Светлана АГАПИТОВА: К вопросу о репрессивных мерах надо подходить очень осторожно

«Вечёрка» обсудила с детским омбудсменом Петербурга «Концепцию национального плана действий в интересах детей»

Масштабы социального сиротства в стране значительные: свыше 700 тысяч детей — без попечения родителей. Это больше, чем после Великой Отечественной войны. Такие данные были озвучены недавно на заседании Совета Федерации, на котором обсуждался проект «Концепции национального плана (стратегии) действий в интересах детей». Такой документ наша страна обязана принять, поскольку присоединилась к Конвенции ООН о правах ребенка.

 

Он включает шесть направлений: семейная политика, доступность обучения и информационная безопасность, здравоохранение, предоставление равных возможностей различным группам детей, создание системы защиты прав детей и привлечение детей к общественной деятельности. Добиваться решения проблем, которые накопились в сфере защиты прав детей, планируется различными методами — это и снижение налогов для родителей с детьми, и ужесточение мер по отношению к тем, кто уклоняется от уплаты алиментов. Тех родителей, которые ненадлежащим образом исполняют свои обязанности, ждут исправительные работы или даже уголовная ответственность. Принять документ планируется к 1 июня — Дню защиты детей.

В обсуждении проекта в Совете Федерации принимала участие детский омбудсмен в Санкт-Петербурге Светлана Агапитова. Она считает, что в концепции, которая рассчитана до 2017 года, есть еще немало спорных моментов. Об этом уполномоченный по правам ребенка рассказала в интервью корреспонденту «ВП».

Депутаты выслушали и… ничего менять не стали

— В проекте «Концепции национального плана (стратегии) действий в интересах детей» сказано, что дефицит и низкое качество социальных услуг для детей в значительной степени обусловлены отсутствием рынка таких услуг. «Государство, будучи монополистом в этой сфере, не оставляет права выбора. В конечном итоге дефицит услуг для детей ограничивает повышение экономической активности и производительности труда женщин, которые вынуждены сочетать занятость с заботой о детях». Как я понимаю, речь идет в первую очередь о детских садах, устроить туда ребенка пока непросто из-за дефицита мест…

— Конечно, мы знаем об этой проблеме, вносим свои предложения по ее решению. Например, в некоторых регионах России выплачиваются компенсации мамам, дети которых не ходят в садик. Это и дополнительный стимул для родителей сидеть дома с ребенком, и отчасти решение проблемы очередей в детские сады.

С аналогичным предложением мы обратились к депутатам ЗакСа Санкт-Петербурга, они внимательно выслушали и… ничего менять не стали. Надо учитывать, что на тот момент (в начале прошлого года) комитет по образованию обещал решить вопрос с очередями к началу нового учебного года. Если так, зачем же тогда принимать «лишний» закон? Однако проблема существует до сих пор.

Совсем недавно, перед тем как председатель комитета по образованию Ольга Иванова покинула свой пост, ей снова задали вопрос о детсадах. Она ответила: «Подождите еще немножко, у нас в этом году еще десять садиков будет построено, и вот тогда уж точно очереди ликвидируются…»

В некоторых районах на 1 сентября прошлого года очередей действительно не было. Но, как правило, группы в детсадах перегружены.

К нам обращаются люди, готовые создавать семейные садики. Эта форма на самом деле довольно неплохая. Мама, у которой есть свои дети-дошкольники, становится воспитательницей, набирает группу от 3 до 7 детишек и занимается с ними в своей квартире. При этом она числится в штате близлежащего детского сада, получает там зарплату. Дети тоже закрепляются за этим учреждением.

Сегодня в городе только четыре таких «домашних» садика. К ним предъявляются довольно высокие требования. Во-первых, жилье должно отвечать всем санитарным нормам для пребывания там детей. Кроме того, нужно заручиться множеством справок, регулярно проходить проверки и т. д.

К нам обратилась женщина, мать пятерых детей, которая всерьез задумалась о создании детсада. Но у нее не оказалось педагогического образования, а это — обязательное условие. Мы посоветовали ей для начала пройти краткосрочные курсы повышения квалификации, а потом уже собирать документы.

Не так давно на самом высоком уровне был озвучен еще один способ решения проблемы очередей в детских садах. Если мама отдает ребенка в частный сад, что обходится недешево, ей компенсируется сумма, равная той, которую тратит государство на содержание ребенка в государственном дошкольном учреждении. Пока это только идея, но, возможно, когда-нибудь она будет реализована.

 

Проблема «первой пробы»

— Как наш город выглядит на общероссийском фоне по нарушениям прав ребенка?

