В ожидании Руматы
3 февраля состоялся пресс-показ картины Алексея Германа «Трудно быть богом». Наш корреспондент одним из первых посмотрел фильм
Завершилась эпоха: кончилось наше более чем 13-летнее ожидание фильма Алексея Юрьевича Германа «Трудно быть Богом» по мотивам одноименного романа братьев Стругацких
27 февраля фильм выйдет в массовый прокат. Через год после смерти режиссера. Картину заканчивали вдова Алексея Германа Светлана Кармалита и сын — Алексей Герман-младший.
— У нас нет никаких эмоций, потому что для нас давно уже ясно: петербургская премьера — главная, — сказала Светлана Кармалита перед показом.
Рыба любит молоко
Казалось, кино это снимается так долго, потому что вбирает в себя всю нашу реальность, впитывает и разбухает, как губка. Ветвится, наращивает годовые кольца. Меняется по мере того, как меняются времена. То оно вдруг получало имя «Хроника Арканарской резни», то думали, что называться будет, как сценарий «Что сказал табачник с Табачной улицы». Было ощущение, что когда оно, наконец, выйдет (в неопределенном будущем) — то единым сконцентрированным комом энергии прорвет наши сумерки и станет каким-то небывалым откровением. Размышляли о том, каким оно будет, обсуждали немногие всплывающие отрывки, интересовались, что сказали табачники, видевшие предварительную версию с черновым звуком.
— На Западе смотрят кино просто как кино, — констатирует Светлана Кармалита. — У нас же пытаются подложить под экран свои мысли о власти, о политике в стране, о цензуре. Отметить, что соответствует или не соответствует текущим событиям. То есть смотрят с изначально замутненной душой.
Говорили о фильме так много, так подробно описывали его эстетику — что, как теперь оказалось, можно было представить всю картину, даже не видя ее саму. Тем более что она сделана в одной гамме, на одной, так сказать, ноте, без контрапунктов. Это бесконечный трехчасовой серый стон ужаса и безнадежности, сошествие во ад. Леонид Ярмольник — Дон Румата — движется через Арканар. Всё здесь течет, всхлипывает, булькает. Под ногами не твердь, а раскисшее болото, солома, грязь, как в пятом круге ада у Данте. В этом болоте завязли герои (пол-Петербурга переснималось в эпизодах), также истекающие кровью, слизью, соплями, блевотиной, постоянно сплёвывающие и отхаркивающиеся. Слов тоже нет — кроме Руматы, который по земной привычке более внятен, из ртов арканарцев тоже истекает невнятное бормотание вроде «бум-бум» или «охо-хо». Или, например, «рыба любит молоко».
Иногда они поворачивают перекошенные лица и слезящимися глазами смотрят прямо в камеру. Румата почти не смотрит; зато он временами играет для нас на странной кривой дудке, издающей звуки саксофона. Для нас, потому что больше не для кого — рабы, солдатня и прочие тщательно затыкают уши грязными тряпочками.
Вот, в общем-то, почти и всё. За сюжетом уследить не читавшему роман Стругацких было бы затруднительно: как мы уже упомянули, реплики почти не разобрать, а затхлые коридоры дворца иногда трудно отличить от гнилых улиц. Разве что в первой половине фильма чуть больше мокроты, а во второй — крови и вываливающихся кишок.
— Отцу хотелось, чтоб зритель погружался в эту реальность, — объясняет Алексей Герман-младший. — Это как сложное предложение, которое всё длится, длится, длится и никак не заканчивается. Такая страшная воронка, втягивающая вас в чужую странную жизнь, где вы ничего не понимаете. Вот отправьте кого-то из вас в Сирию, город Алеппо — кто там что поначалу поймет? И тоже люди ходят страшные...
Чтоб пороли не так сильно
— Картина от начала до конца сделана так, как этого хотел Лёша, — говорит Светлана Кармалита. — Ничего мы с сыном не привнесли в картину и ничего оттуда не убрали. Для нас главное было — ни в чем не навредить, ничто не изменить, не допустить отсебятины.
Я говорю об этом, чтобы никому не пришло в голову: мол, Леша что-то не доделал, а нам не удалось закончить картину и мы быстро что-то соединили. Нет, всё так, как он хотел.
— Не навредить — это значит «не попытаться подправить мазок кисти Босха или Брейгеля», — констатирует Алексей Герман-младший. — Есть крупные художественные произведения. Это сложные вещи. Они и должны таковыми оставаться. Сокращать их — все равно что сокращать «Войну и мир».
— Когда читали «Трудно быть богом» Стругацких — считалось, что речь о трагедии советского интеллигента, мыслящего человека в невыносимо мерзкой среде. В фильме смысл сильно меняется? Чья это трагедия сейчас? Кто сегодня дон Румата? — спрашиваю Светлану Кармалиту.
