В глазах отражаются все страсти человеческие

Военный врач Вениамин Волков, обучивший тысячи молодых докторов, считает: перевод ВМедА за город неминуемо разрушит преемственность поколений в военной медицине

Где-то в космических далях Солнечной системы движется по орбите малая планета за номером 7555 — у нее есть имя: «Венволков». Названа она в честь замечательного человека Вениамина Волкова, врача-офтальмолога, генерал-майора медицинской службы в отставке. Вениамин Васильевич на протяжении более двух десятков лет был главным офтальмологом Министерства обороны. А в 1998 году Американский биографический институт назвал его «Человеком года». Среди пациентов Вениамина Волкова были и первые лица страны, в том числе генеральный секретарь ЦК КПСС Юрий Андропов.

Вениамин Васильевич с детства мечтал о военной карьере. На фронте ему на собственном опыте довелось узнать, чем военный врач отличается от гражданского.

Сейчас Вениамину Васильевичу — 91 год, но он по-прежнему профессор кафедры глазных болезней ВМедА и его по-прежнему обожают и студенты, и больные, и медицинский персонал. Да и глядя на этого интеллигентного, подтянутого, нисколько не утратившего военную выправку улыбчивого человека, никогда не подумаешь, что он — преклонного возраста. 

В кабинет то и дело заглядывает кто-то из сотрудников или слушателей академии — посоветоваться, обсудить тактику лечения больного. 

Династия началась с меня

— Как видите, консультирую, — начал разговор Вениамин Васильевич. — Только не пишите, что я до сих пор оперирую. Нет, оперировать закончил лет двадцать назад, хотя еще лет десять после этого присутствовал на операциях. Теперь — уже нет. Считаю, что уходить нужно вовремя, как бы больно и обидно тебе ни было. И не стоит добиваться звания «самого древнего оперирующего хирурга». Для хирурга важна не только хорошая голова, но и способность моментально принимать решения и четкость движений рук. Тем более в офтальмологии, где все столь микроскопических размеров. 

Но у меня остались ученики. И не только тысячи слушателей и аспирантов академии. Я стал родоначальником офтальмологической династии! До меня в роду никаких врачей не было. Зато обе мои дочери — офтальмологи, кандидаты медицинских наук. Внучка — офтальмолог. Племянница и ее сын — тоже офтальмологи, двоюродные племянник и племянница — офтальмологи. 

— И вы, судя по всему, сохранили хорошее зрение к старости…
— Сохранил — с двумя искусственными хрусталиками (улыбается). А для того чтобы прочесть напечатанное мелким шрифтом, порой приходится лупу брать. Возраст, ничего не попишешь. Это по молодости альпинизмом занимался. 

— Вы сказали, что в вашей семье не было врачей. Кто же повлиял на выбор профессии?
— Судьба, иначе не назовешь. Мой отец был военным летчиком, так что наша семья была обречена на жизнь по гарнизонам. Я, кстати, родился в Ташкенте, куда отца откомандировали на борьбу с басмачами. Затем его перевели в Гатчину, потом в Петроград. В Петрограде я учился в школе. Хорошо учился. Затем по всей стране был брошен клич: будущие защитники отечества могут учиться в спецшколе для мальчиков (девочек не принимали), где готовят «в военные». Грезил военной карьерой и поступил в спецшколу №6. С артиллерийским уклоном. Окончил с золотым аттестатом (медалей тогда еще не было) и еще получил поистине царский подарок за учебу — велосипед! Мог поступать в любой вуз без экзаменов. Собрался подать документы в Первое артиллерийское училище, да друг мой закадычный, Сергей, сагитировал поступать вместе с ним в Военно-медицинскую. И я пошел. Самое интересное, что Сергей в ВМедА не прошел по состоянию здоровья (требования были очень жесткие), только в Первый медицинский институт. А я оказался в ВМедА, где вот до сих пор и нахожусь. Хотя о специализации в офтальмологии до конца Отечественной и не задумывался. Не до того было в боевых условиях.

Почему?то некоторые считают, что успешный хирург всегда оперирует с отличными результатами. Это не так. Неудачи — бывают. Неизбежно. За неудачи переживаешь, и о них помнишь всегда. Я до сих пор помню. Под словом «неудачи» я понимаю прежде всего случаи изначально безнадежные, когда травмы глаз были настолько сильны, что шансов на восстановление зрения и не было. Но хотелось помочь, хотелось совершить маленькое чудо. Чудо получалось не всегда. Но всегда нужно бороться за сохранение даже крошечной частички зрения.

