Сергей Некрасов: «Вечёрка» предсказала падение потолка на Мойке, 12

Сергей Михайлович — настоящий петербургский интеллигент, ему много раз предлагали переехать в Москву, и любой другой город мира был бы рад принять такого знатока, однако наш герой верен только одному городу на белом свете

В течение многих лет он возглавляет Всероссийский музей имени Пушкина, но от работы не устал, день и ночь в движении, полон замыслов и новых проектов и очень гордится тем, что этим летом в состав Пушкинского музея влился отреставрированный и приведенный в идеальное состояние Музей-усадьба Гавриила Романовича Державина. 

Вся жизнь Некрасова пропитана Пушкиным: он работает на Мойке, 12, а живет в Царском Селе. Здесь же проводит две художественные премии: 5 июня — «Петрополь» на Мойке, 12, а 18 октября — Царскосельскую премию в Пушкинском лицее. Корреспондентов «Вечёрки» Сергей Михайлович встречал в своем кабинете на Мойке, 12, под окнами которого шел ремонт (Некрасов — не только поэт своего дела, но еще и опытный хозяйственник), а за дверями директора ждали сотрудники инновационного отдела, юные красавицы студентки и другие важные посетители. Однако для него, истинного петербуржца, нет темы дороже, чем разговор о нашем любимом городе.

Фото: Татьяны Мироненко

— Когда, при каких обстоятельствах вы осознали, в каком уникальном городе живете?
— Я это осознал в удивительно раннем детстве, потому что родился в Царском Селе и на прогулки меня водили в Лицейский сад. Это было сразу после войны, все было разбито, дворец стоял в руинах, остался только его остов. А лицей уже восстановили, там был даже маленький музейчик, две комнатки, и на четвертом этаже тот самый большой зал, где все происходило. Уже тогда я понимал, что это нечто особенное.

Я не помню, когда мы с родителями впервые приехали из Царского Села в Ленинград, но помню, что город произвел на меня совершенно невероятное впечатление. Я нигде еще не был, но уже почувствовал, что нахожусь в каком-то совершенно особенном месте. Сколько уже лет прошло, но я вполне эту точку зрения разделяю, потому что видел очень многие города Европы, Азии, Америки, и тем не менее Петербург — самый прекрасный.

Мы живем в уникальном месте. К тому же овеянном литературной традицией, какую вряд ли где можно отыскать.

— Каждый год ЗакС Санкт-Петербурга называет нового почетного гражданина. Но почему только одного? Не маловато ли на пятимиллионный город? Сколько, на ваш взгляд, нужно было бы называть?
— Можно и одного, можно и чуть больше. Почетный гражданин — это определенный символ города, а символов слишком много быть не может. Надо не только соответствовать городу, но чтобы твоя личность была максимально признана людьми. 

— Но почему мы, как поет Алла Пугачева, скупимся на любовь? Уходят символы нашего города — Борис Стругацкий, Эдуард Хиль, Мария Пахоменко, но уходят не в ранге почетных граждан… А сколько лет ждет своей очереди Эдита Пьеха. Все в высшей степени достойные граждане!
— И все же увеличивать больше двух — значит, девальвировать.

— Если бы вы 100 лет спустя после нашего разговора вернулись в Петербург, каким бы вы его хотели увидеть?
— Хотел бы увидеть в сегодняшних границах — чтобы он не расширился. Не расползающимся, не поднимающимся вверх. И чтобы максимальное количество памятников, которые существуют в Петербурге, оставалось в очень хорошем состоянии, не разрушенными, не заброшенными, а в том виде, в котором они пребывают сегодня, и в том виде, в каком дай бог им пребывать сто лет спустя, а может быть, и тысячу.

— Был ли такой момент, такой период, когда Петербург на вас давил, сковывал, испытывал на прочность?
— По-моему, не было такого момента. Правда, в начале 90-х очень сложная ситуация сложилась в городе. Во дворе на Мойке, 12, всегда стояли гигантские очереди, приезжали к нам со всего света. Очень много туристов из Прибалтики, разных республик, городов. А в начале 90-х многие связи оборвались, цены на билеты выросли, а люди не успели приспособиться. Очередей не стало, и мы резко потеряли посетителей. И только в канун 200-летия Пушкина, в 1999 году, то есть 7 — 8 лет спустя, опять возродился интерес, и мы с радостью вновь видим очереди, приятно, что не заросла народная тропа к Пушкину.

— Какие особенные места в Петербурге вы показываете своим гостям-друзьям?
— С особым удовольствием показываю пригороды: Царское Село, Павловск, Петергоф. Они, как правило, сами хотят это увидеть, и там есть что показать. Конечно, привожу их на Мойку, 12. Иногда предлагаю просто прогуляться по Петербургу, по набережным. Маршрут достаточно традиционный: от Медного всадника в сторону Театральной площади, Никольский собор — в этом случае есть возможность посмотреть парадный Петербург и Петербург, который ближе к Достоевскому.

