Виктор Садовничий: Поднимать роль учителя в школе — это единственный путь

Ректор МГУ против того, чтобы относить образование к категории «услуга»

В Великом Новгороде, где прошла всероссийская научно-общественная конференция «Российская государственность: исторические традиции и вызовы XXI века», приуроченная к 1150-летию российской государственности, было заявлено, что на базе МГУ и СПбГУ возможно создание научного института, который будет исследовать проблемы российской государственности. «Вечёрка» поинтересовалась у сопредседателя конференции, президента Российского союза ректоров, ректора Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова, академика РАН Виктора Садовничего, что это будет за структура, какие у нее перспективы.

— Наша конференция, задачей которой было побудить людей задуматься о российском государстве, о его истории, могуществе, трудностях, завершила свою работу. А институт, занимающийся историей государства российского, должен продолжить эту работу, то есть заниматься научной проблематикой — проводить симпозиумы, семинары, круглые столы. Это будет постоянно действующий орган, который сыграет роль поддерживающего инструмента между конференциями.

— Виктор Антонович, кто будет финансировать новую структуру? Предполагается ли там обучение студентов?
— Мы с ректором СПбГУ Николаем Кропачевым договорились подписать соглашение между университетами о создании института. Это будет некий конституированный орган, в каком-то смысле виртуальный — он может привлекать к сотрудничеству любых ученых, но у него не будет ни офиса, ни секретарей, однако там будут проводиться исследования — мы обеспечим им поддержку, возможно грантовую... Правда, пока это еще на уровне идеи. Многое зависит от нас, но многое — и от поддержки прессы, ведь в обществе то приобретает силу, что проникает в сознание людей. Я часто бываю за рубежом — там больше говорят о своей стране, о чувстве любви к ней, о патриотизме. Это уже хрестоматийный пример: когда американцы поют гимн, многие плачут.

— У нас как-то такого не наблюдается…
— А мы с трудом возвращаемся к этому. И пробуем снова вернуться в то состояние в обществе, когда мы любим и ценим нашу страну. Мы здесь родились, здесь растут наши дети, внуки, и было бы странно, если бы мы не любили Россию, а любили бы что-то другое.

— В Думе вот-вот будут обсуждать новый закон «Об образовании». И многие родители очень обеспокоены тем, что образование может стать платным. Как вы считаете, до какой степени образование может коммерциализироваться?
— Честно сказать, я считаю, что образование не должно быть платным ни до какой степени. Во многих странах так и делается. Конечно, какие-то элементы платных услуг есть, но само образование должно быть доступным и бесплатным. Государство должно видеть талантливых детей, учить их, давать дорогу всем, кто хочет учиться, и создавать конкурентную среду, чтобы качество образования было хорошим. Мы сейчас находимся на таком этапе, что у нас уже есть значительная доля платного образования, но, думаю, его ни в коем случае нельзя распространять в школах, я бы сдерживал его распространение и в высшей школе. Могу сказать, что в принципе закон не содержит прямых статей, которые как бы повышают процент платности услуг и т. д. Но там есть такие императивы, такие утверждения — например, курсы по выбору, — которые реально могут привести к большим затратам семьи на образование. И тогда в обществе образование станет считаться платным. Поэтому депутатам нужно очень аккуратно действовать, чтобы вот эти утверждения не привели к повышению доли платности и нагрузки на семью.

— Но в прописанных стандартах — определенное количество предметов, и в первую очередь страдают русский язык и литература, их часы сокращают...
— Ну что я могу сказать — и русский язык, и литературу надо учить, но они могут оказаться за рамками стандартов — в платных услугах. И я с этим согласиться не могу. Но посмотрите, депутаты серьезно готовятся обсуждать закон об образовании, мы участвуем в обсуждении и с самого начала возражали против концепции, которая была в первом проекте закона, — о том, что образование — это услуга. И кстати, это заслуга совета ректоров, Московского государственного университета, что мы изъяли эту концепцию из закона. Как я знаю, депутаты настроены принять до 200 поправок к закону.

