Валерий Попов: Отмечу юбилей, читая свои рассказы в «Бродячей собаке»

Известному прозаику, председателю Союза писателей Санкт-Петербурга 8 декабря исполняется 75 лет

Валерий Попов — человек деятельный, он успевает руководить коллегами по цеху, давать мастер-классы (один из них — мастерская прозы Валерия Попова — будет проходить 10 декабря в Доме писателей), писать книги и даже участвовать в театральном фестивале «Залай, Бродячая Собака!..» Юрия Томошевского, который будет идти всю следующую неделю. В один из дней фестиваля, а именно в свой личный праздник — 8 декабря — писатель выступит на сцене арт-кафе «Подвал бродячей собаки».

— Буду читать коротенькие рассказы разных лет. В основном это будут нелепые, смешные, гротескные истории, — поделился с «Вечёркой» Валерий Попов. 

— Валерий Георгиевич, позвольте спросить: на чем застиг вас юбилей? В каком состоянии он вас застукал?
— В хорошем состоянии (улыбается). Сначала я в Париже общался и продавал свои книги в салоне — роскошном доме, каких я никогда не видел, — у замечательной русской красавицы, моей читательницы. С ней, кстати, связана очень интересная история. Однажды я шел по улице Маяковского и у «Снегиревки» столкнулся с беременной женщиной, которая читала мою книгу «Жизнь удалась». Представляете, это было у самого приемного покоя роддома! Я ей сказал: «Не волнуйтесь, все будет хорошо — моя книга вам поможет!» Честно говоря, лучшего подарка я не мог себе представить, запомнил это на всю жизнь. И вот в Париже подходит ко мне русская красавица и говорит: «Вы меня не помните, а я вас помню — я та самая девочка, которая была у мамы в животе, когда она с вашей книгой шла рожать в «Снегиревку». Вы тогда с ней встретились, и она мне об этом всю жизнь рассказывает». Это было 37 лет назад, девочку назвали Полина, она выросла, вышла замуж за француза, стала профессором-славистом, читает курс русской и советской литературы… Но история продолжается: Полина приедет сюда, потом я поеду к ней в гости в Париж…

— А возле «Снегиревки» больше не ходите?
— Хожу иногда в надежде на такой же случай. Надо чаще ходить по улице Маяковского и ловить своих читательниц (улыбается). Постараюсь поймать Полину, когда она пойдет рожать, хотя, думаю, это все-таки произойдет в Париже, и мне там надо будет ее подстеречь. Ее дитя и будет подарок к моему юбилею. 

— А кто будет на вашем юбилее? Приедут ли на ваш личный праздник коллеги из Парижа, Москвы, других городов? Может, придут и заклятые друзья, если так можно выразиться?
— Полина приедет из Парижа, но позже, а из Москвы — знаю, что Городницкий собирается приехать, из Питера все будут наши славные писатели: Кочергин, Водолазкин... Я буду устраивать юбилей 8 декабря в «Бродячей собаке» — ближе к дому. 

— А не в Доме писателя разве?
— Нет. В «Бродячей собаке» более намоленное место, что ли, такие портреты на стенах — великие и  родные. Есть, например, портрет Сергея Шульца, который написал книгу «Невская панорама» — про все дома на Невском. Кстати, о доме №13 есть его статья и мой портрет — я в этом доме живу, в квартире Ирины Одоевцевой.

— А я в этой квартире была, когда туда приехала из Парижа Ирина Владимировна, привезя с собой литературный архив. Она вернулась в Россию, как сама говорила, «за славкой». И слава была: начали издавать ее книги и книги супруга — Георгия Иванова… К слову, при общении с Ириной Владимировной меня поразило, как охотно она читала стихи своего учителя Николая Гумилева и ни словом не обмолвилась о великолепных стихах Георгия Иванова…
— Видимо, он ей за долгую жизнь поднадоел (улыбается). 

— Валерий Георгиевич, а ощущаете нечто мистическое оттого, что живете в такой знаменитой квартире?
— Нет, мистического ничего нет, но есть ощущение продолжения «Серебряного века» — что я должен быть таким же лихим, как эти поэты. Ну хотя бы наполовину серебряным — дураком быть нельзя, только блистать и стараться. И я стараюсь — каждый день пишу, куда-то что-то посылаю… А вот если бы остался жить в Купчине, в котором лучшие годы погубил, то не был бы так бодр к юбилею. А тут выходишь из дома и видишь Неву, слышишь ее дыхание…

— Ну и, наверное, Ирина Одоевцева зарядила своей энергией ваше помещение?
— Да, несмотря на то что в конце жизни она была парализована, но в ней было столько энергии, любви, что даже хватило на роман — она влюбилась в одного красавца мужчину.

