Тайна «Святого Франциска» пока не разгадана

В Гатчинском дворце открылась выставка таинственной мозаики

На первом этаже центрального корпуса Гатчинского дворца открылась выставка одного экспоната, посвященная мозаике XVIII века «Св. Франциск из Паулы». Судьба этой мозаики загадочна и оставляет множество вопросов. Более того, этот экспонат выставляется впервые за последние 75 лет.

Редкая мозаика работы ломоносовских мастерских впервые предстала перед публикой.

Разобраться в запутанной истории «Святого Франциска» нам помогла Алла БЕЛЯЕВА, старший научный сотрудник, хранитель фонда скульптуры, собственно и занимавшаяся всеми исследованиями, связанными с этой мозаикой.

— Какова история мозаики?
— Началось все с того, что в 1924 году Макаров, первый директор Гатчинского дворца, обнаружил ее и начал исследования. Как оказалось, на обратной стороне есть дощечка, на которой выгравирована надпись, гласящая, что работы выполнялись Матвеем Васильевым под смотрением художника Бельского и что эта картина была внесена в кабинет ее императорского величества 4 февраля 1767 года. В самом низу мелко подписано: «Оригинал Пиоцетти». Макаров был первым, кто назвал мозаику «Святой Франциск» в статье, опубликованной в 1925 году. Он предположил, что мозаика попала в Гатчинский дворец скорее всего как один из подарков Екатерины II, но документально этот факт не подтвержден. Забравшись в архивы описей имущества дворца, я обнаружила, что по документу 1797 года «в казенной» содержалась икона с названием «Каритас».

Если обратиться к «Запискам об искусстве» Якоба Штелина, фактически первого искусствоведа и историка искусств в России, то он в них упоминает, что после смерти Ломоносова в его доме все еще велись работы по изготовлению мозаик, и среди них он отмечает одну мозаику с названием «Каритас». Так что теперь мы понимаем, что перед нами редкая мозаика работы ломоносовских мастерских, сделанная Матвеем Васильевым.

— Что же требуется сделать дальше?
— Теперь наша задача — установить, действительно ли эта работа списана с Пиоцетти — известного итальянского живописца, работавшего в стиле барокко, написавшего много работ на библейские сюжеты. Он расписал в Венеции множество храмов, преподавал в академии. С его работ часто делались гравюры. Макаров предположил, что одна из гравюр и послужила прототипом этой мозаики. Далее мы пытались найти образец гравюры, с которой могли бы взять лицо «Святого Франциска» для мозаики, но полного совпадения пока не нашли, хотя похожие изображения есть. Однако нам известно, что мозаисты, как и граверы, в своих работах весьма вольно обращались с оригиналом: самый безобидный вариант — это зеркальная передача оригинала, поэтому есть предположение, что оригинала «Каритас» мы не сможем найти, хотя будем надеяться. Ведь буквально в апреле этого года на одном из аукционов торговалась работа с названием «Голова святого», подписанная Венецианской школой. Она имела невероятное сходство с нашим «Франциском», однако специалисты так и не смогли отнести ее к творчеству Пиоцетти.

— Есть еще какие-то загадки у этого экспоната?
— Посмотрите, в углу видны некие цифры, очень похожие на инвентарный номер. Предположительно, они там появились в конце XIX века. Поскольку перед цифрами нет никаких обозначений, можно предположить, что это может быть эрмитажный номер. Дело в том, что еще в царское время за коллекцией Гатчинского дворца приглядывали специалисты Эрмитажа. Они же занимались реставрацией и обследованием экспонатов. По идее должна существовать какая-то эрмитажная опись, где эта вещь отмечена, но на данный момент такого документа найти не удалось.

— Я так понимаю, что эту мозаику мы видим чуть ли не впервые?
— В принципе сама по себе эта мозаика почти не публиковалась. Она мелькала в 1950 году в работе Макарова, посвященной наследию Ломоносова, и выставлялась в 1938 году в нашем музее.

— Вы упомянули, что эта мозаика очень редкая. Получается, их не так уж много сохранилось?
— Дело в том, что отношение к мозаике в нашем искусстве в годы создания «Каритас» было весьма неоднозначное. Существовал извечный конфликт между Ломоносовым и Штелином: Ломоносов считал, что мозаика — это самостоятельный вид искусства, а Штелин видел в нем лишь средство копирования живописи в более надежный материал чем, по сути «Святой Франциск» и является. В результате подобных произведений у нас не осталось. Ломоносовских работ из его мастерской насчитывают 40 — 43, около 20 — 23 известны, остальные — утеряны. Проблема кроется в описательной части каталога: обнаружить работу просто, когда имеется подробное описание, например «Портрет Екатерины в профиль, копия с работы Эриксона». Все намного труднее, когда все, как в нашем случае, описание укладывается в одно слово — «Каритас». Вот и думай, что это. В каталогах, относящихся к описи ломоносовских мастерских, упоминаются еще два пейзажа. Так и написано: «два пейзажа». И что это? Как они выглядят? Найти и идентифицировать практически невозможно. Может, когда-нибудь попадутся в наши «сети».

— Реставрировался ли «Святой Франциск»?
— Эти предметы, как правило, не требуют реставрации. Качество самой работы поразительно. Почему раньше велся разговор о переводе живописи в более долговечный материал: мозаики очень сложно повредить — если только сжечь или уронить с очень большой высоты. Технически они представляют собой металлическую сковороду, заполненную мастикой и клеевыми составами, в которую вставлялись кусочки стекла, смальты. В принципе это очень долговечный материал. Выкрашивания у «Святого Франциска» минимальны, если только по самому краю, да и то они скрыты багетом.

— Получается, они неприхотливы и в хранении?
— Не совсем. Поскольку здесь присутствуют клеевые составы, в частности смесь воска и мастики, то перепад температуры или изменение самой сковороды могут привести к небольшой деформации, выступанию камушков, фрагментов смальты над общим уровнем. Но все же довести мозаику до критического состояния очень сложно.