— Виктор Антонович, не секрет, что между школьным и вузовским образованием лежит большая пропасть. Если в советское время обычные школьники, имея хороший аттестат, могли поступить в престижные вузы страны — тот же МГУ, то теперь без репетиторства это сделать невозможно. Как ликвидировать этот разрыв?
— Поднимать роль учителя в школе — это единственный путь, в этом все дело! Но я не могу сказать, что у нас в университете на первом курсе стало труднее учиться, чем в 70-е годы, когда я учился. Но тогда школа позволяла спокойно поступить в престижный вуз, а сейчас нет. Значит, ответ какой? Надо больше заботиться о школе, мы же ее в 90-е совсем опустили. Сейчас, безусловно, школе уделяется внимание, но нужно время, чтобы восстановить ее престиж.

— Я слышала такую историю, что вы учились в сельской школе в Харьковской области и приехали поступать в МГУ на мехмат. И на вступительном экзамене не могли решить одну задачу, потому что в школе такие вещи не проходили. Экзаменатор поинтересовался, каким бы способом вы стали решать эту задачу. Вы предложили свой вариант, и этот путь оказался правильным...
— Да-да, такое было со мной (улыбается).

— Но самое главное — вас зачислили в МГУ. Разве такое может быть при ЕГЭ, при этих тестах? Это же невозможно…
— Это и был мой аргумент в споре о том, что ЕГЭ не должен быть единственным испытанием. Потому что этот пример реальный, он из моей жизни! Если бы был тест, то — всё, я бы не поступил. То есть профильный экзамен, прямая беседа дает возможность понять, как человек мыслит. А тестирование и ЕГЭ — это некая форма оценки качества образования, она является общей оценкой для выпускника школы, но не может быть единственной. Особенно когда мы выбираем ребят для работы в науке, в искусстве — иначе мы можем упустить талант.

— Тем не менее МГУ все равно же принимает по результатам ЕГЭ, есть, правда, на факультете журналистики еще и творческий конкурс....
— Нам все-таки удалось добиться, чтобы в МГУ на всех факультетах помимо ЕГЭ был собственный экзамен и более половины поступающих — «олимпиадники». Но мы и раньше школьные аттестаты смотрели — и медали, и грамоты, были годы, когда средний балл аттестата играл большую роль. Но ведь не поступали же раньше по одним только аттестатам — такого не было, были вступительные экзамены. Так же и с ЕГЭ.

— Владимир Путин в одной из своих предвыборных статей говорил о повышении зарплат научным работникам, профессорско-преподавательскому составу. Получили ли ваши преподаватели надбавку?
— Это поручение выполняется. Но, я вам скажу, здесь многие путаются. Владимир Владимирович дал поручение довести среднюю зарплату ППС (профессорско-преподавательского состава. — Л. К.) до средней по региону. У нас есть те, кто получает 20 тысяч, а кто-то получает 50 тысяч, но средняя зарплата должна быть не ниже, чем по Москве. Допустим, мы собрали всех профессоров и подсчитали их средний заработок — скажем, 36 тысяч. И на эту дельту — чтобы довести до средней зарплаты по региону — деньги в университет пришли. Но это не означает, что каждый получит увеличение зарплаты на эту сумму — кому и сколько добавить, будут решать вуз, ученый совет, профсоюзная организация...

— Но в любом случае повышение зарплат будет?
— Конечно. Но, например, если младший научный сотрудник получает 15 тысяч, а средняя зарплата по Москве — 46 тысяч, то надо понимать, что ему поднимут зарплату, но не до этих 46 тысяч.

— Я знаю, что университетский профессор получает 17 тысяч рублей. Но это же ненормальная ситуация, особенно для главного вуза страны… 
— Согласен, это, конечно, мало.

— И последний вопрос: при каком министре образования вам лучше всего работалось?
— Мне трудно говорить, при каком министре было лучше, — все министры хороши (улыбается)...