Трудно быть Ленноном

Битлы на сцене Большого зала Филармонии — фантасмагория и реальность

Недавно в Большом зале Филармонии выступала группа «The Cavern Beatles», воспроизводящая дух, вид и звук ливерпульской четверки. Наш корреспондент Федор ДУБШАН побывал на концерте и пообщался с необычным коллективом.

Глядя на них, забываешь, что прошло добрых полвека.

Подвинься, Бетховен
Разноцветные лучи прожекторов шарят по коринфским капителям. На сцене стоят ударная установка, гитары, синтезатор. Публика в костюмах-тройках и вечерних платьях сидит с такими серьезными лицами, будто перед ней сейчас появится сам Людвиг ван Бетховен.

На сцену выскакивают «Битлз», в своих одинаковых узких костюмчиках и остроносых ботинках. Откуда-то из-за барабанов улыбается Ринго Старр. Пол Маккартни перехватывает свою «леворукую» гитару поудобней. Джордж Харрисон встряхивает челкой. Джон Леннон, задирая нос, близоруко оглядывает зал — он еще не носит очки на публике.

Они с ходу урезали рок-н-ролл. Почтенный зал, привыкший к звукам классики, кажется, слегка содрогнулся. Но устоял.

Стоит зазвучать первым аккордам любой из песен — внутри что-то откликается, как на послание откуда-то из светлого прошлого, адресованное лично тебе.

Я гляжу вдоль своего ряда — и вижу синхронно, ритмично притоптывающие ноги в туфельках и в лакированных ботинках. Молодой человек передо мной трясет челкой. И стар и млад не могут сопротивляться магии «Битлз».

«Roll over, Beethoven», — самозабвенно вопят квазибитлы. «Подвинься-ка, Бетховен». Это особенно пикантно звучит в Филармонии.

Потрясите драгоценностями
Конечно, все понимают, что это не настоящая ливерпульская четверка. Это «The Cavern Beatles» — ливерпульская команда, поставившая себе целью по возможности точно воспроизвести выступления настоящих «The Beatles».

Чуть больше 50 лет назад, 9 февраля 1961 года, битлы впервые выступили в клубе «Cavern» («Пещера») — отсюда началась их карьера.

Теперь в «Cavern» изобрели и благословили эту группу — как своеобразную машину времени. Все участники бэнда — ливерпульцы, так что ливерпульского духа им не занимать. Пришлось поработать над манерой пения, мимикой, жестами. А также раздобыть подлинные инструменты того времени, сшить аутентичные костюмы.

Да, у настоящего Леннона был нос подлиннее, а Маккартни, пожалуй, был посимпатичнее. Но об этом как-то забываешь. В том и дело, что «The Cavern Beatles» не пытаются тупо-механически скопировать прототип, стать восковыми персонами. Они предлагают публике поиграть в «живых битлов». И публика соглашается. Постепенно, со скрипом.

Сбылась мечта главного питерскогобитломана Коли Васина: он словно побывал на концерте своих кумиров.

— Похлопайте в ладоши, — «Леннон» выдает свою фирменную реплику. — А те, кто побогаче, — потрясите драгоценностями.

«Маккартни» просто предлагает публике встать и сплясать. Народ сидит, смущенно улыбаясь: как-то неловко скакать по Филармонии. Да и места мало.

Всех прорывает в самый последний момент, в конце второго отделения, когда звучат финальные песни. Толпа валит к сцене, размахивает руками, танцует, уже ничего не стесняясь. «На-на-на-на, хэй, джуд» и «Революшн» подпевает весь зал. Это действительно революция, митинг или скорее хеппенинг откуда-то из мифических западных контркультурных 60-х с их безумной и счастливой свободой.

Энергия молодости
Я пробираюсь за кулисы. Пообщаться ко мне выходит «Харрисон», в одних носках. По-настоящему его зовут Ричард Алан. Вблизи он совсем не похож на Джорджа Харрисона.

