У «Самсона» появился собственный гимн

Но о его авторстве забыли сообщить посетителям Петергофа

Полномочным представителем «Республики» стала Даная, лидер местного прайда.

Глаженью не подлежат

Кот Деламот и другие общались с посетителями свысока

Издалека манила надпись: «Кофе. Кошки. Wi-Fi». По-моему, такое сочетание лучше всего на свете. Ну просто нельзя было не подойти к дому 10 по ул. Якубовича.

Правда, у входа оказалось, что не многие счастливцы имеют шанс попасть внутрь. Довольно большая толпа топталась как-то нерешительно.

— А в чем дело-то? — спросил я молодого человека, охраняющего вход к котам.

— Понимаете, у нас места там мало, мы можем пускать только человек по двадцать за раз. Все места уже заняты до двух ночи. Поэтому мы просим людей подойти к нашим сотрудникам, отсканировать свой «Единый билет» и получить в обмен талончик на свое время. Чтоб здесь сразу двести человек зазря не толпились. Или вы можете получить открепительный, по которому мы вас пустим в любой другой вечер июня.

Народ, честно говоря, не хотел ничего сканировать и отходил разочарованный.

Некоторые все равно стояли и ожидали своего шанса. Попадались идейные девушки в накладных кошачьих ушках, как будто из мультиков-аниме. Они громко говорили «няяя» («мяу» по-японски).

Судя по афишкам, даже тем, кому пришлось ждать своей очереди, можно было не стоять на одном месте, а принять участие в кошачьей игре-квесте, то есть найти в ближайшем квартале всех кошек, изображенных на фасадах домов. Тот, кто выполнил все задания, имеет шанс 8 июня получить особую награду.

Те, кто попал внутрь, увидели внутри очень милый интерьерчик. Как будто сами коты устроили себе что-то вроде «Икеи». Повсюду, конечно, усатые морды — вырезанные в дереве, нарисованные на холсте и не знаю еще какие.

После мини-лекции о значении кошек в истории перешли к самому главному. То есть собственно к кошкам. Сами кошки сидят за стеклянными дверями и не обращают внимания на посетителей, занимаясь своими важными делами. Это не просто киски, а эрмитажные коты, несущие здесь почетную вахту. Белого кота зовут Жан Батист Мишель Валлен-Деламот, рыженькую кошечку — Саския, в честь музы Рембрандта. Абсолютно черный кот, спавший на черном квадратном столе, — естественно — Казимир Малевич. И так далее.

— Кошки у нас сегодня вне прямого доступа, — рассказала мне Анна Кондратьева, директор «Республики». — Они сегодня смотрят на всех с высоты своих лежанок. И не подлежат глаженью. Сегодня мы на них только смотрим. Зато в обычные дни можно с ними общаться сколько душе угодно.

Правда, в качестве полномочного представителя «Республики» к людям все же вышла Даная, лидер местного прайда. Беспородная, но безумно красивая серебристо-серая кошечка, как рассказали нам, была подкинута семь лет назад в Эрмитаж. Даная совершенно не боялась толпы людей, охотно давала себя гладить, мурлыкала и устремляла на всех глубокий взор своих огромных глаз.

— Сейчас у нас маловато места. Но скоро мы расширим свое пространство, — сказала мне на прощание директор. — И у нас появится кое-что интересное. А что — секрет. Приходите в конце июня! А еще мы собираем подарки эрмитажным котам. Можно приносить в виде пожертвований корм — у нас есть большой ящик, в котором мы копим пожертвования и раз в неделю передаем их в Эрмитаж.

В данном прочтении легенды Аполлон — ангел, низвергнутый Богом с небес за гордыню.

