Спешите посмотреть Агатовые комнаты!

С 27 сентября Агатовые комнаты павильона «Холодная баня», реставрация которых только что завершилась, доступны для посетителей

Сегодня открыты все семь залов: знаменитая Овальная лестница, Библиотека, Агатовый кабинет, Большой зал, Яшмовый кабинет, Овальный зал и Кабинетец. Но желающим посмотреть на это чудо придется поторопиться. Агатовые комнаты — летний павильон, там нет отопления и уже сейчас очень холодно. Так что спустя несколько недель мебель и картины уберут в хранилища, а «Холодные бани» закроют до весны. Корреспонденты «ВП» полюбовались воссозданными интерьерами.

49 ступеней

Огромную толпу журналистов разбили на несколько групп. Для нас экскурсию провела сама Ольга Таратынова, директор ГМЗ «Царское Село».

— Работу по реставрации выполняла царскосельская янтарная мастерская, — рассказывает наш высокопоставленный гид. — Это абсолютно беспрецедентная реставрация, думаю, никто во всей России такого еще не делал! Мы придерживались принципа консервативной реставрации, когда бережно сохраняется все, что дошло до наших дней, а утраты практически не восполняются. А если и восполняются, то очень тактично, словно лишь намекая на то, что могло бы быть на этом месте. 

Экскурсия начинается со знаменитой Овальной лестницы, напоминающей по форме ракушку. Следуя за ее изгибами, отсчитывая 49 гранитных ступеней, слушаем рассказ Ольги Владиславовны:

— Лестница эта уникальная, таких в Петербурге — раз-два и обчёлся. Посмотрите на эти позолоченные, прошедшие через огонь решётки. Мы не знали долгое время, что там была позолота. Она ведь вся была закрашена масляной краской. А когда начали расчищать, увидели позолоту — крепчайшую, в хорошем состоянии!

Поднявшись, попадаем в крошечное помещение — Библиотеку, где Ираида Ботт, замдиректора ГМЗ по науке, выдает всем смешные войлочные тапочки огромных размеров. Просит обязательно надеть на бахилы. Послушно надевают все, включая элегантную Ольгу Таратынову, и, уже в тапочках, скользим дальше по бесценному паркету, заодно натирая его, как шутит кто-то. Когда смотришь со стороны, кажется, что участвуешь в каком-то современном балете, проходящем среди великолепных интерьеров XVIII века.

Паркеты и войлочные тапочки

Смешные неуклюжие тапочки, конечно, не всем придутся по нраву. Но они необходимы. 

— С паркетом связана отдельная история, — рассказывает Ольга Таратынова. — Когда Чарльз Камерон проектировал эти интерьеры, у него был немножко другой замысел. Но когда он представил счет в комиссию при дворцовом правлении, все пришли в изумление. На двери и полы в нескольких залах он просил около 60 тысяч, а это были огромные деньги. Императрица, посмотрев счет, сказала: «Нет!» Тогда как раз только что умер ее фаворит Александр Ланской, очень достойный человек, для него архитектор Фельтен отделывал дом в Петербурге на Дворцовой площади. И Екатерина сказала: «Ну что ж сочинять паркеты, возьмем фельтеновские из недостроенного дома». Конечно, Камерона это уязвило, обидело, но не мог же он не послушаться императрицу! И паркеты Фельтена перекочевали сюда. 

По словам Ольги Владиславовны, вплоть до середины XX века об этом не было известно. 

— Паркеты удивительны по рисунку, по композиции, мы считаем, что это — один из главных экспонатов нашего комплекса, — продолжает Ольга Таратынова. — Когда начались реставрационные работы, мы запретили циклевать паркеты, как это обычно делается. Мы заставили мастеров размывать их. Так что паркеты имеют аутентичную поверхность, по которой ходила Екатерина II. Поэтому мы так заботимся о тапочках! 

И тут опять важно сказать о принципе уникальной реставрации: никакого новодела, главное — аромат подлинности, аура времени. Конечно, некоторые фрагменты паркетов были утрачены, пришлось их восстанавливать, но реставраторы сознательно не наносили на них рисунок. Чтобы сразу было видно: это новое включение, позднее дополнение. 

На некоторых паркетах остались даже метки войны. 

На нас смотрят ангелы

То же самое — с живописью. В одном из залов были почти на сорок процентов утрачены рисунки на плафоне. 

— Мы подумали, что если так и законсервируем, будут аляповатые белые пятна, непонятные зрителю, — делится с нами тайнами реставрации Ольга Таратынова. — И тогда мы взяли черно-белую архивную фотографию 1939 года, отсканировали, увеличили, сделали принты, которые «всадили» в размер этих кессонов. 

