Шарли Лё Мандю: Мама лупила папу и вдохновляла меня

В музее современного искусства Эрарта открылась выставка французского стилиста и парикмахера «Hair Now». То есть — «Волосы сейчас»

Несмотря на название, кажется, что искусство Лё Мандю объемлет и прошлое — тут и готические соборы из волос, и струящиеся покровы, как у леди Годивы, и кудрявые парики в стиле рококо, каких не постыдилась бы и бедная Мария-Антуанетта. И будущее, потому что есть тут такие объекты, которые трудно себе вообще представить. Какие-то волосяные шлемы, коробочки с отверстиями для глаз... Все это (более шестидесяти экспонатов!) блестит чисто вымытым кератином и вызывает шок, удовольствие, любопытство и отвращение публики одновременно. На то и расчет!

Шарли Лё Мандю со своей моделью

В какой-то момент перестаешь воспринимать волосы как что-то привычное — они превращаются в гибкую, пластичную стихию, нечто наподобие световых волн. И это уже завораживает.

Шарли начинал в тринадцать лет в сельском салоне красоты под Бордо — уборщиком. Сперва подметал волосы, затем научился и стричь их. В пятнадцать — бросил салон и пустился по миру, ища собственный путь. Отправился из-под своего Бордо в Берлин, который давно слывет европейской столицей альтернативного искусства. Шарли не говорил ни по-английски, ни по-немецки. Ходил по ресторанам, андерграундным магазинам и гей-клубам, предлагая свои куаферские услуги. После Берлина — Лондон. Тут он решился на прорыв: создал свою первую коллекцию «Haute Coiffure».

Уже в двадцать пять он сделался совершенной звездой, исполнял заказы для Леди Гаги (на выставке представлено ее волосяное платье), богини канадского электропанка Пичез и других знаменитых фриков. У Шарли появляется собственная телепередача, показы его коллекций проходят на Неделях моды в Париже, а на пятом этаже знаменитого лондонского «Харродса» Лё Мандю открывает собственный салон.

Теперь вот и до нас докатилась волна. Сам тупейный художник — быстрый, субтильный, смуглый, на удивление просто подстриженный молодой человек, с усиками — француз per ce. Он в центре внимания, фотографируется со всеми, улыбается всем, летает по залу с бокалом вина, совершенно окрыленный. Собрал вокруг себя род веча. Приехал — и нашел, что ласкам нет конца. Воскреснем ли когда от чужевластья мод? Чтоб умный, бодрый наш народ... Да, услужливая память совершенно некстати подкидывает реминисценции из Грибоедова насчет другого знаменитого персонажа из Бордо: и смех, и грех, но удержаться трудно.

— Вы знаете, — говорю я Шарли, — мне показалось, что у вас тут вся история Франции в волосах воплотилась. А на самом деле что вас вдохновляет?
—Вы правы, я историю люблю. У меня есть очень готические прически. А другие — с африканских племенных масок взяты. Не только история! Меня вдохновляют мои друзья, панк-музыка... да все что угодно! А вот моя любимая коллекция работ, которые нужно смотреть в темноте. Они покрыты фосфором и светятся в темноте — таким образом мои клиентки всегда поражают окружающих, приходя в ночные клубы.

— А как вы выбрали, что привезти в Россию?
—Тут комбинация из моих работ разного времени: от того периода, когда я был настоящим панком, до нынешних, более возвышенных, с позволения сказать, коллекций. Мне хотелось показать, как по-разному можно работать с натуральным волосом... Кстати, русские волосы — самый лучший материал. Здесь тоже представлено много париков из российских волос.

— Ну вот, наверное, банальный вопрос: а было что-то в детстве, какой-то момент инсайта, который сподвиг вас на это все?
— Понимаете, мой папа — игрок регби. Он цыган... Я тоже играю в регби. А моя мама — стриптизерша и танцовщица. Такой довольно жесткий человек, и она лупила папу. Сильная женщина, сильнее многих мужчин! Она меня и вдохновила. Мне вообще нравятся сильные женщины на эстраде — Нина Хаген, Пичез. Но первым примером была мама.

— Вас не расстраивает, что сейчас люди не носят такие дикие стрижки, как раньше — в 70-е, 80-е? Как-то поскучнели все, нет?
— Классика мне тоже нравится. Если люди на улице хорошо подстрижены классически — ну и прекрасно. А если вы хотите, чтоб у вас на голове было что-то сумасшедшее — так и сделайте это просто ради себя, не гонитесь за модой.

— А вот вы сами тоже как-то обыкновенно подстрижены, извините…
— Ну, до поездки в Россию я был покрашен в радикального блондина. И усы тоже покрашены были. Но потом я перекрасился.

— Вы с мужчинами вообще работаете? Тут в основном дамские парики.
— Работаю, конечно. А кто сказал вам, что они дамские? Это смотря на кого наденешь.

— Вы вообще считаете себя художником?
— Я не учился ни в каком колледже. Неважно рисую. Так что нет, в этом смысле слова я не художник. Но я выставляюсь в Лувре, на Монмартре, в крупнейших музеях мира... Я даже не знаю, что такое художник.

Меня часто спрашивают, какие задачи я ставлю перед собой, делая свои работы. Многие говорят: это эпатаж. Нет, это слишком просто! Моя цель — вызывать эмоции. По-моему, вот это и есть задача художника. Все равно какие: любите вы меня или ненавидите — мне это одинаково приятно!

— Когда вы после Бордо отправились покорять мир — вас поразило, какие стрижки вообще бывают у людей?
— Да, в Берлине народ очень серьезно экспериментировал. Да и в Лондоне тоже — там же вся эта поп-культура... Потом я приехал в Париж, посмотрел и сказал: «Какая скукотища, блин!»

— А в России как вам?
— Да так же, как в Париже! Мне кажется, тут есть политический момент. У вас принято не выделяться, а действительно странный, фриковатый вид воспринимается как что-то опасное, радикальное. Люди боятся так выглядеть. Если покрасишь волосы в розовый — на тебя будут косо смотреть. А по-моему, самые большие экстремисты выглядят классически. Дело же не в цвете волос.

— Я вот не знаю, что мне со своими волосами сделать. Посоветуйте что-нибудь.
— А покрасьте в оранжевый. Целиком. И бороду тоже!

***

— Меня часто спрашивают, какие задачи я ставлю перед собой, делая свои работы. Многие говорят: это эпатаж. Нет, это слишком просто! Моя цель — вызывать эмоции. По-моему, вот это и есть задача художника. Все равно какие: любите вы меня или ненавидите — мне это одинаково приятно!