В Петербурге мы сойдемся снова

Корреспонденты «ВП» побывали на экскурсии по петербургским адресам Осипа Мандельштама

Во дворе Фонтанного дома на черном плоском камне выбит профиль Мандельштама — с горбатым птичьим носом, с оттопыренной нижней губой, с расплывчатой туманностью какой-то во взгляде, очень узнаваемый. Как всегда — и надменный, и беззащитный одновременно. И сам камень — твердый, но хрупкий, и твердость его тем более уязвима.

Отсюда, от этого жертвенника начинается пешеходная экскурсия, посвященная петербургским адресам Осипа Мандель­штама. Хотя автор — научный сотрудник музея, историк Ирина Игоревна Точилкина — не считает это экскурсией:

— У экскурсии есть правила, методика, она научно-познавательна. А это скорее прогулка, беседа, — объясняет Ирина Игоревна. — Прогулка предполагает большую свободу. Я не делаю акцента ни на архитектурном убранстве, ни на дате постройки дома, не стараюсь выдерживать хронологический порядок. Я просто обозначаю важные моменты. Это мы и хотели выразить, когда назвали прогулку строчкой Мандельштама «Петербург! У меня еще есть адреса». Просто некие адреса, которые оказались в здешней — Литейной — части города. 

Почему именно в Музее Ахматовой возникла идея водить пешеходные экскурсии, связанные с Мандельштамом? Ирина Игоревна объясняет: наверное, потому, что Анна Ахматова и Осип Мандельштам, познакомившись в 1910 году в «Башне» Вячеслава Иванова, в конечном итоге явят всем нам пример самой искренней дружбы между мужчиной и женщиной. 

Ирина Точилкина показывает портрет Надежды Хазиной, ставшей женой Мандельштама.

— И здесь, в этой квартире, где Ахматова проведет почти 30 лет своей жизни, он тоже бывал. Поэтому у нас в Шереметевском саду установлен и памятный знак Мандельштаму. На нем выбиты слова, которые Ахматова напишет в 1936 году — после того, как она три недели проведет в Воронеже, где Мандельштамы будут отбывать ссылку:

А в комнате опального поэта

Дежурят страх и Муза в свой черед.

И ночь идет,

Которая не ведает рассвета.

В Петрополе прозрачном

К слову, о стихах: экскурсия (или прогулка) главным образом выдержана в прозе.

— Когда однажды я взяла на себя смелость заниматься всем этим, я поняла, что так, как говорит и пишет Мандельштам, не пишет и не говорит никто. Но все знают Мандельштама-поэта и мало кто помнит Мандельштама-прозаика, — объясняет Ирина Точилкина. И приводит пример, подходящий как эпиграф ко всему маршруту: — «Весь стройный мираж Петербурга был только сон, блистательный покров, накинутый над бездной, а кругом простирался хаос иудейства, не родина, не дом, не очаг, а именно хаос, незнакомый утробный мир, откуда я вышел, которого я боялся, о котором смутно догадывался — и бежал, всегда бежал».

И этот бег продолжается на протяжении 47 лет жизни. Мандельштам — неугомонный странник, которого Ахматова назвала «последним бытописателем Петербурга».

Учебный театр на Моховой. 100 лет назад здесь было Тенишевское училище.

Мы тоже бежим следом, сворачиваем на Белинского и устремляемся к Моховой.

Другая цитата приходит на память нашему проводнику, когда мы проходим мимо реки; у Мандельштама в «Египетской марке» «Фонтанка — Ундина барахольщиков и голодных студентов с длинными сальными патлами, Лорелея вареных раков, играющая на гребенке с недостающими зубьями».

Вся достоевщина проплывает мимо, а мы уже на Моховой глядим на здание Учебного театра. В котором сто лет назад располагалось одно из самых удивительных, дорогих учебных заведений — Тенишевское училище. 1 сентября 1900 года Флора Вербловская отводит в первый класс этой престижной гимназии своего сына Осипа.

— Предоставлялась полная свобода, ученикам не задавали домашнего задания и не запрещали курить. Естественно, никто не курил, — рассказывает Ирина Игоревна. — Если учащиеся изучали астрономию, то уроки проходили в обсерватории. Минералогию они изучали в музее Горного института. На географические экскурсии выбирались в Польшу и Финляндию. Как пишет Мандельштам: «...воспитывались мы в высоких стеклянных ящиках, с нагретыми паровым отоплением подоконниками, в просторнейших классах на двадцать пять человек и отнюдь не в коридорах, а в высоких паркетных манежах, где стояли косые столбы солнечной пыли и попахивало газом из физических лабораторий».

Он сравнивал Тенишевское училище с Царскосельским лицеем. Как и Пушкин, Мандельштам открыл в себе поэтический дар именно во время учения. Здесь в 1907 году на вечере он прочитает стихотворение «Колесница», к сожалению, утраченное. Это первое его публичное выступление.

Сей целомудренно построенный ковчег

Мы снова пересекаем Литейный и оказываемся на Преображенской площади, у дома Мурузи. На балконе второго этажа висит баннер, напоминающий, что здесь дом другого великого Иосифа-поэта. 

Дом Мурузи, в одной из квартир которого после революции располагалась знаменитая студия «Всемирной литературы».

После революции здесь в полузатопленном, полуразрушенном доме остались бесхозными огромные барские квартиры. По разрешению Луначарского и Горького Корней Чуковский в одной из квартир устраивает Клуб поэтов, предтечу ДИСКа — Дома искусств.

И для Мандельштама  22 октября 1920 года здесь происходит значительное событие: поэтический вечер, на котором был сам Александр Блок. 

