«Война на каждом оставляет отпечаток...»

Корреспондент «ВП» побывал на съемках фильма «Жажда» — о парне, отслужившем в горячей точке

Спортивный зал — как будто из перестроечных советских фильмов: выкрашенный какой-то сизой краской, весь обшарпанный, с мятыми грушами, свисающими с потолка, обклеенный афишами старых боксерских матчей и портретами Сталлоне и Шварценеггера. В дальнем конце — ринг, по которому, пыхтя, скачут два подростка. Коренастый деловитый тренер Михалыч ходит около и ободряюще на них покрикивает. Еще ближе к нам — камеры, прожектора и деловитые люди с компьютерами. Специальная машина выдувает дым — «для фактурности», как мне объяснили.

В перерыве вся бригада с аппетитом уплетает курицу с гречкой

Кинокомпания «Всемирные русские студии (RWS) — Санкт-Петербург» и режиссер Дмитрий Тюрин снимают кино «Жажда» по одноименной повести лауреата «Нацбеста» Андрея Геласимова — о Косте, молодом человеке, который вернулся из Чечни изувеченным внешне и внутренне и  ищет своего пропавшего боевого друга.

Михалыч, почти настоящий боксер

— Работай левой! — кричит тренер на парня на ринге.

— Да работаю я! — огрызается тот и невзначай действительно выдает левой сокрушительный боковой сопернику. Тот с грохотом валится на ринг. 

— Вот так, другое дело! Ваня, вставай, все нормально, — радуется тренер. Потом оборачивается и смотрит в нашу сторону:

— А вы что уставились? Продолжаем работать!

Артист Михаил Трясоруков (справа) вжился в образ тренера по боксу

Это он, конечно, не нам, а воображаемым ученикам. Вообще-то он не Михалыч, а актер Театра «Буфф» Михаил Трясоруков. На одну руку у него надето что-то вроде зеленого нейлонового чулка.

— Я по сценарию водитель, который когда-то вместе с главным героем служил в горячих точках. Моему персонажу на войне оторвало руку по локоть. И мне надели такую специальную натяжку. Потом ее просто сотрут на компьютере — и руки нету. Я только думаю о том, чтобы поменьше ею двигать.

— Вы на самом деле занимались боксом?
— Да. Я двукратный чемпион города по боксу. А тренерством тоже занимался, правда, в тяжелой атлетике и силовом троеборье.

— А театр?
— Параллельно им занимался. Я всю школу проходил в театральные кружки.

— Как это вы так парня натурально падать заставили? Он как будто действительно в нокауте...
«А вот это вопрос к тренеру», — говорят мне. Настоящий тренер ребят — Андрей Аронович, президент спортивного клуба «Титул». 

— Это опыт, тренировки: на ринг вышли ребята «бьющие», как у нас это называется. Плюс мои установки. Я объясняю, как нужно подкрутиться, коленки подогнуть, чтоб выглядело натурально. Как руку подставить, чтоб травму не получить. А другой — бьет с оттяжкой, останавливает руку в последний момент. У меня немаленький спортивный опыт: 12 лет работаю тренером. Плюс опыт каскадерской работы в кино. Последний раз я снимался у Бондарчука.

— Ты нам сказал — идите поешьте сушек! А там дают нормальный обед! — подходит к Андрею кто-то из его подопечных, лет десяти на вид.

— Так пообедай, Игорь!

— Да я уже сытый, сушек наелся.

Роман Курцын играет друга главного героя и очень любит большие машины

Генка, почти настоящий десантник

Остальные обедают у подобия полевой кухни. Дают, кажется, курицу с гречкой.

Я разговариваю с актером Романом Курцыным.

— Я играю боевого друга Кости. Его здесь зовут... А, Генка! Извините, запутался: только что в другом проекте отснялся, где моего героя звали Костей. Нет, тут я Генка.

«Генка» жизнерадостен и полон энтузиазма.

— У меня сейчас 14 главных ролей. Сам я из Ярославля, отучился там в театральном институте...

— А в театре играете?
— Нет, не успеваю. Меня после института брали в питерский Театр Комедии и в Александринку. Я туда не пошел, потому что начали предлагать работу в кино...