Все смотрят на потолок, пытаясь отличить подлинники от принтов. Это и вправду нетрудно даже для непрофессионала. Например, вот этот черно-белый ангел — принт с фотографии 1939 года, а этот, тонко выписанный на тончайшей рисовой бумаге, — подлинник. Даже с утратой посередине. Он смотрел с высоты на императрицу, оберегая ее от бед. И, быть может, она тоже иногда обращала свой взор к нему.

Агат на самом деле — не агат

— Агатовый кабинет был первым, на котором мы отрабатывали наши методики. Мы сняли наслоения красок XX века и дошли до краски самой ранней. Сквозь розовое пробивался тот изысканный зеленоватый цвет, который вы сейчас видите. При реставрации обычно определяют первоначальный цвет, затем счищают все слои, а потом красят по новой этим оттенком. Мы не стали его счищать. Мы сохранили даже кракелюры, ведь это — драгоценные следы времени. Это очень дорогая работа, занимающая много времени, но мы пошли на это, — рассказывает наш экскурсовод.

Позолота XVIII века над нашими головами сохранилась в очень хорошей степени, а вот ниже была почти полностью утрачена. Реставраторы оставили все как есть, ничего «перезолачивать» не стали, а утраты затонировали краской.

…Об этом много раз писали, но стоит повториться. Агат, украшающий знаменитый павильон, на самом деле — яшма. Это в XVIII веке яшму бордово-красного цвета называли «мясным агатом». Но в XX веке химики проводили специальные анализы, выяснив, что это все-таки не агат. Так что название ошибочно, но оно прижилось, и менять его не стоит. При отделке интерьеров Камерон по желанию Екатерины использовал яшму семи сортов, найденную как раз в то время в месторождениях на Урале.

Немецкие солдаты растащили дубовые листья на сувениры

В Большом зале во время войны немецкие солдаты устроили что-то вроде театра, была даже сооружена импровизированная сцена. Многие фрагменты отделки, которые можно было достать на расстоянии вытянутой руки, они растащили на сувениры. Например, накладные украшения на дверях. Их воссоздали, но намеренно не стали гасить их блеск. Чтобы сразу было видно — это поздние вставки, не подлинники. 

В зале стоят восемь светильников в виде мраморных дев. Четыре торшера украшены пальмовыми листьями, их немцы не тронули. А вот дубовые, бывшие на другой четверке, нравились больше, и их почти не осталось. Пришлось воссоздать, но минимально — лишь для того чтобы обозначить присутствие, намекнуть на то, что было когда-то.

То же самое — с фигурками танцующих муз, которыми были декорированы два камина. Один купили в Италии, другой сделали при Екатерине русские мастера. К сожалению, во время войны рельефы обоих каминов были утрачены. Но русский камин имеет аналог в Александровском дворце — очень похожий, хотя другого размера. 

— Мы сделали фотографии, отсканировали, уменьшили и отлили в мраморном заменителе эти фигурки. Так что можно сказать, что они практически достоверны, — поясняет Ольга Таратынова. — А вот делать то же самое со вторым камином, не имеющим аналогов, мы не осмелились. Просто оставили следы от этих фигурок. 

И трудно сказать, какой хоровод муз более выразителен — рельефный, осязаемый или призрачный, где читаются только силуэты изящных женских фигурок. 

Даль времен

Чарльз Камерон, который в 1779 году был приглашен Екатериной в Россию, шотландец по происхождению, выросший в Лондоне, учившийся в Италии, бывший страстным поклонником классической древности и Ренессанса, всегда критиковал барокко, считая, что этот стиль «низвел архитектуру до состояния путаницы и испорченности». Утонченный стилист, Камерон словно создавал романтические, поэтические воспоминания о древних эпохах, выраженные в архитектуре, которую он назвал «музыкой глаз».

В эпоху романтизма любили руины. Ведь они символизировали бесконечное течение времени. Одним из положений романтической эстетики было иррациональное единство пространства — времени, выраженное метафорой «даль времен». 

Так случилось, что два с лишним века спустя реставраторы в своей работе последовали за Камероном, эстетизировав даже утраты и потери, сохранив ощущение бесконечного течения времени.

В Агатовые комнаты не будут пускать посетителей большими группами. Зато тот, кто здесь окажется, сможет погрузиться в XVIII век и, быть может, услышать в тишине отзвук каблучков императрицы. 

Кстати

На церемонии открытия Агатовых комнат присутствовали директора крупнейших музеев Петербурга и пригородов, даже директор Эрмитажа Михаил Пиотровский, глава РЖД Владимир Якунин, министр культуры Владимир Мединский.

На реставрацию Агатовых комнат ушло три года и 405 миллионов рублей. Большую часть финансирования (272 миллиона рублей) взяли на себя ОАО «Российские железные дороги» и БФ «Транссоюз», за что министр поблагодарил Владимира Якунина, назвав это «нравственным отношением к историческому наследию». Глава РЖД в свою очередь отметил, что участие в проекте для компании «было честью», и напомнил, что именно в Царском Селе в 1851 году появилась первая в России железная дорога.