«В ВТО нет только Конго и Нигерии»

Специалист по Восточной Европе и автор книг «Немец в Кремле», «Россия жмет на газ» и «Путин после Путина» Александр Рар написал еще одну — «Куда пойдет Путин? Россия между Китаем и Европой». Книга уже вышла в Германии, получила гриф «пропутинской» и вызвала в обществе острые дискуссии. А на днях новинка, выпущенная издательством «Олма Медиа Групп», была презентована в Петербурге.

В книге много интересных фактов, личностных впечатлений, ведь автор не раз и не два общался с первыми лицами страны — и с Дмитрием Медведевым, и с Владимиром Путиным, у которого интересовался: «Почему мы до сих пор не вместе?» Есть там и сценарий-прогноз событий, происходящих в России в октябре 2017 года, иными словами, как Россия должна строить современное государство, — конечно, она должна стать великой державой, но не образца XIX века, а «мягкой силой» (soft power) притягивать к себе другие страны, не интегрировать насильственно.

Потомок белоэмигрантов Александр Рар, посвятивший свою книгу петербурженке — супруге Анне, поясняет, что он высказал непредвзятый взгляд на Россию, это его «зов души». «В этой книге я попытался разобраться с президентством Медведева — что это было за последние четыре года? Кто-то очень злорадно говорит, что Медведев войдет в историю только как «запятая», потому что он фактически не мог выйти из тени Путина. Это неправильная характеристика: судить о президентстве Медведева можно будет только после окончания этого президентства. Более того, я убежден в том, что он сделал определенный прорыв в сторону либеральных реформ в стране. И с того пути, который он обозначил для России, будет сложно свернуть. И Путин будет похожим больше на того Путина, которого мы знали в первом президентском правлении, нежели во втором», — первым делом заявил журналистам Александр Глебович, а потом ответил на их вопросы.

Про то, чего хочет Европа от России
— Мне было тридцать, когда закончилась перестройка и на моих глазах развалился Советский Союз. То есть я принадлежал к тому поколению людей, которые поверили, что единственный путь после событий 1990 — 1991 годов — путь, который обозначил Горбачев, а до него де Голль и еще раньше — заядлые американские консервативные политики. Речь идет о континенте, где будут жить разные народы и разные нации, которые будут иметь ощущение общей цивилизации. Если такую страну, как Германия, Европа смогла интегрировать, то почему нельзя придумать какие-то другие формы интеграции — например, России с Европой? Почему это не получается? Одна из причин — жуткий эгоизм Запада, который счел, что Россия ему в такой большой форме не нужна — она слишком сложная, поэтому интереснее только в качестве партнера…

Другой фактор, который испортил конструкцию общеевропейского дома (и в этом мы все виноваты), — новые члены НАТО и ЕС, то есть те страны, которые бежали в НАТО и ЕС, испугавшись России, потому что воспринимали ее как врага. С таким менталитетом они вошли во все европейские институты и заставили тех же немцев и французов, у которых был позитивный взгляд в отношении России, затормозить процессы построения общей Европы. И Россия попала в такую ситуацию, когда одни страны, в том числе и Германия, говорят, что нужно стратегическое партнерство, общая Европа, а другие говорят обратное: Россия — враг, она опасна, потому что рано или поздно станет великим государством и нас съест. И в таком статусе мы пребывали пять-шесть лет, до 2010 года, пока не произошла жуткая катастрофа под Смоленском, когда разбился самолет практически со всем руководством Польши.

Про отношение поляков к России
— Весь мир сегодня признает, что у российского руководства была очень правильная реакция после трагедии под Смоленском — не только искренние жесты, совместное преклонение перед жертвами катастрофы. Но и то, что Дмитрий Медведев, единственный из глав государств, приехал на похороны польского президента Качиньского, — поляки этого не забудут… После этого изменилось отношение Польши к России. Поляки открыто говорят: мы были не правы, когда критиковали немцев за их восточную политику, — давайте теперь вместе с немцами выстраивать отношения с Россией. А если немцы не хотят, то мы сами будем это делать. Такое революционное изменение пока еще недостаточно замечено в России, хотя это шанс, чтобы сделать новый прорыв в российско-польских отношениях, и я надеюсь, в российском руководстве это хорошо понимают: нужно подвигаться российской дипломатии. Польша теперь не проблема — проблемы теперь в Прибалтике.