— На самом деле в проекте концепции меня удивило то, что его авторы, приводя статистические данные, отталкиваются исключительно от сведений, предоставленных прокуратурой. На мой взгляд, это довольно относительные цифры, поскольку здесь главную роль играет количество проверок, которые проводила в данный период прокуратура. Если, скажем, она провела на пятьдесят проверок больше, чем за предыдущий отрезок времени, то и процент нарушений соответственно увеличится.

Правильнее брать цифры нарушений прав детей, которые фиксируются социальными службами. Я об этом сказала в своем выступлении в Совете Федерации. Как свидетельствует статистика, количество правонарушений, совершаемых подростками в России, постепенно снижается, и наш город — не исключение. Но, думаю, это не совсем объективный показатель, потому как подростков сегодня меньше, чем десять лет назад. Правильнее будет брать не общее количество нарушений, а, например, количество правонарушений на 10 000 подростков. Тогда можно объективно сравнивать, что было 10 лет назад и что есть сегодня.

Конечно, вызывает беспокойство так называемая проблема «первой пробы». Сейчас дети пробуют наркотики в более раннем возрасте, чем, допустим, лет 10 — 15 назад. В школах проводилось анонимное анкетирование, и многие ребята указали, что они в 6-м — 7-м классе уже попробовали наркотики. Что может подтолкнуть к этому? В первую очередь уличная компания, другой фактор — любопытство. Плюс начало переходного возраста, когда подросток пытается самоутвердиться, завоевать уважение друзей любой ценой.

Сотрудники Федеральной службы по борьбе с наркотиками говорят, что если раньше они ориентировались в первую очередь на вузы, то сейчас приходится проверять школы, колледжи. Это очень большая опасность. Но самое главное — пока неясно, что с этим делать.

Даже если ввести обязательное тестирование на наркотики, пока нет алгоритма, что делать с теми, кого уличили в употреблении. Многие общественные организации выступают против принудительного тестирования как раз потому, что нет законодательно обеспеченной системы дальнейшего сопровождения таких детей. Кроме того, ребенок должен иметь некие гарантии, что эта информация не станет «всеобщим достоянием» и что его, к примеру, не отчислят из школы.

Система выявления детей, употребляющих наркотики, и принятия последующих мер должна быть четко прописана. Когда это будет сделано, можно вводить тестирование, которое, заметим, все равно должно проводиться только с согласия законного представителя или самого ребенка, если он старше 12 лет.

Мама пьет и не кормит его, а он все равно ее любит

— Родителей, которые не выполняют обязанности по воспитанию, сажать в тюрьму, как предлагается в проекте концепции, — это реально?

— У нас в городе около трех с половиной тысяч родителей, которые не выполняют обязанности по воспитанию и обучению своих детей. В их число входят пьющие, ведущие асоциальный образ жизни, а также те, кто был замечен в жестоком обращении с ребенком. Все эти семьи состоят на учете в субъектах профилактики.

Когда семья впервые попадает в поле зрения органов опеки или других надзорных органов, родителей предупреждают, что если в течение ближайшего времени ситуация не исправится, они могут быть привлечены к административной ответственности (штраф). А впоследствии может даже встать вопрос о лишении родительских прав. Есть сегодня и более жесткие меры, вплоть до уголовной ответственности, когда возникает прямая угроза жизни и здоровью ребенка.

В концепции, которая обсуждалась в Совете Федерации, в одной статье оказалось сразу несколько важных направлений: и сопровождение неблагополучных семей, и работа по профилактике, и собственно ужесточение ответственности родителей. А это разные вещи. И я указала на это в своем докладе.

Мы исходим из того, что надо сделать все возможное, чтобы сохранить семью. Если семья оказалась в трудной жизненной ситуации, моментально должны подключаться все инстанции, начиная от центров занятости и кончая социальными службами. Надо помочь семье выбраться из трясины неблагополучия.

Если родители категорически отказываются от помощи или специалисты приходят к выводу, что помощь не дала нужного эффекта (например, родители продолжают пить или принимать наркотики, забывая о своем ребенке), тогда можно ставить вопрос о репрессивных мерах. И то делать это следует очень осторожно. Лишить ребенка семьи можно, но это может сломать его судьбу. Я разговаривала в приютах с детьми, которых только-только забрали из семьи. Несмотря на то что мама пьет и плохо его кормит, он все равно ее любит и хочет жить с ней. И мы должны поддержать семью, дать ей второй шанс.

Есть районы, где неплохо налажена работа, например, с безнадзорными детьми. Типичная картина, когда мама, самостоятельно воспитывающая ребенка, целый день занята на работе, а ребенок сидит дома один или бродит по улицам «в поисках приключений». В некоторых районах при центрах помощи семье и детям существуют отделения дневного пребывания, куда такие ребята могут прийти после школы. Здесь их покормят, педагог сделает с ними уроки, а психолог поговорит по душам. А в восемь вечера придет мама и заберет домой.