— Черт его знает. Наверняка среди присутствующих мужиков несколько таких наберется. Просто они не попали в эти условия, — отвечает Светлана Игоревна. — А чем Румата отличается от других? Он тоже следует принципам «не убивать, не вмешиваться». Потихонечку спивается. Прицепился к этому Арканару. Построил там удобный для себя быт. Приятеля выпороли — он ему дает кольцо, чтоб пороли не так сильно. И что? Человеческая душа этого нормального, всё видящего человека — вдруг взрывается сопротивлением, местью. Это происходит, когда Румата видит, во что чёрный орден превращает его Арканар. Это его город… А кто может сказать из присутствующих, что не пошли бы мстить, если б убили жену? Я бы, например, убивала.
Леонид Ярмольник снимался в роли дона Руматы больше тринадцати лет.
Возрождение возможно, но когда — кто знает?
Вообще всё это ожидаемо, это не пугает, не шокирует, это утомляет даже. Средневековый трэш давным-давно поселился в кино и даже стал уже моветоном.
В конце концов, в Интернете за пять минут можно найти куда больше ужасов и мерзости — и снятых из реальной жизни.
Никаких больше высказываний тут нет, никаких откровений… Чувствуешь поначалу разочарование. Получается, миф о картине за десяток с лишним лет слишком разросся, стал больше, чем она сама.
Но в каком-то смысле эксперимент удался: мы, как сам Румата, не испытываем отвращения, только усталость. Мы, как и арканарцы, привыкли жить по уши в дерьме — во всех смыслах. Ощущаешь привкус этой иронии и прямо наяву видишь саркастическую улыбку Алексея Германа.
В конце всю мерзость припорашивает снегом, и из Босха делается почти Брейгель, «Охотники на снегу».
— Последний звук в картине, в этой зимней сцене — это звук трубы, на которой раб неумело пытается вторить саксофону Руматы, — подсказывает Светлана Кармалита. — Это значит, что появляется чувство музыки, красоты, что Возрождение возможно. Но когда оно наступит — кто его знает?
Корреспонденту «Вечёрки» посчастливилось сняться у великого Германа. На фото наш Иосиф — слева.
Как я стал обитателем планеты Арканар
На премьере побывал и корреспондент отдела спорта «ВП» Иосиф Ровках.
— Я не мог не пойти, — рассказал он. — Потому что у меня отношение к этому фильму особое: он, можно сказать, спас мне жизнь.
Зимой 2000 года у меня резко обострилась астма. От пребывания в больницах толку было мало, врачи в один голос советовали на какое-то время уехать из Питера, от нашей гнилой зимы. Однако сделать это на тот момент возможности у меня не было никакой, состояние ухудшалось, и я, честное слово, начинал подумывать «о вечном»...
И вдруг в моей жизни случился фильм «Трудно быть богом». Сперва я попался на глаза ассистенке актерского отдела «Ленфильма», а затем и самому Алексею Герману приглянулся: наверное, мои изнуренный вид и тоска в глазах соответствовали тому, какими он видел обитателей планеты Арканар, живущих в дремучем средневековье. И я почти на месяц оказался на съемках на западе Чехии, в древнем замке Швигов.
Не подумайте, это отнюдь не было курортом. Герман был беспощадно требователен ко всем — как беспощаден был к самому себе: его жена и сподвижник Светлана Кармалита на съемочной площадке буквально горстями скармливала ему таблетки от многочисленных болезней, которые уже тогда грызли его большое тело. Работать приходилось буквально на износ, мне несколько раз пришлось обратиться к врачам дежурившей на съемках «скорой», разок и в местной больнице пришлось побывать. Но...
Может быть, здоровый климат предгорий Татр, может быть, более чистая экология — но во-первых и главных, безусловно, положительная энергия, исходившая от Алексея Германа, сотворили чудо. По возвращении домой я больше «о вечном» не думал.
Вот только это разрушило мою «кинокарьеру»: после следующей экспедиции, на одном из кронштадтских фортов, Герман больше меня на съемки не вызывал: очевидно, выражение лица и взгляд изменились. А играть лицом я не умею: не актер все-таки.
О съемках у Германа, о рождении шедевра — глазами скромного очевидца я рассказал в нашей газете в июле 2008 года, в связи с 70-летием Алексея Юрьевича. Не забыл и поблагодарить его за свою спасенную жизнь. А лично это сделать постеснялся — не хотелось отвлекать его от главного дела жизни. Попросил это сделать Светлану Кармалиту...
На премьере фильма я, в частности, спросил у Светланы Игоревны, передала ли она мою благодарность Герману. Та честно сказала, что не помнит. «Тогда схожу на Богословское кладбище к его могиле, где я, к своему стыду ни разу не был, — сказал я. — Вы верите что Алексей Юрьевич меня услышит, верите в загробную жизнь?».
«Я вам расскажу такую историю, — ответила она. — Во время премьерного показа на кинофестивале в Риме, в закрытом зале, вдруг откуда-то из-за киноэкрана появились две птицы, пролетели на фоне экрана и скрылись за ним. Может быть, это был привет оттуда? Я в этом не специалист, но так хотелось бы верить!».
Вот и мне — так хочется верить, что Алексей Герман слышит всех, кто вспоминает его добрым словом. Неважно, по какому поводу...