Обскуровы страсти

Корреспондент «Вечёрки» Алексей Блахнов в Лофте «Ризорди» попытался постичь тайну камеры-обскуры…

Откинув полог, закрывающий вход в недра таинственного черного куба, я шагнул в темноту. Пришлось изрядно моргать, заставляя глаза быстрее привыкнуть к густому сумраку, царящему внутри сооружения, высящегося в одном из углов бывшего цеха. Все же здесь есть свет: он проникает через маленькое окно в стене, более похожее на прореху, появившуюся благодаря нерадивости строителей. На самом деле все далеко не случайно — сноп света, бьющий из прорехи, очерчивает на холсте, размещенном напротив оконца, силуэт головы Аполлона, бюст которого нежится в лучах прожектора снаружи. Только вот внутри куба, отображаемый на поверхности бумаги, он перевернут. Я нахожусь внутри действующей камеры-обскуры, эффект которой был открыт еще Леонардо да Винчи. Эта же камера возведена менее часа назад здесь, в лофте, художником, архитектором и пионером компьютерной графики Ольгой Тобрелутс.

— Люди перестали верить в магию современных технологий, они считают, что все давно поняли и освоили, — тихо говорит Ольга, стоящая рядом со мной в полумраке куба. — Но между тем секреты чудес, бытовавших во времена Возрождения и Средневековья, до сих пор не раскрыты, и камера-обскура тому наглядный пример.

— Какое же отношение камера-обскура имеет к современному искусству? — интересуюсь я.

— Современное искусство крайне разнопланово, — поясняет художница, — это может быть некий объект, картина или изображение, дающие человеку возможность переосмыслять окружающий мир с его историей и преданиями. В данном прочтении легенды Аполлон — ангел, низвергнутый Богом с небес за гордыню. Смотрите: снаружи его бюст сияет в свете прожекторов чистотой, здесь же, во мраке, он перевернут эффектом камеры, низвергнут в бездну, здесь он уже дьявол. Логическую цепочку с символом перевернутого креста, вертикального падения и самого слова «перевернутый» в значении «превратившийся», думаю, вы сможете продолжить сами…

Некрополь — отличное место для свиданий, считают некоторые.

...а в Некрополе Александро-Невской лавры принес клятву в любви до гроба

Дорога от таинственных залов лофта до Музея городской скульптуры пролетает незаметно, ведь мыслями я все еще там, в четырех стенах черного пространства. Но вот над нашими головами уже шелестит листва Некрополя мастеров искусств, солнце стремительно падает за горизонт, заливая небо красным заревом. Городской шум исчез, уступив место зачарованному спокойствию холодных надгробий.

— Таинственные предания окутывают здесь каждый памятник, и это — неотъемлемый пласт культуры, часть нашей истории, наследие наших предков, — задумчиво констатирует Валентина Вьюшина, старший научный сотрудник музея. — Одна из моих любимых и наверняка одна из самых трагичных — это история Веры Федоровны Комиссаржевской, сказочной актрисы, умершей от оспы на гастролях в провинциальном городе, в самом расцвете сил. Это странная, внезапная смерть. — Повисает пауза, и тишину нарушает лишь ветер, ласкающий кроны деревьев. — Здесь потрясающие памятники, они столь пластичны, столь велико портретное сходство, что порой, в сумерках, начинает казаться: вот-вот они шагнут со своих постаментов.

— Позвольте, а разве это не те самые колонны, у которых можно клятву верности скрепить поцелуем? — интересуюсь я, обводя взглядом греческие беседки, обступающие фонтан с двух сторон.

— Да, они самые, по шесть в каждой беседке, в сумме двенадцать — двенадцать поцелуев и одна клятва верности. Навсегда. Согласитесь: поразительное сочетание жизни и смерти, один из парадоксов, на которых зиждется мироздание, — улыбается Валентина. — Отличное место, чтобы назначить своей даме свидание!

Но для нас в этом нет необходимости. Моя Дама — здесь, со мной. Солнце скрылось, лишь последние лучи его скользнули по нашим лицам. Но мы успели до заката.

— Навсегда! — шептал я.

— Навсегда! — вторила она мне...

В обычный день в интерьеры этого дворца не попадешь.

Под музыку Вивальди

Таинственный голос сопровождал попавших в особняк Кочубея

Выйдя из «Республики кошек», я огляделся. Долго искать не пришлось: по другой стороне Конногвардейского бульвара тянулась длинная очередь. Голова ее исчезала во дворе роскошного особняка Кочубея. Обычно он не работает как музей. Но сегодня все иначе. Разве можно было упустить такую возможность?