К сожалению, эта помощь центра может длиться не более двух-трех месяцев. То есть ребенок прошел некий курс, оторвался от плохой компании, а потом опять возвратился к своей прежней беспризорной жизни. Конечно, такая поддержка должна быть круглогодичной.

 

Кто согласится предоставить свои данные в банк?

— Одно из самых масштабных предложений проекта концепции — законопроект о создании единого банка данных о несовершеннолетних и семьях, находящихся в социально опасном положении и трудной жизненной ситуации. Это нововведение должно значительно облегчить работу социальных служб…

— Сейчас в Петербурге запускается программа по созданию общегородского банка данных. Пока в ней, если не ошибаюсь, участвуют два района. В ходе этой программы возникает много вопросов. Например, законодательно пока не прописано, на каком основании персональные данные семьи могут быть использованы различными социальными службами. По идее семья, попадая в такой банк, должна дать письменное согласие на то, чтобы ее персональные данные каким-то образом использовались. В ином случае использование персональных данных является вмешательством в частную жизнь.

Есть и еще один барьер на пути реализации этого проекта у нас в городе. Например, в комитете по социальной политике несколько лет назад была разработана форма социального паспорта семьи. Предполагалось, что на каждую семью, где родился ребенок, будет заполняться такой паспорт. Допустим, к новорожденному приходит патронажная сестра, смотрит, есть ли у него спальное место, как он питается, как мама ухаживает за ним, и свои впечатления вносит в социальный паспорт. Потом свои записи вносит детский сад, затем школа и т. д.

Но наши комитеты не захотели передавать данные друг другу — все снова уперлось в отсутствие координации. Так что пока проект заморожен.

Закон о едином банке данных должен быть хорошо проработан, чтобы семьи понимали необходимость этого проекта. Хотя все равно найдутся те, кто откажется. И они имеют на это полное право.

Почему они сводят счеты с жизнью?

— Если все, что предусмотрено концепцией, будет в течение ближайших лет выполнено, как вы думаете, перестанут наши дети бросаться из окон и сводить счеты с жизнью? Сейчас это явление приобрело угрожающий размах…

— Да, это действительно ужасно. Буквально вчера нам сообщили еще об одном случае подросткового суицида. Повесилась пятнадцатилетняя девочка. Она была из благополучной семьи. На день рождения попросила у родителей очень дорогой подарок, а мама с папой ей отказали. Причины такого страшного поступка могут быть самые разные. Мы стараемся по каждой ситуации узнавать всю информацию о семье и о том, что толкнуло ребенка на этот необратимый шаг.

Ни для кого не секрет, что сегодня родители очень мало общаются со своими детьми. А подростку требуется повышенное внимание. Если у него в жизни возникли проблемы, например безответная любовь, дома должен быть человек (мама, папа, брат, сестра…), с которым он может поделиться своими переживаниями. А как часто бывает? Взрослые все время заняты, куда-то спешат. Ребенок подошел раз, другой, а родителям не до него. Друзья тоже не всегда могут выслушать и понять. Всё это накапливается, ребенок замыкается в себе, пытается найти единомышленников и ответы на свои вопросы в Интернете. И кто знает, куда эта тропинка приведет?

Переходный возраст очень сложный. Знаю по своему материнскому опыту. Каждый раз это достаточно непросто: и разговоры по ночам, и неудобные вопросы… Но прекрасно понимаешь, что если сейчас не поговоришь, то он уйдет и вряд ли в следующий раз захочет с тобой откровенничать.

Мы обсуждали тему подростковых суицидов с психиатрами. Они говорят, что, к сожалению, очень многие взрослые, придя с работы, обсуждают дома один только негатив: что «все плохо», что не видят в жизни перспектив, загружают домочадцев рассказами о неприятностях на работе.

Ребенок это слышит, впитывает в себя. Постепенно у него формируется негативное отношение к действительности. Общий депрессивный фон плюс какой-то толчок (непонимание в семье, неудачи в учебе, несчастная любовь) — и вот еще одна непоправимая трагедия.

Порой подростки опасаются рассказывать родителям о каких-то своих поступках, потому что боятся наказания. А ведь ребенок должен понимать, что родитель — это его друг, который будет его любить независимо от того, что он сделал. И что вместе они найдут выход из любой ситуации. К сожалению, не все мамы и папы это понимают. Считают, что если ребенок одет, обут, накормлен, учится неплохо — значит, все нормально. Увы, это не всегда так.