— Не жалко вам было упускать такие возможности?
— Ну, не знаю! Мне всегда хотелось именно в кино. Я уже снимался в боевиках, исторических фильмах, фэнтези...

Он тащит нас к огромной черной машине и просит сфотографировать непременно возле нее.

— Езжу я по сюжету на огромном «шевроле тахо». Мы на Невском снимали поездку, на «тахе», — так оттянулись! Гонялись с какими-то велосипедистами. Продюсер переживал, что камеру разобьем.

— А машину, наверное, тоже себе такую хотите?
— Нет, у меня своя — тоже большая. 

На Романе смешной какой-то костюм: мокасины с белыми носками, огромный крест...

— Я так одет потому, что мой герой — выходец из 90-х. У него золотой зуб, барсетка... А крест — мой собственный. 

Мой герой — он вроде как бизнесмен. Но ему некомфортно в мирное время. Хорошо ему было на войне. Там все правильно: вот плохие, вот свои. Понятно, за что воюешь. Классно: оружие, военные действия, убийства... Странная идеология у человека.

А на гражданке ему скучно. Поэтому он в любых экстремальных обстоятельствах сразу же лезет в бой. Но я вообще очень доволен этим образом. Прикольный герой. Энергичный, светлый, с чувством юмора.

— У вас есть такие знакомые в жизни?
— Да, этот образ я слепил из нескольких человек. Я вообще вырос в казармах, у меня мама работала в армии. Знакомых военных у меня много. Они действительно разговаривают конкретно (делает быковатое лицо): «Если есть проблемы — это решается быстро! Мы своих не бросаем! Каждый, кто служил, — это братишка!» 

— Да уж...
— Я в одном проекте снимался — у меня была десант-ная майка, татуировки. И мы как раз снимали в День ВДВ. Я пошел посмотреть, как они купаются в фонтанах. Вместе с ними окунулся... Они мне сразу: «О, брат!» Никто не понял, что я — актер. А я им не стал говорить.

— А вы сами в армии не служили?
— Нет! К сожалению. Меня не взяли. Надо было учиться в институте, потом сниматься в кино... Но вообще я считаю, что это очень здорово. Может, мой образ подтолкнет каких-то пацанов пойти в армию и понять, что такое — единство, братство...

— Единство и братство — это хорошо. А вы говорите, он там людей убивал.
— Так ведь это же Чечня! Это другое дело. У меня отец — милиционер. Он участвовал во второй чеченской. Так что я про это хорошо знаю.

— Но все-таки война на человеке отражается?
— У меня был друг — Сергей Линев. Он недавно погиб, к сожалению. Прошел обе чеченские кампании, специализировался на ликвидации боевиков. Я с ним тренировался, учился у него боевой технике. Так вот, он и его товарищи — это очень светлые, позитивные люди. Они все время улыбаются, фотографируют какие-то симпатичные вещи... Но когда разговор заходит о войне — они меняются как по щелчку. Глаза становятся другие. Не знаю, получилось ли у меня в «Жажде» сыграть такой же переход.

— И все равно их туда тянет...
— Да! Вот это-то и странно. На каждом,  видимо, после войны остается какой-то отпечаток — кого-то меняет в лучшую сторону, кого-то в худшую.

Исполнитель главной роли Михаил Грубов не захотел заранее шокировать зрителей своим гримом

Ожог, почти настоящий

Из вагончика выходит исполнитель главной роли Михаил Грубов. Половина лица его жутко обезображена, кожа расплавилась, как будто воск. Это грим, который он на время обеда не снимает — его накладывать целых три часа.

— Меня сегодня будут снимать только в общих планах, поэтому грим неполный, не совсем детальный. Вы меня в нем, пожалуйста, не фотографируйте — гримеры просят не показывать такую незаконченную работу.

Но кажется, будто Михаил действительно переживает за свою внешность. Как будто он сросся с этой искаженной оболочкой. Говорит  как-то взволнованно.

Мы все-таки договариваемся сделать снимок в полумраке, так что видно только силуэт.

— И как в нем, не очень комфортно?
— Тяжело, конечно. Жарко... Но что поделать — вот недавно была 14-часовая ночная смена. Так и ходил, без передышки.

