«Шли шаг в шаг по минному полю…»
Корреспондент «ВП» встретился с петербургским журналистом Андреем Захарчуком, вызволенным из украинского плена
История этого молодого человека облетела все федеральные СМИ. Уроженец Украины Андрей Захарчук, ныне корреспондент интернет-газеты «Невские новости», в феврале был задержан в городе Николаеве как «российский шпион». Спустя 11 дней его обменяли и перевезли на территорию Новороссии. В настоящее время он находится в Санкт-Петербурге и, по его собственным словам, до сих пор приходит в себя, пытаясь осмыслить произошедшее.
Андрей до сих пор пытается осмыслить случившееся.
— Андрей, в Петербурге, насколько я понимаю, ты не так давно. Расскажи о себе: где родился, что окончил, каким образом попал в Северную столицу?
— Я из города Желтые Воды Днепропетровской области. Окончил Национальный горный университет. Параллельно заочно получил образование журналиста. После учебы полгода работал шахтером. Понял, что дело это неблагодарное: зарплаты мизерные, здоровье портится. Плюс рутина. Подумал: мне всего 22 года (сейчас Андрею 25. — Ред.), надо попробовать что-то еще, если сейчас не поеду — никогда не поеду. Был друг, который жил в Петербурге, он пригласил меня. Я собрался и наобум приехал. Несколько лет работал барменом. Потом вспомнил, что у меня есть еще навыки журналистики. Поискал вакансии. В марте прошлого года устроился в «Невские новости».
— Во время ареста на Украине ты был в командировке?
— Да, командировка, совмещенная с отпуском. Я ездил по городам и делал фоторепортажи. Снимал символы, достопримечательности, красивые места. Посетил Киев, Харьков, Одессу, Днепропетровск. И Николаев. Там и остался.
— Как произошло твое задержание?
— На Украине я всегда чувствовал себя свободным. Можно сказать, дышал свободой. И никогда не ожидал, что за простую фотосъемку в общественном месте меня могут посадить, да еще по столь тяжелой статье — «Государственная измена», предусматривающей до 15 лет тюрьмы. 10 февраля я прибыл в Николаев, остановился в гостинице. Сфотографировал основные достопримечательности. Собирался еще снять предприятия, но ни одного работающего не нашел! Случайный прохожий на улице мне сказал, что в городе есть бронетанковый завод, который работает 6 дней в неделю. Я прибыл на место, смотрю — невзрачное здание. Вокруг частные дома. Щелкнул два раза камерой и пошел на трамвайную остановку. Тут мне наперерез выехала машина охраны. Меня скрутили, вызвали СБУ. Стали требовать позывные, пароли. Два дня я провел в одиночной камере в изоляторе временного содержания. Потом меня отправили в СИЗО.
— Каким образом удалось в такие короткие сроки освободиться?
— Думал, что недоразумение. По украинским законам меня вообще не имели права задерживать. Что такое государственная измена? Переход на сторону врага. Состоялось два суда. Родители сообщили об этом моей девушке, которая живет в Петербурге. Она смонтировала видеоролик и разослала его журналистам, разместила в Интернете. Ролик показали по телевидению, отклик был огромный. И я очень благодарен всем откликнувшимся! Видеообращение это увидел глава ЛНР Игорь Плотницкий. Его эта ситуация по-человечески задела, и он решил включить меня в списки на обмен. Мои родные выходили и на украинские телеканалы, но, как ни странно, никто за освещение этой темы не взялся — это самое обидное.
— Что ты можешь сказать о времени, проведенном в СИЗО? Было ли какое-то давление со стороны милиции? Как тебя воспринимали сокамерники?
— У меня была особо тяжкая статья, и со мной сидели люди, совершившие тяжелые преступления, в основном убийства. Я объяснил им свою ситуацию. Все поняли, сказали, что сейчас время такое и что эти госизмены шьют всем подряд. Физического давления со стороны правоохранительных органов не было, но было моральное — это используют во всех странах. А вот что поразило — со мной сидели люди, о существовании которых я раньше не догадывался! Парни по 20 лет, не умеющие ни читать, ни писать: в нашей девятиместной камере их было трое. И такие сидели во всех камерах — люди из сел, которые просто не имели возможности учиться. Поразила глупость убийств! За старый велосипед. За цветной лом. По пьянке. Некоторые были откровенно не в себе, у них и справки есть о психическом расстройстве. Один, например, вообще не понимал, что происходит. И так и сидят они, некоторые по несколько лет, и ничего с места не двигается. Удивило, что сотрудники этого СИЗО получают мизерную зарплату: 2 — 3 тысячи гривен. Сами они говорят: мы скоро перестанем сюда ходить, пусть зэки сами как-нибудь. И все к тому и идет...
— Были среди заключенных такие же политические?
— Встречал одного, из ДНР, — он участвовал в подготовке референдума о независимости. Приехал в Николаев, ему гранату в руки всунули и посадили. В моей камере отношение к нему было хорошее. Ну он и сам был не маленький. Продолжал отстаивать свою позицию — что он за ДНР, против Штатов. Идейный. Тоже ждал обмена.
— Каким образом произошел твой обмен?
— Моя история вызвала слишком большой резонанс, и меня решили обменять. Отправили в Краматорск, где содержатся донбасские военнопленные. Оттуда — на границу с ЛНР. Со мной в группе ехали 15 человек. Россиян среди них не было. Парни, мужики с донбасским говором, повадками — такие же учились со мной в вузе. Побитые, травмированные, перевязанные. Процесс обмена был долгим. Пять часов мы ждали у границы, промерзли. Один из парней вообще был без обуви, только в носках. Потом шли минут сорок, шаг в шаг, потому что кругом все заминировано…
— Какие эмоции были у тебя, когда оказался на свободе?
— Обида, что меня выставили предателем родины. Сейчас я свободен, но обвинение не снято. И наверное, в глазах некоторых украинцев я остаюсь таким. Тем более меня приняла Луганская народная республика — оплот, по мнению украинской стороны, террористов. В свое время я поддержал майдан. Почему? Все правители нам говорили, что у нас европейский выбор. А когда Европа предложила ассоциацию — отказались. Мне было непонятно — почему? Вообще политика — сложная тема, я себя считаю аполитичным. По каким-то вопросам у меня есть мнение, но это всего лишь догадки.
— Какой ты увидел войну, с которой соприкоснулся в Краматорске, при обмене, в Луганске?
— Увидел настоящих мужчин, которые лежат с тяжелыми ранениями, но держатся крепко. Хотя вживую это очень страшно выглядит. В ЛНР больше всего удивило то, что эти люди — ополченцы — одеты в простую одежду, на шапках звездочки, не имеют никакой современной экипировки, ресурсов не хватает. Но все-таки воюют…
— А какие-то выводы, как журналисту, пришлось сделать?
— Самое печальное, что сейчас происходит, — информационная война. Минские договоренности — это дипломатический подвиг, который совершили лидеры «нормандской четверки». Я считаю, что такой же договор должен быть достигнут и на уровне, может быть, министров информации наших стран. Чтобы стороны перестали использовать такие термины, как «хунта», «бандеровцы», «рашисты», «оккупанты». Если украинский человек видит статью, в которой написано «хунта», он даже читать ее не будет. И еще больше разозлится. То же самое и русский человек. Если мы хотим мира — давайте реально идти к миру.
— На Украину ты можешь вернуться?
— Нет, не могу. Мне сказали: «Не приезжай». Но я планирую. Думаю, рано или поздно все это закончится.
