашла мужа по забинтованной ноге… 

В госпитале молодой вдове с малышом на руках пошли навстречу: дали жилье на территории академии, чтоб не ходить на работу по улицам в стужу. Переезжали на тех же саночках, посадив на них ребенка (Виталику был год с небольшим). Поселились на кафедре марксизма-ленинизма. 

— Мы там одни жили. Печки-то были, а топить, понятное дело, нечем. Однажды рискнули, хоть это и нехорошо было, кинули в топку какие-то книги. Но тепла от них не было. Виталик, сын сестры, уже не вставал. Сидел или лежал, все время издавал какие-то звуки. Просил есть. Мы ему хлеба в тряпочку намнем и дадим вместо соски. Хлеб он сосал. А больше дать было и нечего. Как-то ночью просыпаюсь, сестра мне говорит, что рожает. Я ей помогала в родах: что она говорила, то я и делала. И пуповину перерезала, — Августа Сергеевна не может сдержать слез.

Ребенок родился мертвым, а его мать настолько ослабла, что уже ничего не могла делать. Юлию положили в госпиталь. Хоронить новорожденного пришлось Августе. Копать промерзлую насквозь землю она не могла. Сил не было. Пришлось закопать в сугроб (и это до сих пор мучает Августу Сергеевну: не смогла похоронить по-христиански).

На руках у Августы остался маленький Виталик. Уже уходящий. Она трепетно ухаживала за ним, продолжала делать соски из хлеба. Пыталась согреть, укрывала одеялами. Все было бесполезно. Виталика не стало. 

Когда Августа пошла к сестре в палату и сказала ей об этой трагедии, Юлия, уже давно чувствующая приближение беды, смогла только сказать: «Авочка (так Августу ласково звали в семье. — Прим. авт.), ты очень не расстраивайся. Мы обязательно выживем».

Снова на долю Августы пришлись похороны ребенка. Она завернула его в одеяльце, перевязала, повезла на саночках, куда ей сказали — в район нынешней станции метро «Пушкинская». Там в блокаду был участок, куда свозили умерших. 

— Такие штабеля трупов метра два в высоту — и между ними проход для живых. Иду по проходу и понимаю — мне не закинуть тело племянника наверх. Пришлось оставить в проходе, — вспоминает Августа Сергеевна.

Через два дня умерла Юлия. Августа осталась одна. Женщины, которые лежали в палате, в которой умерла Юлия, посоветовали Августе подойти к комиссару госпиталя и попроситься на работу. Августа пошла, и ее взяли на кухню — мыть посуду. Начинался март 1942 года. Августа считает, что именно благодаря приему на работу она и выжила.  

Тогда она еще не знала, что война унесет жизни двух ее братьев. Старший пропадет без вести на фронте, младший умрет от голода. 

Спала по пять минут...

Госпиталь №1117, находящийся на территории Военно-медицинской академии. Августа Заводчикова трудится на кухне. Она еле ходит, не может поднимать тяжелое. Но в ее обязанности входило мытье котлов. Котлы были огромными, и ей их было не поднять на полки. 

Августа на работе в клинике. Послевоенное фото.

— Меня стала опекать тетя Паша, работающая на кухне. Помогала, учила. У нее самой было трое детей. Потом она меня пригласила к себе жить. Мы с ней вместе вставали в 4 — 5 утра и шли на работу. Чудной души была человек. Я до сих пор с ее дочерью общаюсь, — вспоминает Августа Сергеевна. 

Потом Августу Заводчикову перевели уже в медработники. Она стала санитаркой в отделении нейрохирургии. 

— Отделение располагалось на третьем этаже. Самое сложное было — затащить носилки с больным из приемного покоя по лестнице на третий этаж. Носилки приходилось тащить женщинам. Я всегда бралась за верхнюю, самую тяжелую часть, где голова больного. Я же молодая была, и мне было неудобно за более легкую браться, — продолжает рассказ Августа Сергеевна.

Медперсоналу госпиталя приходилось не спать сутками, настолько велик был поток раненых и больных. За ночь порой приходилось принимать до четырех сотен новых пациентов. Если уж совсем было со сном невмочь, Августа уходила куда-нибудь в туалет, прислонялась к стенке и так минут пять спала. Иногда медсестры, жалея девушку, предлагали: «Иди, поспи немного на кровати, пока сюда больного не положили».

В госпитале Августа столкнулась не только с благородством и мужеством. Были и отнюдь не красящие людей случаи. Так, одна из медсестер украла зимнее пальто покойной сестры Августы. Потом, когда Августа увидела ее в этом пальто, вернула.

День полного снятия блокады Августе Сергеевне запомнился всеобщей радостью.

— Мы все вышли на улицу, незнакомые люди обнимались, целовались. Это был такой праздник, такое ликование, счастливее которого никогда и не было, — рассказывает блокадница. 