У входа надпись: «Здесь нельзя курить и даже прикуривать». За входом — застекленный атриум. Пахнет выпечкой и кофе: здесь можно перекусить. Об этом сообщает приятный женский голос, звучащий из динамиков.

Не успевают люди подумать о том, не хотят ли они и впрямь выпить чашечку кофе, как их уже гонят внутрь, в сам особняк. Народу, как и везде, много, и организаторы стараются не создавать пробок. Если отстал от своей группы — уже не догонишь, жди следующую.

Всю экскурсию ведет тот самый женский голос, звучащий ниоткуда. Может быть поэтому прогулка по дому Кочубея приобретает какой-то таинственный и даже мистический характер. Можно вообразить, что голос принадлежит княгине Елене Белосельской-Белозерской — жене хозяина дома князя Кочубея. Она умерла, даже не успев здесь поселиться. Но (как утверждает тот же голос) ее тень иногда видят в этих залах запоздалые посетители.

Под звучащую повсюду музыку вроде бы Вивальди — мы переходим из роскошного деревянного зала в бирюзовый, из бирюзового зала в красный зал. Повсюду почему-то расставлены металлические сферы: это солнечные часы. Посетители в спортивных куртках садятся, широко расставив ноги, в изящные креслица. Когда они разглядывают утонченные интерьеры — на лицах их вырисовывается глубокая задумчивость.

От бесплотного голоса мы узнаем историю фамилии «Кочубей» (потомок хана Кучук-бея). Узнаем о том, что Кочубей, собственно, был лишь кратко­временным владельцем дома в начале XX века. О том, что бюсты мавров, охраняющие вход в дом, — на самом деле изображают мавританок. Кое-что о символике, украшающей интерьеры дворца. И даже то, что после революции дворец был национализирован, стал сперва местом заседания военного трибунала, а после — гинекологической клиникой. Но бесполезно спрашивать о чем-либо таинственный голос. Он исчезнет, оставив после себя мелодию Вивальди.

А хранители залов только молчаливо улыбаются, открывают и закрывают двери перед публикой. Они даже не хотят называть своих имен. И уж точно не сообщают, что сейчас находится в особняке. «Здесь есть свои арендаторы», — говорят они с такой таинственностью, будто речь идет о графе Калиостро.

Зрители, заполонившие дорожки парка, вряд ли разглядели и расслышали то, что происходило на сцене.

Пуск фонтанов сопровождал гимн Петергофа

Но воду к Самсону губернатор пустил под музыку Глиэра

У Петергофа появился свой гимн. И в субботу его впервые исполнили на торжественной церемонии запуска фонтанов. Посвященной в этом году знаменательному историческому событию — 300 лет назад, 19 мая 1712 года, указом Петра Первого столица из Москвы была перенесена в Санкт-Петербург. Корреспондент «ВП» послушал гимн на Большом каскаде.

Если честно, праздник был организован несколько странно. Толпы людей, отодвинутые от основного места действия оградами и милицейским оцеплением, пытались услышать звуки, которые ветер проносил мимо них, и разглядеть, чем занимались маленькие — не больше муравьев — фигурки на двух установленных на Большом каскаде сценах. Гостей парка приветствовали Петр Первый и Екатерина Вторая, точно такие же, какие на набережной канала Грибоедова берут по 500 рублей за фото. Почему к ним в этот день приехали французское и персидское посольства в виде танцующих девушек? Объявили Василия Герелло. Что он пел и какое отношение эта итальянская ария имеет к переносу столиц, осталось загадкой. После выступления Герелло ведущий особо не утруждался объявлением имен выступающих. Солисты балета Мариинского театра исполнили какой-то танец. А кто они и что за танец, осталось за кадром. Потом плясали дети. Что-то пелось про Ленинград. Потом опять были дети. Понравилось выступление а капелла ансамбля «Филармония». Очень красиво, но, опять же, при чем здесь указ Петра Первого?

