Газета выходит с октября 1917 года Monday 23 декабря 2024

У поэта болела совесть

7 августа исполнится 90 лет со дня смерти Блока

Что-то мне не везет с поэтом Александром Блоком: все время пишу о годовщине его смерти. Нет бы — о рождении, о юности, о любви. Но видно, так уж распределилась его жизнь, что перевешивает и притягивает к себе ее тяжелый финал.
В этом году 7 августа — 90 лет, как его не стало.
О чем писать?

Письменный стол, этот зеленый плацдарм, был свидетелем последних вдохновений и жесточайших разочарований Александра Блока. Фото: Натальи ЧАЙКИ

Листаю Интернет. Какой-то гимназист отчаянно ищет помощи, кропая сочинение:
«Кто читал Блока «Двенадцать»? Help !!! Какой образ Христа в этой поэме?»
Ему подсказывает умудренный знаток:
«В белом венчике из роз впереди Иисус Христос». Позитивный образ».

Есть такой универсальный сюжет — ангел спустился на землю и живет среди людей. Как в фильме «Майкл» с Траволтой или у Вима Вендерса в «Небе над Берлином». Вот Блок производит именно такое впечатление — ангела, случайно залетевшего в питейное заведение.
Это не моя догадка на самом деле. Такие же ощущения, кажется, были и у Марины Цветаевой, сложившей плач по Блоку:
«Думали — человек!
И умереть заставили.
Умер теперь. Навек.
— Плачьте о мертвом
ангеле!»

Вот в чем трудность. C одной стороны — серафим, с другой — человек своего времени, встретивший революцию, умерший в новой безвоздушной среде. Нас от него отделяют 90 лет и несколько переворотов политической жизни. Можем ли мы сегодня понять Блока? И наоборот — то, что написал тогда Блок, может ли быть соотнесено с нами?
Отправляюсь в Музей-квартиру Блока на ул. Декабристов, 57. Там полным ходом идет ремонт: скоро, уже в сентябре, на последнем этаже открывается новое экспозиционное пространство. Будет большая выставка о блоковском Петербурге.
Сейчас музей готовится к Дню памяти Блока. Обычно от музея до Смоленского кладбища подают автобус; в этом году всем собравшимся почтить память поэта придется добираться своим ходом и туда, и на Литераторские мостки, где Блок был перезахоронен.

Выход из квартиры был только на черную лестницу. По этим крутым ступеням спускали гроб с телом поэта, боясь опрокинуть его. Фото: Натальи ЧАЙКИ


— Литературно-музыкальный вечер будет в гостиной Любови Дмитриевны, — рассказывает мне Ирина ВАРГО, старший научный сотрудник музея. — Мы вынесем оттуда мебель, расставим стулья. Это будет именно такой семейный вечер.
Еще у нас есть в фондах неплохая подборка книг, которые вышли на смерть Блока, и мы выставим их в витринах музея. Вот, например, книга общества смоленских поэтов «Арена — Блоку». На плохой бумаге — но буквально сразу же после кончины.
Блок ведь остался в этой стране, принял новый режим. И при этом он был воплощением литературы, живым классиком, символом своего времени.
— Но в то же время он был погублен этим самым временем.
— На публике он держался иначе. Работал в наркомате просвещения, основал БДТ, был председателем Союза поэтов. Так что новая власть его принимала, пользовалась его услугами.
— При этом Блока не выпустили на лечение за границу...
— Я думаю, тут была просто бюрократическая проволочка.
Вообще сложно сказать наверняка — мы лишь знаем некоторые факты. И не хочется их подавать слишком эмоционально. К примеру, голодать Блок не голодал. Им же с Любовью Дмитриевной полагался сухой паек. И поэтесса Надежда Павлович рассказывала, что в гостях у Блоков ей в чашку чая положили два кусочка сахара и лимон. На то время — что-то беспрецедентное.
— Но смерть Блока всегда казалась какой-то тайной...
— Почему? Вот у нас есть официальная справка доктора Пекелиса.
— И доктор пишет — «апатия», «угнетенное психическое состояние».
— Ну конечно, Блок был подавлен, воля к жизни у него пропала. Дело в том, что он очень сильно разочаровался в своих идеалах. Я думаю, смерть была его вполне сознательным выбором. Блок был всегда честен перед читателями и перед собой: он хотел, но не мог продолжать жить. Как не мог и уехать отсюда.