— Валерий Георгиевич, часто слышу, как вас причисляют к наследникам прозы Михаила Зощенко, могу вспомнить и фразу Бориса Стругацкого: «Валерий Попов — это Зощенко сегодня». А вы-то сами как относитесь к такому сравнению?
— Я откликнулся на это тем, что в серии ЖЗЛ написал книгу о Зощенко — она должна скоро выйти… Мы целый год бились над ней, редактор даже поседела — хотели, чтобы книга вышла к ноябрю, к московской книжной выставке «Нон-фикшн-2014» в Центральном доме художника, но не случилось. Однако мы продолжаем биться над ее выходом с Любовью Спиридоновной — она тоже человек хулиганистый, но и то сказала, что у меня слишком смелая гипотеза.  

— А с чем были связаны проблемы? С финансами?
— С моей наглостью (улыбается). Что я пишу совершенно не так, как принято. Я люблю ломать стереотипы. Некоторые думают, что Зощенко мучила власть, что Жданов его погубил, а я пишу, что это хотя и досадная вещь, но Зощенко победил всех: его книги у людей на тумбочках, а Жданова сейчас вспоминают с большим трудом.

— Но отрицать, что на Зощенко повлияло «Ленинградское дело», нельзя — он же замкнулся в себе, стал мрачным, еще более нелюдимым… 
— Согласен. Но когда я писал про Зощенко, то мне было очень интересно: я нюхнул то время, прочувствовал переплетения и понял, что все не так, как мы думали. Это был такой расстрел ждановской команды. Ведь Жданов при всем при том был успешный менеджер и его команда захватила многие города — ждановские ребята стали начальниками, и вот их теперь стерли… Это уже третья книга из серии ЖЗЛ: до этого я написал про Довлатова (с которым тоже была заваруха — говорили, что я написал не так, как принято) и про академика Лихачева… Кстати, за книгу о Дмитрии Сергеевиче Лихачеве я только что получил премию губернатора. И вот теперь — Зощенко. Это мой вклад в городскую жизнь.

— Но вы и так много вложили в городскую жизнь.
— Да — сорок книг навалял. Стараюсь бесшабашный имидж создать (улыбается). Вот в прошлом году премию правительства РФ получил — так называемую «медведевку»…

— Понимаю, что вы за словом в карман не лезете, но звучит как название водки…
— Это очень хорошая премия. И кроме того, она дает утроенную пенсию, что тоже очень важно.

— Валерий Георгиевич, хочу вернуться к Зощенко. Когда вы работали над книгой о Михаиле Михайловиче, какими источниками пользовались? Вы же наверняка посетили и последнюю квартиру писателя на Малой Конюшенной, превращенную в музей?  
— Да, там очень деятельные люди работают. Мне помогли искусствовед Алексей Сёмкин и инженер Александр Александрович Бессмертный, фанат и потрясающий коллекционер Зощенко: он мне весь стол загрузил газетами, журналами 20 — 30-х годов. Я, например, узнал, что был такой журнал «На посту», узнал, что такое «Ленинградское дело» — я о нем совсем иначе думал… Могу сказать, что я подумываю написать и про Кирова — хочется еще одну эпоху, еще один кусок жизни «съесть». Но мне говорят, что я погублю свою репутацию: мол, мне, вольному писателю и диссиденту, нельзя писать про «сатрапа», про коммунистического деятеля. Но если мне дадут, то я напишу — люблю ввязываться в сомнительные истории. Кстати, писал про Довлатова — так я его хорошо знал: столько всего переплеталось, столько выпито вместе, что грех было все это из рук выпускать. А дальше меня втянули в это дело, и я написал книгу о Лихачеве, про которого очень многое понял, понял, как надо жить.

— Ну, Дмитрия Сергеевича часто называют совестью нации…
— Вы знаете, он часто совершал не то, что положено, делал лихие шаги… Дмитрий Сергеевич совсем не замшелый — он нервный и импульсивный, даже озорной, он — не скучный. 

— А вы любите работать с нескучными персонажами?
— Я люблю из тех, кого считают скучными, сделать нескучных людей. Ведь и Зощенко считался скучным, а я его пытался показать красавцем и любимцем женщин, что действительно было в его жизни.

— Могу представить, что вы сделаете из Кирова…
— Пока я еще не решился писать о нем… Ведь есть разные версии о его гибели. Понимаете, есть такие умные люди, которые лучше меня знают, что можно писать, а чего нельзя, но я их не боюсь.

— А как вы считаете, писатели пишут для писателей, для себя или все-таки для читателей? 
— Я только что давал интервью на канале «Санкт-Петербург», где ведущие — молодые ребята — у меня спросили, какой я представляю свою аудиторию. И я ответил: «Такой, как вы: молодые ребята с веселыми глазами». Я не люблю валять для писателей и стараюсь развеселить свою аудиторию, а если написанное не зацепило, тогда это напрасный труд.