Я б для батюшки-царя родила богатыря…
Внезапно открывшаяся тайна ближнего пригородного поселка в энный раз напомнила Екатерине о пользе скромного и строгого жития
Крах недавней дворцовой интриги вокруг смерти Катиного родителя, принца Христиана Августа, не означал еще общего успокоения умов и сердец. Мыльный пузырь лопнул и рассыпался, но тотчас возникли иные — не менее радужные и переливчатые. Вышло так, что ровно через год после кончины и похорон несчастной «правительницы» Анны Леопольдовны юная Фике столкнулась с такими преградами и препонами, о которых не могла даже помыслить.
«Где парус рыбаря белеет иногда…»
Рыбачья (Рыбная) слобода, где жили крестьяне, поставлявшие рыбу для царского стола. XVIII век.
Солнце всходит и заходит…
В одно прекрасное утро Катя привычно уселась в кресло перед огромным зеркалом, предав свои длинные шелковистые волосы расческам и ножницам камердинера Тимофея Евреинова. Цирюльник старательно колдовал над ее головой, но, улучив момент, когда комнату покинули дежурные фрейлины, наклонился к уху своей госпожи и доверительно прошептал нечто потрясающее. «Ваше высочество, — выдохнул надежный холоп, — знаете ли вы, где находится наш добрый знакомец Андрей Гаврилович Чернышев?» — «Как где? — усмехнулась великая княгиня. — Будто ты сам не ведаешь, что он с кузенами служит в полках на Южном Урале, под Оренбургом?» — «Ой, нет. Нет! Не под Оренбургом, а здесь, под Петербургом. И не служат они поручиками, а сидят за решеткой — на собственной даче государыни императрицы, доставшейся ей по наследству от матушки, Екатерины I. До Урала бедолаги не доехали — их схватили люди из Тайной канцелярии. И отправили в Рыбачью слободу, где несколько усадебных комнат были переоборудованы под камеры. Идут допросы…» — «О Господи, какой кошмар! О чем их спрашивают?» — «О чем? — пожал плечами осведомленный парикмахер. — Да все о том же — об адюльтере в дворцовых покоях…» — «Но ведь не было никакого адюльтера!» — в отчаянии воскликнула Екатерина. «Ваше высочество, — устало произнес Тимофей, — такие вещи мы расскажем друг другу. А парни из Тайной канцелярии задают всегда два кратких и четких вопроса — «Зачем ты это сделал?» и «Кто тебя сему подучил?» — и засучивают рукава. Человек сразу вспоминает все — в мельчайших подробностях». — «Ой, ужас! Я не хотела…» — «Никто не хотел. Но томиться-то ему, вместе с двоюродными братьями — Петром и Алексеем. Кто они такие? Камер-лакеи, не ставшие офицерами. Станут ли теперь вообще? А Андрей — мой лучший товарищ…»
Катя зажмурилась. Вот она, судьба молодого красавца, которого ей доводилось в шутку называть «сынком»! И раскрылся страшный секрет случайно, во время веселых масленичных гуляний. Один из родственников Тимофея позвал своего приятеля, секретаря Тайной канцелярии Ивана Набокова, обедать к себе домой. Разговор велся буквально на лету: оба галантных кавалера стояли на запятках широких русских саней, в которых беззаботно нежились их зарумянившиеся с морозца благоверные. Иван Федорович приглашение отклонил: «Прости, брат, некогда! Надлежит мне срочно ехать с начальником Канцелярии графом Шуваловым в Рыбачью слободу. Там у нас с Александром Ивановичем крупная дичь по важной части».
«Есть любовь, похожая на дым…» Петр I с женой Евдокией Феодоровной. Рисунок из «Книги любви знак в честен брак» игумена Кариона (Истомина). 1689 год.
…А в тюрьме моей темно
Вернувшись в Петербург, дотошный путешественник передал загадочные слова Тимофею. Мужчины посовещались и решили — любопытства ради — прокатиться до Рыбачьей под предлогом праздной санной прогулки, но вдвоем, без милых дам. Сказано — сделано! Подъехали к даче Елизаветы Петровны и завернули на огонек к управляющему имением. Тот радушно принял столичных гостей. И здесь-то разыгралась поразительная сцена.