На вечере памяти в Музее Блока выступит Виталий ГОРДИЕНКО, заслуженный артист России.
— Виталий Васильевич, вы будете читать стихи не только Блока, но и других поэтов, любивших и понимавших его, — Ахматову, Пастернака, Иванова. А вот наши современники вообще могут его понять? Все-таки Блок умер лишь при входе в нашу эпоху, у самого порога.
— Время ведь повторяется. Эпоха «после Блока» закончилась — снова началась эпоха блоковская. Сейчас опять капитализм на дворе. Опять отсутствие закона... Можно перечислять дальше — у нас сейчас имеется все то, что было в его время.
— В таком случае Блок на своем витке времени — что за фигура? Что он собой представляет?
— Да такие фигуры, как Блок, не имеют какого-то своего времени! — говорит, горячась, Виталий Васильевич. — У Блока нет масштаба. Вот Пушкин, Лермонтов — имеют ли они какую-то соизмеримую величину или они безмерны? Думаем ли мы, что Шекспир ограничен и подобен кому-то еще? Вот и Блока ни с кем нельзя сравнивать. Когда спрашивают: а он современный? — хочется сказать: он всегда современный! Блок и в советское время был «современен» — поэтому совдепия его и запрещала. Его и сейчас можно бы запретить — столько там крамольного и для наших дней. А если наше время его недостаточно хорошо понимает — это проблема не Блока, это проблема нашего времени.


В ноябре выходит книга писателя, литературоведа, лауреата литературных премий Николая КРЫЩУКА «Разговор о Блоке. Продолжение разговора» — тоже некоторым образом оммаж печальной дате.
— Николай Прохорович, вы писали свою книгу задолго до перестройки...
— Она вышла в 1979-м. И называлась иначе. Начальству показалось, что мое название солидарно перекликается с «Разговором о стихах» Эткинда, которого к тому времени выслали из страны. Теперь название восстановлено, и книга дополнена позднейшими текстами о Блоке, есть новые главы и комментарии к старым, которые я оставил, не меняя их в угоду сегодняшнему настроению и взглядам. Многие из нас тогда еще романтизировали революцию, тут мы с Блоком, что называется, совпали в тоне.
— А после, на рубеже 80-х — 90-х, вы почувствовали себя и свое поколение на месте самого Блока?
— В какой-то мере да. В 90-е мы узнали состояние хаоса, который приходит на смену упорядоченной жизни, и азартное разрушение всех прежних ценностей.

Это схоже с ситуацией, в которой оказался на рубеже веков Блок. Соотносятся не сами события, конечно, — а их переживание. Точно так же, как Блок романтически приветствовал революцию, мы приветствовали перестройку. Итог: разочарование, усталость, скука.

Почитайте дневники тех лет, того же Чуковского — люди страшно страдали от новояза, голода, страха, матросской бюрократии, которая не только знать не знает ценностей предыдущей культуры, но пытается строить общество принципиально без этих ценностей.

Темные люди становились начальниками и шли в ГубЧК. Сейчас таких людей сознательно выращивают с помощью ТВ, массовой культуры, урезанного образования и вертикали власти, которая всегда держится на рабах. Культивируется образ «почесывающегося», естественного, то есть человека, не обремененного умом и чувством ответственности.

Ссылаются на Достоевского, а получается хам. Но по отношению к Блоку важно отметить другое. Люди из его окружения реагировали на каждую безграмотность, на каждое хамство начальства — реагировали по большей части нервно и мелко. Блок всегда сохранял чувство масштаба. Вот чего нам сегодня не хватает.
Блок взял высокую ноту — и голос сорвался. «Скифы» — редчайший в поэзии случай: нота фальшивая, а стихи гениальные.

Он — романтик поневоле, оперирует общими гуманистическими категориями, опирается на интуицию, которой доверяет больше, чем фактам. Бьет по движущейся мишени, как по стоящей, промахивается и впадает в смятение.

Тем не менее важно то, что Блок никогда по-декадентски не соблазнялся смешением добра и зла.
Сейчас странно было бы сказать о ком-то, что у него болит совесть по поводу того, что происходит в стране, — прозвучит дико, высокопарно, ходульно... А Блок был подлинно таким человеком.

Федор ДУБШАН
↑ Наверх