А чуть дальше по улице Рылеева (ранее Спасской), в доме номер 7, жил Владимир Гиппиус — духовный отец Мандельштама, его учитель словесности в Тенишев­ском училище.

Опять мы вьемся вокруг Литейного, как нитка возле веретена. Дом 14 по улице Пестеля — тоже знаковый в жизни Мандельштама. Тут жил Самуил Маршак.  В те времена, о которых Надежда Мандельштам скажет: «Осип и Ахматова онемели», — в это время молчания, когда они будут зарабатывать себе на жизнь переводами и перебиваться с хлеба на воду, Самуил Яковлевич протянет руку помощи Мандельштаму. Появится, например, необыкновенный «Сонный трамвай», изданный у Маршака в «Детгизе». Вообще «Детгиз» был самым фантастическим издательством, потому что в нем можно было пропустить абсолютно все.

А вот и снова Фонтанка, 2, Бауэров дом. Ахматова в 1924 — 1925 годах живет здесь в первом этаже, и сюда Мандельштам привел Надежду Хазину, два года уже как свою супругу. Надежда Мандель­штам и Анна Ахматова начинают с этого момента дружить — невероятно преданно. 

Чуковский об Ахматовой в эти дни: «Она сидит перед камином, на камине горит свеча —  днем. «Почему?» — «Нет спичек. Нужно будет затопить плиту — нечем». Я потушил свечу, побежал к малярам, работавшим в соседней квартире, и купил для Ахматовой спичек».

Гостиница «Европа». Отсюда Мандельштам уехал из Ленинграда. Навсегда.

В черном бархате советской ночи

— Николай Пунин говорил о Мандель­штаме, что это был «пигмей с душой гиганта», — рассказывает Ирина Игоревна. — И действительно, за этой походкой, этим хохолком, этой неуверенностью был человек необыкновенной силы и духа. И когда в 1934 году этот человек напишет: «Мы живем, под собою не чуя страны», его арестовывают, ссылают в Чердынь, потом в Воронеж. В 1937 году ссылка заканчивается, и он приезжает в Ленин­град собирать деньги на будущее свое жилье.

Ахматова пишет: «В последний раз я видела Мандельштама осенью 1937 года. Они — он и Надя — приехали в Ленин­град дня на два. Время было апокалиптическое. Беда ходила по пятам за всеми нами. Жить им было уже совершенно негде. Осип плохо дышал, ловил воздух губами. Я пришла, чтобы повидаться с ними, не помню куда. Все было как в страшном сне». 

Они виделись, скорее всего, по адресу: Марсово поле, 7. Дом Адамини. Это квартира писателя Юрия Германа. Здесь происходит одна из последних встреч Мандельштама со всеми близкими ему людьми.

Все заканчивается в гостинице «Европейская». Второй этаж. Тут они снимут номер на сутки. И по этой лестнице они спустятся, чтобы покинуть Ленинград навсегда. Фактически эта шикарная лестница — как проход в небытие.

«Я вернулся в мой город, знакомый до слез...» Самый непонятый, самый неугомонный, самый неоцененный — Осип Мандельштам в последний раз уходил из этого города по этой лестнице, — завершает свой рассказ наш проводник.

Там, где мы начали — в квартире Ахматовой в Фонтанном доме, — через год будет рыдать Надежда Мандельштам, выбрасывая из себя самое страшное, что может сказать женщина о любимом: «Я успокоюсь только тогда, когда узнаю, что он умер». Это будет 1938 год. Вскоре они узнают о том, что Мандельштам умер на этапе.

В 1957 году Ахматова напишет в память о Мандельштаме:

Тем же воздухом, так же над бездной

Я дышала когда-то в ночи,

В той ночи и пустой и железной,

Где напрасно зови и кричи.

Кафе «Подвал бродячей собаки».

Мы закончили и сидим за летним столиком у «Бродячей собаки» — подводим некоторые итоги.

— Это была четвертая прогулка по адресам Мандельштама, — рассказывает Ирина Игоревна. — 27 декабря, в годовщину смерти Мандельштама, Музей Ахматовой устраивал чтения его имени, и мы тогда тоже устроили прогулку по этим адресам. Но тогда я вела группу по-другому — от Фонтанного дома к Соловецкому камню. В прошлом году мы водили по одному, по два человека, теперь их уже бывает десять — двадцать. Были случаи, когда люди из Москвы приезжали специально на эту прогулку.

Вот ведь фантастика: очень короткий участок городского пространства по какому-то Божьему наитию вместил в себя жизнь нескольких поколений русской культуры. Там, в этом квадрате вокруг Фонтанки, между Спасом-на-Крови и Фонтанным домом — что ни дом, то чудо. Таков, вероятно, здешний genius loci. 

Места Ахматовой, других героев Серебряного века, Льва Гумилева — это ведь все один и тот же маршрут. А Мандельштам — его тут можно просто читать на каждом шагу. И у каждого дома находить нужную цитату. 

Музей Ахматовой приглашает на пешеходные экскурсии

Продолжительность 2 часа. Группа не более 25 человек. 

 «Только побольше Фонтанки» (от Пушкина до Бродского с включением адресов Анны Ахматовой и ее современников).

 «Я прохожу сквозь вечный город…» (Путешествие по городу Иосифа Бродского).

 «Петербург! У меня еще есть адреса»: по адресам Осипа Мандельштама (Литейный пр. — Моховая ул. — ул. Пестеля — Преображенская пл. — Летний сад — наб. канала Грибоедова — площадь Искусств — гостиница «Европейская»).