— Как вам нынешний Петербург по сравнению с тем, что было 10, 20, 30 и так далее лет назад?
— Нынешний Петербург, особенно после 300-летия, обрел хороший, свежий вид. Многое было отреставрировано, воссоздано. Так, мы открыли музей Гавриила Романовича Державина, музей русской словесности. Хотя, конечно, многое и утрачено. Замечательно, что что-то восстановлено, но грустно, что некоторые памятники были уничтожены. Это очень обидно. Даже если снесут старый дом, а на основу поставят какой-то внешне похожий, все равно получится совсем другая история. 

— А как вам идея Михаила Борисовича Пиотровского: для нового строительства в Петербурге создать новый район, подальше от исторического центра?
— Я консерватор, и мне эта идея близка.

— Был ли в вашей жизни момент, когда вы хотели, собирались уехать в другой город?
— Возможности такие были — я мог бы переехать и в Москву, и за пределы Отечества. Но я никогда на это не решался, потому что настолько чувствую здесь себя дома, что никакого желания что-то менять не возникает. В Москве у меня сын живет, и когда я к нему приезжаю, то голова трещит даже от небольшого пребывания в этом городе…

— Что вы лично сделали для Петербурга и что он сделал для вас?
— Петербург во многом сформировал меня, воспитал, потому что в этом совершенно удивительном городе нельзя не воспринять не только его красоту, но еще и его историю, совершенно замечательную традицию петербургской жизни. Петербург подарил мне встречи с очень многими замечательными людьми, общение с которыми, конечно, обогащает человека. Знаете, в Петербурге как-то по-особенному ощущаешь себя. И я благодарен Петербургу, благодарен судьбе за то, что я родился в этом городе, живу в нем и никуда не собираюсь уезжать. 

А мой вклад значительно скромней. Я рад, что сумел создать музей, которого в этом городе не было, — Музей Державина на Фонтанке, 118, и подарить этот музей городу в 2003 году. Также мне удалось вернуть очень многие материалы, связанные с Императорским лицеем, которые хранились у потомков лицеистов, в основном живущих за рубежом. На протяжении двадцати лет шла эта работа. Вернулись и портреты, и документы, и книги, и рукописи, которые связаны с историей Лицея, с лицеистами. Все это вылилось потом, в частности, в двухтомную лицейскую энциклопедию, вошло в научный оборот. Так что посильный вклад в дело сохранения петербургской традиции, культуры, может быть в небольшой степени, но мне удалось внести.

Моя профессия, моя должность и хобби, увлечения совпадают, и это очень здорово, хорошо. Получается, это все — сама жизнь.

— Есть у вас или вашей семьи какие-то воспоминания, ассоциации с газетой «Вечерний Петербург» («Вечерний Ленинград»)?
— В 1989 году Михаил Сергеевич Горбачев был с официальным визитом во Франции и ему президент Франсуа Миттеран вручил ящик с дуэльными пистолетами, из которых, как предполагалось, был убит Пушкин на дуэли с Дантесом. Не зная, что с ними делать, из Москвы их переслали к нам, на Мойку, 12. И в нашем музее решили выставить, но произошла такая интересная история. В «Вечернем Ленинграде» (это был 1989 год) появилась статья под названием «Только не реликвия». Смысл ее был в том, что нельзя выставлять орудия убийства в доме человека, который здесь погиб в результате этих самых дуэльных пистолетов. 

— Но почему бы нет?
— Есть даже поговорка такая, что в доме повешенного не говорят о веревке. Я испытывал сложные чувства, потому что, с одной стороны, была правда в статье с точки зрения этической, а с другой стороны — это действительно реликвия. Тем не менее мы решили выставить эти пистолеты, пошел народ. Но в первый же день в зале, где находились пистолеты, рухнул потолок!

— А я думал, вы скажете: кто-то застрелился!
— (Улыбается.) Ну почти. Рухнул потолок. Вот как произошло.

— Пистолеты-то уцелели?
— Этот вопрос мне сразу и задали: целы?! Потолок действительно рухнул, но каким-то чудом уцелели. 

— Получается, «Вечёрка» была права!
— Получается (улыбается). 

— Сергей Михайлович, как проводите свои петербургские вечера?
— Хорошая тема — петербургские вечера. В свои петербургские вечера, а также выходные стараюсь сделать то, что не успеваю на работе. Пишу какие-то тексты, книги — а когда еще я это сделаю? Иногда бываю на различных приемах, хотя не такой уж страстный поклонник такого времяпрепровождения, тем не менее там есть возможность встретиться с хорошими и интересными людьми, с друзьями. Не часто, но выбираюсь на какие-то концерты.

— В нашем возрасте — мужчин за 60 — ночь погуляешь, потом два дня восстанавливаешься… Не то, что раньше…
— Это точно (улыбается).