Талант — не забывать
Ровно тридцать лет назад, 28 июня, Лев Додин принял художественное руководство Малым драматическим театром (тогда еще ленинградским, областным и не имевшим громкого титула «Театр Европы»)
С тех пор он строит свой авторский театр со своими учениками — они составляют ядро труппы. И сейчас, когда самые знаменитые из авторских театров стали достоянием легенды, а под их крышами в бодром сегодняшнем ритме сменяют друг друга самоценные проекты, театр Додина умудряется удерживать тот ритм, который необходим, чтобы сохранялись главные принципы этого театра: масштабность высказывания, его глубоко личная, выстраданная всеми создателями спектакля суть, его внятная, как трагическая геометрия, форма.
Многократно рассказано удивительное и символичное совпадение. Когда в марте 1985 года Додин и его ученики вышли на ночную улицу Рубинштейна после весьма мучительной так называемой приемки спектакля «Братья и сестры» (эти чиновничьи линчевания художников тоже давно уже история), рабочие развешивали траурные флаги. Умер Черненко. Начиналась та самая новейшая, постсоветская история, которая радикальным образом изменила в том числе и положение художника. Постепенно исчезли и «чиновничьи приемки», и запреты, и вообще практически все ограничения. Начался вечный бой, каждый сам за себя. И Додин — один из очень немногих российских режиссеров, сформировавшихся в прошлом веке, кто смог освоить эту свободу и пошел своим путем одиночки, позволяя себе сомневаться лишь там, где дело касается художественных приисков, и демонстрируя местами прямо-таки героическую жесткость там, где дело касается гражданской позиции.
Тогда, в начале 85-го, легендарные додинские «Братья и сестры», возродившиеся в новом составе под крышей МДТ, — с их фирменным северорусским говором, усвоенным актерами не в аудитории, а на родине Абрамова в селе Веркола Архангельской области, с их натуралистичными сценами и аутентичной деревенской утварью вместо театрального реквизита — казались новой естественностью, революцией прежде всего художественной. Теперь понятно, что, оттолкнувшись от деревенской, корневой литературы, Лев Додин вместе со своими учениками-соавторами прямиком отправился на большую дорогу с космической практически целью — встряхнуть, расчистить ото лжи, перезагрузить национальную память, обращаясь напрямую к каждому сидящему в зале человеку, рассказывая глубоко человеческие истории в контексте катастрофы. Поскольку «после Холокоста нельзя писать стихов». И с этого пути Додин не свернул до сих пор, создавая все новые и новые главы своей и нашей новейшей истории, основанной не на лжи.
Не случайно в репертуаре МДТ и тридцать лет спустя сохраняются «Братья и сестры». Не случайно живут «Бесы», обретая новые и новые смыслы. И нынешняя молодежь едет «свершать открытья» уже не на Пинегу, а в лагеря: в Норлаге и Аушвице рождался дипломный спектакль выпускников мастерской Додина 2007 года. Память обладает роковым свойством погружаться в летаргию, чтобы будить ее, требуются все более сильные инъекции неоспоримой, шокирующей, адской действительности. Теперь становится понятно, что знаменитые поездки «на натуру» — обязательная составляющая практически каждого репетиционного процесса в МДТ — предпринимаются не только для поисков верного творческого состояния — для него тоже, но во вторую очередь, а в первую — для того, чтобы, не веря на слово даже великим, исследовать реальность, докопаться до истины самим. Исследуя при этом прежде всего феномен человека — конкретнее, русского человека с его родовыми психологическими травмами: комплексами, страхами, душевными болезнями-поисками. Тут, как никто, помогает Чехов, которого Додин ставил больше, чем каких-либо других авторов. И воплотив на сцене всю знаменитую четверку чеховских пьес, сейчас снова взялся за «Вишневый сад». Идут репетиции.
И то, что в нынешней труппе Додина молодежи больше, чем мастеров, а мастера работают на таком уровне, как ни в каком другом российском и в очень немногих европейских театрах, что при этом сам Додин продолжает встречаться с молодежью, набирая курсы в нашей Театральной академии и не отказываясь устраивать в своем театре лаборатории для европейских студентов, — дает повод для самых оптимистичных прогнозов. Еще не одному поколению петербуржцев будет где брать уроки памяти в самой живой, пульсирующей и высокохудожественной форме. А ни в какой другой эти уроки, как известно, и не усваиваются.