— Вот вы мне объясните, — попросил он меня, зашнуровывая модные желтые ботинки. — Мы в первый раз приехали в Россию. И сразу же — огромный зал, полный народа! Обычно у нас аудитория поменьше.
А ведь это такое серьезное заведение, играют классику, куча роялей повсюду стоит... И что — вся эта публика специально явилась нас послушать? Или она просто регулярно посещает Филармонию?
— Я думаю, они все-таки пришли именно к вам, вспомнить молодость. Хотя вообще публика у нас образованная — про Филармонию знает.

— А еще я думаю о том, насколько «Битлз» были доступны в Советском Союзе и в Восточной Европе. Года два назад мы выступали в Праге. Оказывается, у них есть музей, целиком посвященный битлам и тому, как люди доставали их пластинки, переписывали... Потрясающее место, никогда такого раньше не видел.
— У нас в Петербурге тоже есть музей «Битлз». И еще Храм любви, мира и Джона Леннона.

— Правда?
— Да.

— Но знаете, одно дело — слушать пластинки, а другое — когда поют вживую. Даже если это не «Битлз». Помню, как я лет в 16 услышал какую-то группу, которая исполняла песни битлов. Мне снесло крышу. Сейчас-то я понимаю, что играли они ужасно. Но тогда — мне показалось, что это просто фантастика. Хотелось бы, чтоб и мы могли кого-то так же вдохновить.

— Скажите, как сами битлы относятся к вашему шоу?
— Мне довелось беседовать только с Полом Маккартни. Поболтал с ним несколько минут. По-моему, ему все эти подражания просто не очень интересны.

— А как решен вопрос авторских прав?
— В Европе за право исполнять песни мы выплачиваем три процента от кассовых сборов, а в Англии даже больше. Не знаю, сколько набегает в России. Но каждый раз, когда мы играем, ныне живущим битлам отходит какая-то доля выручки.

— Что самое сложное, когда изображаешь «Битлз»?
— Ну, все мы родом из Ливерпуля, так что нам не приходится имитировать местный говор, который называется «скаузер». Поработать пришлось над голосами: трудно приходится нашим Леннону и Маккартни. Их прототипы были совсем юными людьми, только начинавшими выступать. А профессиональному певцу очень сложно воспроизвести ту энергию молодости, которая была у них. На каждом концерте приходится выкладываться по полной. Это бывает довольно тяжело.

— Вы можете позабыть, уже сойдя со сцены, что на самом деле вы — не «Битлз»?
— Ну, пару раз бывало, публика потрясающе реагировала, и казалось: вот как это было на самом деле, вот лучик той славы...
Нет, мы, конечно, помним, что мы не битлы. Просто пытаемся передать слушателям частицу своего энтузиазма, заставить их самих поверить, что они на концерте «Битлз». Вот реакция русской публики мне показалась чуть более осторожной, чем в других странах. Это где как: в Голландии принимают спокойно, в Германии — теплее, а в Индии от нас вообще все с ума посходили.

— Если битлов можно скопировать и воспроизвести — в чем тогда их уникальность?
— Знаете, я не думаю, что кто-то вообще может достичь уровня «Битлз». Мы все, будучи горячими поклонниками их искусства, можем лишь попытаться что-то повторить. Некоторые концерты получаются получше, некоторые — похуже. Но нам далеко до них, и уж точно мы не сможем их заменить. Была в них какая-то искорка, которая сделала их непревзойденными.
Нам люди иногда говорят: «Я «Битлз» слушал в 66-м, и у вас звук лучше, чем у них!» Но тут дело, конечно, не в нас. А в том, что оборудование тогда было слабее. Ну и еще, может, в том, что битлы порой выходили на сцену, обкурившись травы...

— А вот насчет оборудования. У вас сейчас все современное?
— Звуковые системы современные, они надежнее, и их проще использовать для большой аудитории. А инструменты и усилители мы стараемся использовать такие, как у битлов.

— Ясно. Скажите еще: а песню «Revolution» вы в конце исполнили, чтоб намекнуть на последние российские политические события? Публика так на нее бурно отреагировала...
— Да нет, просто ее мы обычно играем на бис. Мне, конечно, подумалось, что есть в ней что-то такое, острое. Наверное, она и в 1917-м хорошо бы прозвучала, и вообще в любую эпоху, когда люди хотят перемен.