…Жизнь продолжалась. Закончилась война. Августа Сергеевна выучилась на медсестру, затем окончила биологический факультет сельскохозяйственного института. Вышла замуж за фронтовика — военного врача, вырастила двоих сыновей.

Со своими «однополчанами» — сотрудниками отделения нейрохирургии блокадного госпиталя — они встречались, отмечали светлый праздник — День Победы.

— Сейчас-то уже и некому встречаться. Это я еще ничего себя чувствую, другие хуже. Я их навещаю. Пока еще в состоянии, — говорит Августа Сергеевна. — А вообще я по характеру всегда была оптимисткой, ценила каждый прожитый день. Этому меня научила блокада.

Награды покойного мужа Василия Попсуйко.

Проходная комната-коридор — и больше ничего участнице войны не положено? 

Понятное дело: Августа Сергеевна Заводчикова, честно отработавшая всю жизнь, никаких хором не приобрела. Живет она в маленькой трехкомнатной квартире-распашонке в классической хрущевке на Варшавской улице с двумя сыновьями, которым уже за пятьдесят. В проходной комнате, из которой ведут две двери в комнаты сыновей. Так что у Августы Сергеевны фактически и не комната, а коридор. А живут в квартире две семьи: один из сыновей, у которого своя жизнь, свой бюджет, свои интересы. И вторая семья — Августа Сергеевна со вторым сыном. Этот сын страдает тяжелой формой хронического заболевания и нуждается в уходе. Ухаживает за ним мать, то есть Августа Сергеевна. Так сложилась жизнь. Отношения между сыновьями обострены — именно из-за болезни одного из них. Разменять маленькую квартиру-распашонку не представляется возможным. 

В 2007 году больной сын Августы Сергеевны, имеющий заболевание, был поставлен на очередь по подбору жилья. В документе, подписанном первым заместителем главы администрации Московского района В. Н. Ушаковым, сказано, что «жилищная комиссия администрации Московского района 24.04.2007… приняла решение о предоставлении однокомнатной квартиры» больному сыну Августы Сергеевны. И далее: «дело направлено на подбор площади, и при наличии необходимой квартиры вы будете приглашены в администрацию Московского района».

Это был 2007 год. Августа Сергеевна предполагала, что сын получит квартиру, а она будет ухаживать за ним. 

Но… никакой квартиры так и не дали. Хотя в соответствии со статьей 57 Жилищного кодекса РФ граждане, страдающие тяжелыми формами хронических заболеваний, при которых совместное проживание с ними в одной квартире невозможно, имеют право на предоставление жилых помещений по договорам социального найма во внеочередном порядке. Что, кстати, и указано в обращении в администрацию Московского района от М. Г. Орловой, первого заместителя председателя комитета по жилищной политике правительства Санкт-Петербурга.  (В жилищный комитет Августа Сергеевна с сыном обратились, устав ждать получения квартиры от Московского района.) На дворе был 2010 год.

С тех пор ничего не изменилось. Более того — ситуация ухудшилась. Больного сына Заводчиковой вообще вычеркнули из списка внеочередников. То есть квартиру ему уже давать не собираются. Что касается  Августы Сергеевны, то администрация Московского района предложила ей квартиру в доме социального обслуживания. Августа Сергеевна вынуждена была отказаться: потому что не могла оставить больного сына. А проживать с ней в доме социального обслуживания он не мог: требования законодательства не допускают проживания в домах социального обслуживания людей, страдающих некоторыми заболеваниями. Между тем самочувствие сына Августы Сергеевны достаточно тяжелое, его инвалидность стала бессрочной. 

Единственное, что нужно сейчас участнице войны, блокаднице Августе Сергеевне  Заводчиковой, — чтобы ей (или ее больному сыну) дали однокомнатную квартиру в обычном доме. Которую должны были дать еще семь лет назад. 

Комментарий 

Татьяна Смирнова, юрисконсульт горячей линии «36 квадратных метров»:

— Прочитав в конце ушедшего года в районной газете Московского района заметку о заботе районной администрации о гражданах, страдающих тяжелой формой хронических заболеваний, Августа Сергеевна с сыном, пытаясь восстановить право на улучшение жилищных условий, в очередной раз направили обращение на имя главы администрации с просьбой восстановить сына в той очереди, в которой он состоял с 2007 года. Ветеран  вновь ждет очередной ответ, потеряв им счет за последние пять лет.

Своевременная реализация прав сына Августы Сергеевны на улучшение жилищных условий, предусмотренных ст. 51, 57 Жилищного кодекса РФ, могла бы исключить «хождения по мукам» ветерана по городским инстанциям в целях восстановления законных прав сына, а вместе с тем решить жилищный вопрос обеих семей.

Со дня постановки на очередь до момента исключения сына Заводчиковой А. С. из числа очередников изменения жилищных и социально-бытовых условий в семье ветерана не произошло. Из переписки Заводчиковой А. С. с чиновниками не следует, что действия администрации основаны на законе.

Фото из архива Августы Заводчиковой
↑ Наверх