«Свобода — это больно!»

«Киногид извращенца» — это цикл фильмов-лекций философа Славоя Жижека. Первая серия (в трех частях) была снята режиссером Софи Файнс шесть лет назад. Теперь подоспела следующая, с подзаголовком «Идеология». Она выходит в прокат 25 апреля

Растрепанный одутловатый мужчина с седой бородой сидит в лодке, подсвеченный мертвенным сиянием звезд. Тихонько плещет темная вода.

— Что я делаю здесь, посреди океана, один в лодке, в окружении замерзших трупов? — спрашивает сам себя мужчина, нервно жестикулируя. У него странный английский: прекрасный словарный запас и чудовищное произношение.

Самое интересное, что у него есть ответ на этот вопрос, как, видимо, и на все другие. Человек в лодке — это Славой Жижек, словенский мыслитель, фрейдо-марксист, сторонник группы «Pussy Riot» и один из самых популярных философов современности. «Популярный» здесь слово уместное: Жижек потому и известен, что работает в основном с поп-образами эпохи, особенно — с кинематографом, который в своем «Киногиде извращенца» умело разбирает по психоаналитическим и классовым косточкам.

При этом он и сам нисколько не стесняется появляться на киноэкране — видимо, следуя словам Ленина (это другая поп-звезда марксизма, не такая знаменитая) о важнейшем искусстве.

Свою лекцию Жижек читает, сам ненароком заходя в трактуемые им фильмы. То засядет в армейской уборной из «Цельнометаллической оболочки» Кубрика, то в пустыню из «Забриски-Пойнт» Антониони забредет.

Лодка, океан и трупы — это, конечно, «Титаник» Джеймса Кэмерона. Где-то тут поблизости плавает Кейт Уинслет и замерзает Лео ДиКаприо.

Жижек вообще Кэмерона не любит за «лживый голливудский марксизм», вот и тут разносит режиссера. Дескать, романтическая история Роуз и Джека — это еще один вариант сказки о хороших бедняках и плохих богатых. Всего лишь пересказ старого мифа: дескать, представителю высшего общества иногда полезно бывает пообщаться с низшими классами, чтоб «подзарядиться» от них энергией.

— Вспомните: когда Роуз видит спасателей, она говорит «я никогда не брошу тебя» — и тут же сама сталкивает замерзшего Джека в воду, — язвит философ.

В таком духе пролетают и остальные два с половиной часа: Жижек не боится показаться слишком нудным. Впрочем, и не кажется.

За это время он успевает объяснить, что Сталин в фильме «Падение Берлина» — божественный покровитель влюбленных, что акула в «Челюстях» Спилберга — это метафора обобщенного социального страха, точно такая же, как и евреи в нацистских фильмах 30-х, и что шоколадное яйцо «Киндер сюрприз» с игрушкой внутри символизирует наш тщетный поиск трансцендентного. Ну и еще проинтерпретировать пару десятков артефактов массовой культуры, не забывая при этом талантливо разыгрывать образ извращенца не от мира сего.

Главным предметом этих изысканий и главной мишенью является, понятное дело, идеология. В «Матрице» (которую Жижек тоже разбирал в свое время) люди принимали виртуальную «идеологическую» реальность за явь. На самом деле, говорит Жижек, ситуация ближе к тому, что изображено в малоизвестном фантастическом фильме «Чужие среди нас». Человек находит очки — и сквозь них вдруг начинает видеть весь ужас мира: надписи «подчиняйся», «потребляй», «размножайся» на месте рекламных плакатов, логотип «это твой бог» на долларах и отвратительных пришельцев, гнездящихся в местном телецентре. Так что, по Жижеку, идеология — это не надетые на нас розовые очки, это «урна, из которой мы все едим», причем делаем это органично, без принуждения.

— Свобода — это больно. Человека к свободе надо принуждать, — вдруг откладывая иронию и впадая в пафос, говорит марксист Жижек, и нам уже слышится грохот комиссарских сапог. Но надо отдать ему должное: принуждает он только себя самого — к тому, чтобы докапываться до самой сути, сдирать идеологические покровы, задавать и задавать нелепые вопросы. По-своему, это действительно извращение: другие же смотрят фильмы и не парятся. Но в этой оргии к Жижеку хочется присоединиться: смотреть кино давно не было так интересно.