Про экономические связи с Германией
— Путин хорошо знает Германию, у него на нее, я бы сказал, особенный, романтический взгляд — он любит Германию Шиллера и Гёте. А в современной Германии, мне кажется, он разочарован — современная немецкая пресса с ним «воюет», потому что она не признает его германофильство, а он обижается на это. Но немецкий бизнес и немецкая элита ощущают себя послом между Западом и Россией, считают, что Германия является ключевой страной для России.
Однако роль Германии по-разному оценивают в Европе. С одной стороны, от нее с удовольствием берут деньги для спасения Европы и требуют, чтобы она помнила свою историческую ответственность за гитлеровскую политику, а с другой стороны, за кулисами Германию критикуют за лидерство, которое признавать не хотят…

Про критику России Западом
— Критика в отношении России не всегда справедлива. Конечно, в России много проблем и их надо затрагивать. Но мне кажется, что в Европе пропала способность непредвзято смотреть на своих соседей, как это было во время «холодной войны» и в 90-е. К сожалению, европейская политическая наука резко, революционно изменилась, она ставит четкие черно-белые постулаты — демократическая или недемократическая страна. А человек, который хочет оправдать развитие страны по недемократическому или полудемократическому пути, считается изгоем в научном обществе или агентом влияния. Одна из причин, которая исследуется в моей книге, — это триумфализм Запада после победы над коммунизмом, победы в «холодной войне», которая воспринимается так же, как в России победа в Великой Отечественной войне… Кстати, 45-й год у нас давно уже забыт, это как наполеоновские войны, а вот 89-й — падение Берлинской стены, 91-й год — победа демократии — священные праздники в Европе. В России этого не видят и не понимают, почему такая тревога на Западе по отношению к трудному пути развития российской демократии. И вторая причина, что тоже не понимают в России, — то, что у нас есть гражданское общество. У нас не депутаты решают все. А пресса — четвертая власть. Она поднимает темы и объясняет политикам, как им действовать. Утром все включают телевидение, читают газеты, и те темы, которые определяют главные редакторы, потом обсуждают в бундестаге…

Про то, что Китай скупает крупные немецкие предприятия
— У китайцев есть деньги, а у нас денег нет. И немцы приняли решение: российский, китайский, арабский бизнес не пускать в стратегические области немецкой экономики. Это, конечно, будет очень сложно сделать, потому что инвесторы дают рабочие места, таким образом, они создают социальную прочность в стране. Я думаю, что это признаки становления Китая, который становится супердержавой. Настает время Азии.

Про музей русской эмиграции
— У меня нет особой миссии, но есть ощущение, что многое нужно сказать и сделать. Мне кажется, что до тридцати лет я жил в другой России: на Западе были свои издания — «Посев», «Русская мысль», радиостанция «Свобода». Было очень много разговоров, толстовские клубы, русские школы, приходы — люди сидели и мечтали, какой будет Россия, когда освободится от коммунизма. Многие из этих мыслей не были доведены до современной России… Помню сына Столыпина, который очень часто бывал в нашем доме, — он не дожил до нынешнего дня, многие, к сожалению, не дожили, но им было что сказать. Думаю, нельзя забывать русское зарубежье — умирают целые поколения людей, которые после себя оставляют огромные библиотеки, личные архивы, письма — это та русская мысль, которая находилась за пределами Советского Союза. Так вот эти архивы, белогвардейская литература пропадают — дети и внуки старых русских эмигрантов с этим ничего не могут сделать, у многих нет контактов в России. Думаю, это потеря для России, поэтому нужно создать музей русской эмиграции, чтобы те, уходя, знали, кому завещать достояние эпохи.

Про евразийство
— ЕС слабеет, и для соседей России, таких, как Белоруссия, Украина, Азербайджан, Молдавия, Армения, Центральная Азия, ясно, что в Европе их не очень ждут (пример Турции показателен). Поэтому эти страны будут для себя искать экономические альтернативы. И Евразийский союз имеет гораздо больше шансов стать дееспособным экономическим союзом, нежели СНГ. И противостоять такому союзу на Западе морально не могут — время другое. Считаю, что евразийство будет строиться не только в России — если Дугин (Александр Дугин — лидер Международного евразийского движения. — Л. К.) думает, что он возглавит это движение и вернется к идее XIX века, что евразийство сопоставимо с русской империей, которая восстановится на постсоветском пространстве, то это неправильное представление. Евразийство может иметь успех, если в его идеологию будут вставлены идеи, вынашиваемые Назарбаевым и Восточной Украиной… И тогда Евразийский союз приобретет новую программатику, новую политику, которая будет являться смесью интеллектуальных продуктов разных элит, а не только российской. Но все может рухнуть, если одна страна (не будем ее называть) сочтет, что евразийство должно следовать ее линии.