В комнату, где беседовали хозяин и посетители, неожиданно вошел конвойный солдат. Отворил ключом какой-то ящик и проверил, согласно распорядку, по описи сохранность богато инкрустированных золотых часов. Что-то кольнуло Тимофея: где видел он эти ходики на цепочке? Боже, да Андрей Чернышев частенько вынимал их из кармана на балах и церемониях. Приезжие ошеломленно переглянулись. Мелькнула мысль: а вдруг есть и иные свидетельства о пребывании тут «крупной дичи»? Заспорили — напоказ! — о сроках приближавшейся Пасхи. Управляющий махнул рукой: что, мол, пререкаться, если у его заключенных лежат отменные Святцы со всеми церковными датами.
Спустя пару минут принесли пухлый том. Свояк Евреинова нетерпеливо перевернул обложку и наткнулся… на имя камер-лакея Чернышева, написанное им самим, с добавлением того числа, когда престолонаследник Петр Феодорович изволил вручить своему любимцу эту душеспасительную книгу. Тайное стало явным: порода пойманной в силки «птицы» не вызывала уже никаких сомнений. Гости раскланялись и заспешили в Петербург, условившись по пути не проронить ни звука. Впрочем, камердинер не справился и сообщил секрет великой княгине, попросив ее ничего не говорить мужу, склонному к легкомысленной болтливости. Екатерина кивнула: что-что, а держать язык за зубами она, наученная горьким опытом, умела без натуги…
«Пирует Петр…» Царский пир в кремлевской Грановитой палате. Гравюра XVII столетия.
Сына Бог послал...
В течение всего дня Фике раздумывала о превратностях дворцовой жизни. Пожалуй, удары в спину — то слева, то справа, то сверху, то снизу — не прекратятся до гробовой доски. Надо лишь реагировать на них инстинктивно и механически — с ловкостью цирковой плясуньи. Радея о грядущем и углубляясь в минувшее…
Бурное, бунташное лето 1689 года закончилось победой одних и крахом других. Настала пора обременить себя государственными и домашними хлопотами, о коих в разгар суровой борьбы забыли, казалось бы, напрочь. Но обстановка резко изменилась. Супостатов сбросили в яму, чины и должности распределили между Нарышкиными и Лопухиными, а Петр Алексеевич вернулся к военным и морским забавам. Большего от зеленого юнца пока нельзя было требовать, и знаменитый историк Сергей Соловьев, подытоживая тогдашние искрометные события, откровенно указывал, что 17-летний монарх не мог еще управлять бескрайней державой. «Он, — отмечал тонкий бытописатель, — доучивался, довоспитывал себя теми средствами, какие сам нашел и какие подходили по его характеру. У молодого человека на уме были потехи — великий человек объявился после, и тогда только в потехах юноши оказались семена великих дел».
Спору нет, какое-то моральное отдохновение давала семья. Спустя несколько месяцев после мятежа, 18 февраля 1690‑го, в селе Преображенском свершилось долгожданное: царица Евдокия Феодоровна подарила супругу первенца, причем мальчика. Ребенка торжественно окрестили, избрав для сего достойных восприемников — святейшего патриарха Иоакима и благочестивую царевну Татьяну Михайловну, единственную из дочерей зачинателя Романовской династии легендарного Михаила Феодоровича, сумевшую дожить до реформаторских порывов его шумно известного внука. Петр, говорят, поначалу искренне любил и Евдокию, и сына — Алешиньку. Да и как не любить?
Рождение потомка мужского пола — буде он, конечно, не захворает в младенчестве и не отойдет в лучший мир — обеспечивало законный и беспрепятственный переход русского трона в руки августейшей Нарышкинской ветви, то есть наследников Алексея Михайловича от второго брака, что вчистую перекрывало все престольные «тропинки» враждебному Милославскому клану. А ведь могло повернуться иначе: при всем своем малоумии и физической немощи старший брат Петра, Иван Алексеевич, оставался и старшим царем, имевшим приоритетные виды на шапку Мономаха как для себя, так и для отпрысков. Родись у Ивана и Прасковьи сын — он младенцем обрел бы неоспоримые предпочтительные права на власть и бармы.
Нарышкинскую линию спасало то, что сие звездное чадо упорно не являлось на свет Божий. Царя Ивана Господь утешал только вереницей трепетных дочурок. И как бы впоследствии ни относился Петр Алексеевич к своему первому семейному гнезду, именно оно, тихое и патриархальное, дало ему воздух под крылья в жестокую эпоху смут и раздоров. Это даже не теорема, а аксиома. Ликуя о рождении первенца, кого нарекли в честь дедушки, Алексея Михайловича, Петр устроил в кремлевской Грановитой палате «радостный стол» — роскошный обед, на который созвали всех близких и приближенных…