После трех номеров семья, стоявшая рядом с корреспондентом «ВП», подхватила отпрысков и попыталась с аллеи канала выбраться в парк. У них ничего не получилось. Пришлось остаться. Алексей и Наталья объяснили:

— Мы вчера смотрели программу по «стошке». Там Елена Кальницкая (директор ГМЗ. — Ред.) обещала Бабкину и «Хор Турецкого». Сейчас уже понятно, что ни первой, ни второго не будет. Зачем, спрашивается, ехали? В парке-то мы уже гуляли неделю назад...

Женщина, стоявшая рядом, увидя бейдж прессы, возмутилась:

— Меня Ирина Алексеевна зовут. Я работаю в одном из петербургских музеев хранителем, а вы знаете, какие зарплаты в музеях. Так вот, у нас, работников культуры, всегда вход в парки и музеи Петергофа был бесплатным, а теперь — всё. Мы, как и все, платим за вход.

Корреспонденту «ВП» оставалось лишь ей объяснить, что из-за отмены льгот кассовые сборы музея-заповедника сразу выросли на 15%...

После завершения концертной программы был исполнен гимн. Так прямо и объявили, что у Петергофа есть свой гимн, и пустили фонограмму. Но из текста были слышны только слова: «Самсон» и «каскад». Эти два слова умудрялись полностью перекрыть торжественную музыку. Что странно, корреспондент «ВП» слушал ту же запись на компьютере с простыми колонками, все было отлично слышно.

Опять же странно: гимн Петергофа написан, а губернатор Петербурга Георгий Полтавченко крутил фонтанный ключ, чтобы пустить воду к «Самсону», под Глиэра. И, как полагалось на этом празднике, авторов и исполнителей, которые записывали гимн, не объявили. Исправим оплошность. Музыка Сергея Осколкова. Слова Елены Кальницкой. Симфонический оркестр «Балтика». Хор Мариинского театра. Дирижер Павел Смелков. Солист Народный артист России Николай Копылов. Запись производилась на Санкт-Петербургской студии грамзаписи.

Чтобы узнать все это, корреспонденту «ВП» весь день пришлось «ловить» Сергея Осколкова. А того весь день рвали на части. Сначала в Петергофе. Потом в Фонде Шемякина крутили фильм режиссера Дмитрия Фролова с музыкой Осколкова. А вечером в Доме композитора был его авторский концерт в двух отделениях «Сергей Осколков в кругу друзей». Удалось поймать Сергея Александровича уже  после всех чествований в артистической Концертного зала Дома композиторов:

— Сергей Александрович, вы написали гимн Петергофа. Это был заказ?

— Двигателем этой идеи стала генеральный директор музея-заповедника Елена Кальницкая. Если честно, я давно полагал, что у Петергофа должен быть свой гимн. Композиторы, и я в их ряду не исключение, как правило пишут подобного рода работы на заказ. Далеко не всегда речь идет о деньгах. Я рад, что этот заказ пал на меня.

— Сейчас многие песни называют гимнами...

— Я старался сочинить «классический гимн», отвечающий законам жанра. Не песню, а именно гимн. Торжественный и парадный. Все символично — мой дед, композитор Лев Шполянский, учился у Глиэра, а потом учил меня. Очень жаль, что фонограмма гимна на Каскаде была воспроизведена звукорежиссером довольно тихо, что не позволило услышать красочности звучания симфонического оркестра.

— Вы любите Петергоф? Чем навеяна музыка?

— Петергоф люблю. Тем более, что живу в нем уже почти тридцать лет. В музыке — скорее мои живописные впечатления от великолепия императорских дворцов, садов и парков. У меня очень часто визуальные впечатления переплавляются в звуковые. Гимн — одно из таких произведений.

Несмотря на недочеты, праздник в Петергофе состоялся, а мы опять имеем возможность насладиться прохладой и торжеством королевства фонтанов. Организаторы же действа, хочется думать, учтут замечания и порадуют посетителей музея новыми праздниками.