Тромбонист — из пулеметной роты, валторнист — из зенитного полка

Одним из слушателей первого исполнения Седьмой симфонии Шостаковича 9 августа 1942 года в осажденном городе был военный корреспондент и писатель Ариф Сапаров

Это был 355-й день блокады Ленинграда. Как вспоминал Ариф Сапаров в своей книге «Четыре тетради»: «9 августа 1942 года был тихий безоблачный, пронизанный светом солнечный день. Один из тех редких благословенных дней, которые природа жалует ленинградцам, прежде чем разверзнуть на их головы хляби небесные.

Дмитрий Шостакович на учениях пожарной команды. 1941 год.

Впрочем, день был тихим во всех отношениях. Лишь с утра немного погрохотали два артиллерийских обстрела, каких-то робких и непродолжительных. После этого фашистские артиллеристы затихли, решив, как казалось, отдохнуть по случаю воскресенья.

По солнечной стороне Невского проспекта, хотя она и считалась более опасной, мимо фанерного плаката, призывавшего жителей города экономить электроэнергию, к Большому залу Ленинградской филармонии потек ручеек горожан.

В сквере перед Русским музеем, где наливались соками кочаны капусты, собирались толпы людей, многие узнавали друг друга, разговаривали.

А с половины четвертого у самого подъезда Филармонии стало оживленно, как в стародавние времена. Счастливые обладатели пригласительных билетов спешили на первое исполнение Седьмой симфонии Дмитрия Шостаковича. А неудачники, как заведено, тщетно надеясь на счастливый случай, «постреливали» лишнего билета».

Восстановление симфонического оркестра Ленинградского радиокомитета началось в марте 1942 года. Политуправление Ленинградского фронта отдало приказ о поисках и командировании в Ленинград военных музыкантов. Некоторых известных инструменталистов, пополнивших состав оркестра, пришлось предварительно подлечить в стационаре, настолько они были истощены и обессилены дистрофией.

С фронта прибывали музыканты: тромбонист — из пулеметной роты, валторнист — из зенитного полка… Из госпитальной палаты сбежал альтист, флейтиста доставили на санках — у него онемели ноги. 

Ленинградская филармония 9 августа 1942 года. За дирижерским пультом Карл Элиасберг.

Стремление сыграть Седьмую симфонию было настолько сильным, что, если верить молве, поднимало иных со смертного одра. Рассказывали, к примеру, что ударника Жаудата Айдарова отыскали среди умиравших. Врач, заметивший, как шевелятся пальцы музыканта, воскликнул: «Да он будет жить!» Именно он потом выбивал барабанную дробь в знаменитой «теме нашествия»… 

И вот торжество — премьера! Как писал в своих воспоминаниях Ариф Сапаров: «В белоколонном зале Ленинградской филармонии сияют все хрустальные люстры. Операторы кинохроники устанавливают свои слепящие «юпитеры»…

Правда, на площадках мраморной лестницы установлены бочки с песком, а в вестибюле стоит детская ванночка, наполненная водой, — для окурков. И никого это не удивляло, меры противопожарной охраны давно стали повседневностью. Мало ли что может случиться.

Оркестранты вышли кто в смокингах, кто во фронтовых застиранных гимнастерках. Карл Ильич Элиасберг появился в великолепном концертном фраке. Довоенный фрак топорщился на нем и висел, как будто был с чужого плеча. Похудел Карл Ильич. Как все…

За пять минут до начала приехали командующий Ленинградским фронтом генерал армии Л. А. Говоров, член Военного совета, секретарь ЦК ВКП(б) по Ленинграду А. А. Кузнецов, руководители Ленинградской партийной организации П. С. Попков, Я. Ф. Капустин…

Говоров, прежде чем сесть в кресло, пошептался со своим адъютантом, и тот куда-то убежал. 

Ровно в четыре Карл Элиасберг постучал палочкой по пюпитру. Шум зала затих. Помедлив несколько секунд, Элиасберг широко развел руки, словно хотел взлететь со своего возвышения. 

И ленинградцы наконец услышали Седьмую симфонию, о которой они столько читали в газетах».