Газета выходит с октября 1917 года Friday 26 апреля 2024

Три богатыря

Да — жизнь легче не становится!

Раньше было на почте три окна, теперь, после шикарного тут ремонта, — два! Раньше три женщины работали — одна выдавала почту, вторая — пенсию, третья — посылки. И какие были женщины — почти родные, всех знали и, если не успевали всем выдать пенсию, после работы задерживались. Теперь — одна на все окна: и пенсию выдает, и почту, и посылки. Абсолютно незнакомая — и, похоже, не собирается с нами знакомиться. А когда мы подняли шум — мол, выдайте сначала пенсию, большая очередь стоит, — только рявкнула: «Ну когда же угомонитесь вы!» И окошко захлопнула! Пошла почту выдавать! Пришлось сесть: голова закружилась. Сидел, вспомнил: первое октября объявлено Днем пожилого человека! День жалости и сочувствия? Не похоже на то. Вот «когда же угомонитесь вы!» — это слышим. Мол, и квартиры ветеранам дают, а молодежи жить негде, и вообще — хватит путаться в ногах у прогресса, «угомониться» пора! Надеяться особенно не на что… разве что на себя. Встань. Тебе сегодня еще на два дня рождения идти — причем к людям «пожилого возраста», даже весьма. Соберись.

Первый приятель мой отмечал свое семидесятишестилетие широко — в БДТ, при полном стечении публики, причем не во «временном» театре на Каменном острове, а в главном здании, на Фонтанке. Так ведь закрыто здание на ремонт? Для него — открыли. Потому что он — главный «отвечающий» за то, чтобы ремонт был хорош: зная все нынешние строительные хитрости, можно себе представить, какая тут сила нужна! И у него она есть! Главный художник БДТ Эдуард Степанович Кочергин! Чего только не строил он в этом театре — и хижины, и дворцы, а однажды, по желанию Товстоногова, руководителя театра и своего любимого «подельника», создал на сцене «ситцевый Версаль» для пьесы Островского. И вот — почти уже готовый отремонтированный театр — шикарный подарок и себе на день рождения, и всем нам!

Но главный повод другой — презентация новой его книги — и снова ошеломительной, как и первые две. «Записки планшетной крысы» — о людях театра, большей частью незаметных, но — потрясающих, впервые «срисованных» только им. Талант художника спас его от гибели в детских скитаниях после войны — солдаты в поездах, идущих с фронта, кормили и поили шустрого хлопца, умеющего мгновенно из медной проволоки выгнуть профиль вождя… да и кого угодно! Талант спас и вынес его из уголовной пучины, куда мальчик-бродяга попал в своих скитаниях — но не пропал. Характер его лишь закалился — совсем еще недавно он показывал мне, как надо драться, чтобы победить. Сейчас он уже напрочь седой, невысокий — но в его походке, слегка вразвалку, чувствуешь уверенность и даже вызов. И какие люди пришли к нему! И старые актеры БДТ — Макарова, Штиль, Рецептер, и с современными он наравне: вечер вел новый главный режиссер БДТ Могучий — и в проявлении мощи, идущих от них обоих, один другому не уступал.

Я поздравил на сцене именинника. Да — крепкая рука! За столом он тоже был крепок — хотелось хотя бы в этом не уступить ему. Желание опасное! Спасла меня только одна ведущая мысль — мне же еще на один день рождения идти — и опять в театр.

Второму герою исполнилось в этот день восемьдесят три — но это вовсе не значило, что можно было расслабиться. Тот тоже силен! Простившись с первым, под проливным дождем (что делать, осень!) я прошагал, промокнув насквозь, по Фонтанке, через «ватрушку», как зовут в народе площадь Ломоносова, по прекрасной улице Росси, мимо Александринки… Там, кажется, день рождения никто не справлял, или просто я не знал про это. А то бы зашел — и думаю, справился бы. После покинутого дня рождения Эдуарда Степановича ощущение какой-то мощи передалось и мне.

Иван Краско в «Эросе» — главный.

Через Невский на Малую Садовую… Огляделся: до чего же красиво мы живем, даже под дождем! Свернул к Театру Комиссаржевской. Спектакль как раз закончился. Спектакль «Эрос», заметьте, и мой восьмидесятитрехлетний друг сыграл в нем главную роль — и вернулся в гримерную, полный сил. Иван Иванович Краско! Читающий эти строки, возможно, вздрогнул. Да — мощная парочка! Причем Иван Иваныч прожил уже на семь лет больше Эдуарда Степановича — но ни в чем ему не уступит! Я сидел в низком кресле — он буквальном выдернул меня, стиснув ладонь. Деревенский мужик. Моряк Дунайской флотилии. Всеми любимый артист. Однажды мы шли с ним по Гороховой, и все кидались к нему — и пьяницы, и милиционеры, и со всеми он дружески говорил. Большой актер — всегда большая душа. И народ это чувствует!

А в эту ночь я уходил со второго дня рождения под проливным дождем — но гордо! «Да, — понял я, — День пожилого человека — повод не только для жалости, но и для восхищения! Какие у нас люди. Богатыри!» Да и я, пожалуй, неплох! Возьмите меня третьим.

↑ Наверх