И с парашютом прыгал, и со вшами боролся

— Вы ушли на фронт, как только началась война?
— Нет, сначала было четыре первых месяца блокады. Я был на четвертом курсе, днем учился, ночью — дежурил на крышах, сбрасывал и тушил зажигалки. Как и все. Немцы сильно бомбили и территорию академии. Врачи погибали, слушатели. Однажды по тревоге выскочил из общежития, побежал на боевой пост, а после бомбежки подхожу к общежитию — вся угловая часть здания, где и моя комната находилась, снесена взрывом. Если бы я не выскочил тогда… 

В декабре 1941-го ВМедА начали эвакуировать в Самарканд. Помню, как с сокурсниками шли по заснеженному, словно вымершему городу до Комендантского аэродрома. За плечами — рюкзаки с учебниками. Еще и под обстрел попали. В Самарканде нас доучивали месяца четыре, даже успел немного узбекский выучить: «юкары кара — смотри вверх», «паска кара — смотри вниз».

Назначили меня врачом парашютно-десантного батальона. Тут-то я и узнал на практике, чем военный врач отличается от  гражданского. Я должен был быть всегда рядом с солдатами и офицерами, не только лечить, но и беречь их здоровье. Нужно было, в частности, думать о том, где достать витамины, самому заготавливать хвою в бочках, а также пропаривать солдатское обмундирование — на предмет борьбы со вшами.

Так военным врачом и прошел от Астрахани до города Линца, что на Дунае. По службе от врача стрелкового батальона поднялся до командира медсанбата. 

Один раз было очень страшно, когда снайпер в меня целился. Это где-то перед Днепром случилось, когда затишье между боями было. Отошел я чуть в сторону от расположения, и тут мимо виска «вжик-вжик». Бросился на землю, ползу, потом чуть приподнимаюсь — опять «вжик-вжик». Опять ползу, так по-пластунски и дополз до расположения. Запомнилось, что кругом была такая нереальная для войны тишина, такое спокойствие и умиротворение. И тут — хитрая игра со смертью… Сейчас вот пытаются исказить события да и суть той войны. Хотя еще живы люди, которые ее помнят. Но как будут представлять себе войну будущие поколения — кто знает? Я, кстати, за то, чтобы все погибшие были захоронены как положено. И наши, и немцы.

Не только окно в мир

— После окончания войны вы решили специализироваться по офтальмологии. Почему?
— Глаза — не только окно в мир. В глазах отражаются страсти человеческие — от любви до ненависти. В таких маленьких глазах — и столько чувств, эмоций. Это совершенно потрясающе! Ни одного подобного органа у человека нет. К тому же мне было удивительно, что глаза болеют не только специфическими глазными недугами, но и диабетом, туберкулезом, сифилисом. Что по состоянию глаз можно предположить, чем болен пациент.

Мне непонятно, почему власть имущие, имеющие отношение к здравоохранению, берут курс на развитие так называемой семейной медицины. Когда врач общей практики — и терапевт, и педиатр, и окулист, и лор. Мол, по этому принципу всеохвата работали земские врачи. Но ведь сейчас другие технологии и подходы. 

— Как вы относитесь к переводу Военно-медицинской академии в район железнодорожной станции Горская?
— Нельзя убирать академию из центра города, нельзя разрушать преемственность поколений, что однозначно произойдет, если переезд все-таки состоится. Здесь же поистине каждый камень дышит военной медициной. История академии фактически началась еще в 1715 году, когда Петр I принял участие в закладке на Выборгской стороне Адмиралтейского госпиталя, а в 1717 году по соседству с ним — Сухопутного госпиталя. Петр Великий сказал: «Здесь всякий изнеможенный служивый найдет себе помощь и успокоение». Именно на базе этих госпиталей в дальнейшем образовалась академия (официальной датой создания академии считается 1798 год). Более двухсот лет академия была кузницей медицинских кадров, а теперь вроде бы стала лишней. Между тем аналогов у нашей академии нет — не только в стране, но и в мире, а потребность в высококвалифицированных врачах в России огромная. К тому же другие медицинские институты не в состоянии выпускать именно военных врачей. Надеюсь, первые лица государства примут решение оставить академию на ее исконных площадках.