Владимир ДАШКЕВИЧ: Человек — существо для Творца абсолютно необходимое

Дашкевич — один из тех счастливых представителей композиторского цеха, кто точно знает: кое-что из его произведений могут навскидку вспомнить и напеть миллионы

И это не тупые и дешевые шлягеры, а первоклассная киномузыка. Впрочем, маэстро является и автором очень серьезных академических сочинений — опер, сонат…

— Владимир Сергеевич, в этот раз вы приезжаете в Петербург с «Солдатским реквиемом», который будет исполнен 16 ноября в Смольном соборе. Расскажите, пожалуйста, об этом произведении. Связано ли оно с какими-то историческими событиями или датами?
— В основе «Солдатского реквиема» прежде всего лежит идея Нагорной проповеди, где Христос говорит: возлюбите ваших врагов. Если вы будете любить только тех, кто любит вас, то какая в том ваша доблесть? Конечно, солдату приходится убивать, потому что он человек подневольный. Но в финале, где у меня Солдат разговаривает с Богом и Бог его спрашивает: солдат, а что ты делал? И он отвечает: я на фронте был, неприятелей губил. И там все время повторяется рефрен: «Ах, Россия ты, Россия, ты родима сторона, то ты мачеха чужая, то ты матушка родна». К солдату же в России веками относятся так, что, мол, когда генералы угробят очередную армию, ничего, бабы новых нарожают. Эта фраза есть в моем «Солдатском реквиеме», который формально повествует о Гражданской войне белых и красных, а фактически это модель всеобщей битвы человечества, истребления людей друг другом, где Солдат приходит к мысли, что убивать людей нельзя — ни солдату, ни любому другому человеку.

— А по форме ваш реквием — это сюита из музыки к фильму «Бумбараш» или совершенно новое произведение?
— Это совершенно новое симфоническое произведение, в котором использованы мотивы из «Бумбараша», это 8 номеров, и 10 номеров сделаны специально для «Реквиема». Там есть и юмор, и лирика, но прежде всего это эпическое полотно. Композиторы писали много разных реквиемов — и «Военный», и «Немецкий», но кто, как не Солдат, заслужил подобное поминовение? 

— Скажите, как вы относитесь к процессам, происходящим сейчас на «Ленфильме»?
— Я отношусь к этому как к личной трагедии, потому что «Ленфильм» для меня — это не только великое культурное достояние России, но это и «Шерлок Холмс», и «Зимняя вишня», и «Собачье сердце». Мне лучше всего писалось именно на «Ленфильме». Тому, кто сейчас будет управлять «Ленфильмом», нужен талант Шахназарова, который умеет отбиваться от кредиторов, от муниципалитета, от всяких жуликов. А это великий талант, и дай бог, чтобы Бондарчуку хватило на все это хитрости. Потому что вокруг него обязательно появится много жулья, и они все будут пытаться его обманывать.

— Вы бы предпочли жить во времена Баха и писать фуги и оратории или вас устраивает современная культурно-историческая среда?
— Как известно, времена не выбирают — в них живут и умирают. Но самое главное здесь другое. Очень многие не понимают исторического смысла киномузыки. XX век был крайне неблагоприятным веком для музыки, потому что авангард начал душить историческую традицию мелодики, ритма, естественных эмоций человека — и публика ушла из концертных залов. И именно кинематограф спас музыку как реальность. В прошлом веке лучшие музыкальные произведения лучшими композиторами были написаны для кинематографа.

— В голливудских фильмах создан целый ряд образов утонченных ценителей классической музыки, являющихся в то же время законченными злодеями и даже людоедами — вспомните талантливого мистера Рипли и Ганнибала Лектора (причем и тот и другой в кадре слушают произведения Баха), наркополицейского из фильма «Леон» в исполнении Гэри Олд­мана, который убивает под симфонии Бетховена. Как думаете, с чем связано это явление?
— Вы это довольно тонко заметили — еще на заре кинематографа в фильме «Кабинет доктора Калигари» был выведен образ интеллигентного злодея, любящего классическую музыку. Почему-то еще с тех пор в кино повелось, что злодеи любят классику. На самом деле все очень просто: кинематограф — это площадное искусство, рассчитанное на вкусы масс, а массы не любят интеллигентов. И когда интеллигенты на экране оказываются злодеями, а еще они, гады, на роялях играют, тут массы испытывают полный кайф. Вот наконец-то вывели на чистую воду гада, который в шляпе, в очках и на рояле играет, а на самом деле кушает человеческое мясо. На деле же классическая музыка — один из самых мощных рычагов торможения человеческой агрессии.

— Ну а Сальери-то Моцарта убил?
— Немецкие патологоанатомы, исследовавшие эту историю, категорически отрицают то обстоятельство, что Моцарт умер от отравления. Потому что яды (нервно-паралитического действия), которые были известны в те времена, обязательно вызывали тремор в руках. А Моцарт записывал музыку чуть ли не до последних часов своей жизни, и почерк его ничуть не изменился. Я сам капитан запаса химических войск, шесть лет работал по специальности и кое-что в этом понимаю. Моцарта убивал «Реквием», сочинение которого давалось ему с необычайным трудом. Жена спрятала эту рукопись на полгода, потому что он начинал умирать на глазах, когда ее сочинял. У Моцарта, человека остро чувствовавшего и ранимого, включилось подсознание, которое начало работу на самоуничтожение. Так же умер, по-моему, и Сережа Курёхин, с которым мы очень дружили, от саркомы сердца — болезни, которой вообще-то в природе не бывает. Это необъяснимые вещи, которые бывают у тонких, ранимых натур.

— Есть ли еще сюжеты, к которым вы мечтаете написать музыку, но к которым еще не обращались?
— У меня уже есть три оперы, сюжеты которых могли бы дать основу для создания кинофильмов. Это опера «Клоп», которая прошла с триумфом по всей Европе, это «Ревизор», который очень здорово шел в Новосибирске и в Москве, и последняя, написанная мной недавно опера, —  «Царь Давид». 

— Вы выбрали Давида, потому что он был музыкантом и писал псалмы?
— Давид — одна из самых мистических фигур библейской традиции. По-моему, после Христа Давид — самая интересная фигура во всей Библии. Это человек, любимый Богом. Давиду прощается страшный грех, и в то же время его постигает ужасная кара — смерть троих детей, он лишается голоса. И все-таки он заслужил прощение. История жизни Давида — это история о том, что Бог на земле нуждается в человеке. Сейчас идет волна «брейвикизма», когда некоторые — не хочу называть их людьми — начинают считать, что человек — ничтожное создание, подлежащее уничтожению. Так вот жизнь Давида — это доказательство того, что человек, при всех своих крайностях, существо для Создателя абсолютно необходимое.