— А вы читали книгу до съемок?
— Нет, уже в процессе прочитал.

— Ну и как... вообще? Производит впечатление история?
— Мне, во-первых, понравилось — с профессиональной точки зрения. Что там есть, как говорят, «актерское мясо» — в смысле есть что играть. Написано по-честному. История о совершенно простом парне. Очень добром внутри, наверное. Но так вышло, что с детства его не научили любить. Отец его называл стукачом. Так он все больше замыкался. И в Чечне он уже окончательно уходит в себя.

— Вы сталкивались с похожими историями?
— Да, у меня есть друг в соседнем доме. У мальчишки полностью обгорело лицо — правда, не на войне, а в лифте случился пожар. Это было лет 15 назад, каждый год с тех пор ему делали по операции. Лицо, конечно, все равно осталось неузнаваемым.

Когда меня утвердили на роль, я пошел пообщаться с ним. Поговорили, как он чувствовал себя в первое время, как ездил в метро, как на него смотрели люди...

— Ему тяжело говорить об этом?
— Прошло уже много времени... Нет, думаю, что тяжело. Хотя и не видно. Он научился, конечно, держать эмоции при себе. Он живет очень замкнуто, с родителями.

Что интересно, работает  кладовщиком. Там, где его никто не видит.

Сказал, что у него есть девушка в другом городе... Не знаю.

— А у вас тут есть какая-то любовная история?
— Да, у моего героя по соседству живет молодая женщина с маленьким ребенком, которого ей не уложить спать, и она зовет его на помощь...

— А вы, как человек, не похожи на него по характеру?
— Наверное, был похож, когда был помоложе.

— Как вы думаете, война — это важное обстоятельство в вашем фильме?
— Я думаю, что это фильм абсолютно не про Чечню. Война — это просто эпизод из жизни моего героя. Может быть, это ужасно, но я считаю, что война оказалась для него благом. Именно после ожога он начинает раскрываться. Это было для него уже дно, после которого можно двигаться только вверх.

— Сколько идут съемки?
— Месяц, с середины августа по середину сентября. Потом — монтаж. А когда фильм выйдет, я не знаю.

«Капричос», почти настоящие

Об этом, вероятно, знает режиссер Дмитрий Тюрин (на фото). Но тоже пока не говорит. Поэтому я задаю ему другие вопросы:

— Как вы наткнулись на этот текст? Почему выбрали именно его?
— Компания «RWS» предложила мне экранизировать «Жажду». Но саму повесть я читал раньше, когда она только вышла, — в 2004 году. Поэтому я, конечно, сразу согласился. Текст действительно того стоит.

— Что там все-таки самое главное?
— Не военная тема. Это вообще человеческая история. Он мог сгореть и не в БТР, а, скажем, на работе. Тут речь об отношении к миру. Герой еще до трагедии видит мир с негативной стороны. В этом смысле он проницательней других, у него нет розовых очков. Он видит жестокую, грубую жизнь, полную пороков. Это находит отражение в его рисунках, которые в тексте сравниваются с «Капричос» Гойи. И в результате он сам становится уродом, одним из персонажей своих собственных рисунков. (Рисунки, возможно, мы закажем у одного маститого художника — не буду пока называть его имя.)

— А с автором вы работали плотно?
— Да, Андрей Геласимов ведь сам писал сценарий, сделал текст более кинематографичным, структурировал этот поток сознания. Очень интересная получилась структура повествования: вышло нечто циклическое. Жизнь Кости начинается в закрученной спирально ракушке. Каждое утро он садится в джип и едет на поиски своего друга. Потом приходит к отцу. Вечером — к соседскому мальчику. Каждый день идет по кругу, но — все дальше от начальной точки. Это должно привести к перерождению.

Правда, у автора там нет такого грубого и явного хеппи-энда, он очень тонко об этом пишет. Некоторые, прочитав сценарий, говорили: «Мы как-то не поняли, чем там кончилось. И друга не нашли, и с отцом непонятно что...» И ожог, само собой, у него не пропадает. Перемены происходят внутри. Очень хочется показать этот скрытый катарсис.

Путь Кости — это процесс трансформации через свои комплексы к жизни и надежде. Мы вместе с ним надеемся, что все будет хорошо...