Про ВТО
— Вхождение в ВТО — правила игры, которые определяют поведение и процветание каждой страны. Не войти в ВТО — плохо, потому что ничего решать не сможешь. Но вхождение в ВТО — это отказ от представления, что Россия сможет все сама сделать. Это введение конкурентной среды, нужно резко менять какую-то российскую экономическую структуру — от какого-то производства навсегда придется отказаться, например от производства собственных машин… Трудно здесь лавировать, но нужно находить ниши, где надо побеждать, нужно быть лучше других, конкурентоспособнее. Почти все страны вошли в ВТО — там нет Конго, Нигерии.

«Россия не будет наступать на одни и те же грабли два раза»
В конце встречи «Вечёрка» задала Александру Рару свои вопросы.

— Последние строчки вашей книги рассказывают о ситуации в октябре 2012 года, о том, что в стране революция и президент объявляет о своей отставке. Чем объясняется такой прогноз?
— Это выдуманная история — я все возможные сценарии развития ситуации в России написал в последней главе. Там все политически корректно, и в конечном итоге все выигрывают. Путин избран на 6 лет, и думаю, он должен идти навстречу среднему классу, который состоит из людей, в большинстве своем не помнящих коммунизм. Эти люди родились в 80-е или 90-е годы, и устрашить их вертикалью власти или какими-то лозунгами нельзя. Поэтому, думаю, Путин хорошо понимает (он чувствует пульс современной России), что нужно идти на какие-то изменения. И он сам говорит о том, что пойдет на определенные политические ослабления, реформы, в том числе на выборы губернаторов, чтобы изменить ситуацию… Не считаю, что Путин будет завинчивать гайки: Россия не будет наступать на одни и те же грабли два раза и я не вижу Путина как какого-то мини-Сталина. Другое дело, что в России разный электорат, российское общество расколото — есть те, кто хочет перемен, а есть те, кто хочет стабильности, и об этом забывать нельзя. Нужно говорить о том, о чем Путин и пишет в своих статьях, — не потерять людей, вести за собой. Он в отличие от других кандидатов играл на двух полях — и там и здесь. Прохоров играл только на одном поле. Зюганов — на своем. А Путин выиграл, потому что играл на двух полях. И логично, чтобы его правительство состояло из двух крыльев — одно будет представлено националистическим лагерем (там Рогозин будет играть важную роль, может, кто-то другой появится), другое — либеральным. Наверное, появится яркий человек в правительстве, в должности вице-премьера, которому будет дан карт-бланш на проведение либеральных реформ, — возможно, это будет Прохоров, возможно, Кудрин или Греф, которые будут реализовывать то, что сегодня хочет средний класс…

— А введение поста вице-президента для Дмитрия Медведева, о котором говорит глава Института современного развития Игорь Юргенс, — не исключено?
— Это уже пройденный этап. Пост вице-президента в 93-м году стал катастрофой для России. Потому что вице-президент оказался предателем в этой ситуации. И, исходя из этого, в России, думаю, к этому не вернутся — есть премьер-министр, и этого достаточно.

— Вы рекомендуете русским учиться патриотизму у Германии. Неужели мы растеряли патриотизм?
— Некоторые нации боятся русского патриотизма, как боятся и немецкого. Поэтому патриотизм должен быть мягким, а не пугалом для других людей, народов.

— А насчет постоянно тлеющего газового конфликта Украины и России — как вы думаете, придут ли наши страны к консенсусу, будет ли создан газотранспортный консорциум?
— Это большая игра — распределение ресурсов в мире. В Украине сильно американское лобби, но немцы имеют неплохие позиции. Думаю, рано или поздно газотранспортный консорциум между Украиной, Россией и ЕС будет создан — другого выхода нет.