Я гимны прежние пою

Сегодня исполняется 100 лет со дня рождения поэта Сергея Михалкова

В это верится с трудом — я прекрасно помню, как писал текст к его 95-летию, а он еще был жив. Теперь уже пройдена некая грань, и Сергей Владимирович сделался явлением легендарным и символическим. В свое столетие он уместил три эпохи — имперскую, советскую и нашу, для которой, видимо, еще не найдено точного имени. В сущности он воплотил в себе все три.

Генрих Вальк. «Дядя Степа — милиционер». Открытка 1959 года

Царская Россия? Михалков вел свое происхождение от дворянского рода Михалковых, остатки их усадьбы сохранились в Рыбинске. А его сына Никиту, известного своей любовью к старой России, не зря же зовут барином.

С советской страной Михалков сроднился полностью, без остатка. Более того, живя и процветая в ней, он ее во многом сам же и создал. Его стихи про дядю Степу и про «дело было вечером, делать было нечего» повлияли не только на поколения советских детей. Культуролог Михаил Золотоносов замечает: «В самом раннем «Дяде Степе» возникла формула, затем использованная в пропаганде «кремлевским горцем»: «Был он самым лучшим другом всех ребят со всех дворов». Тем, чем Степан был в масштабе района, Сталин был в масштабе всей страны. Довольно любопытная ситуация: Сталин использовал в своей титулатуре то, что 23-летний поэт изобрел для дяди Степы!»

Это уж не говоря о гимне — или трех гимнах? Михалков-гимнопевец с такой легкостью, с такой непосредственностью корректирует и подправляет состав «вечных» ценностей, перечисляемых в тексте гимна, что становится ясно: только человек, ум и талант которого были сплавлены с нашей историей воедино, мог заниматься подобной алхимией.

Его образы до сих пор нас окружают — все хорошо помнят, что отдельные граждане, не будем называть имен, «сало русское едят». Дядя Степа до сих пор маячит где-то вдали вечно недостижимым символом человечной и функциональной милиции (теперь полиции).

А еще мы, как известно, до сих пор живем под гимном Сергея Владимировича. Сталин оттуда исчез, его заменил Господь Бог. Но все-таки Иосиф Виссарионович если и не стал вновь «лучшим другом», то по крайней мере заслужил прозвание «эффективного менеджера». То есть почти как у Михалкова в песне «Артек!» — «вожатого страны».

Я попросил петербургских литераторов сказать несколько слов к столетию Сергея Михалкова. У многих возникли сложности: кто-то обеспокоился, что не получается выдержать принцип «либо хорошо, либо ничего», а в юбилей как-то неловко критиковать покойного. Кто-то, впрочем, откровенно признался: «Он мне отвратителен». Зато другие с удовольствием вспомнили о нем как о человеке, подарившем им в детстве счастливые минуты над книжкой. И это разноголосие только подтверждает мою догадку: история наша не дискретна. Она не разрезана на какие-то независящие друг от друга главы — она едина, как един ее персонаж Сергей Михалков. И «сквозные темы», какое тысячелетие у нас ни стояло бы на дворе, одни и те же — талант и цинизм, успех и низкопоклонство.

Прямая речь

Алексей Машевский, поэт, критик:
— Мне трудно говорить. С одной стороны — понятное дело, «Дядя Степа», детские стихи. Ну а с другой стороны — что ж сказать? Было время, которому человек соответствовал. С моей точки зрения, это пример того, как, почуяв тренд времени, поэт может удовлетворять запросы не только власти, но и народа. Никакая власть не смогла бы создать его на пустом месте. Имя автора входит в сознание людей, и это означает, что человек имеет отношение к своему времени.

Перед нами определенное явление. К нему можно относиться по-разному. Но без него представление о советском периоде русской литературы будет неполным. Михалков — абсолютный индикатор своей эпохи, ее вкусов и запросов.

Должен сказать, что он соответствовал требованиям и со стороны вождей. Ведь Сталин оказался человеком разбирающимся — он точно определял тех, кто мог бы отвечать поставленным задачам. Сейчас этого нет совсем, современная власть абсолютно не разбирается в том, кто мог бы представлять ее идеологию. Попытки использовать Сергея Владимировича продолжались до последнего момента, но это — дежавю. Как в сущности и вся наша нынешняя политика.

История повторяется, как известно, в виде фарса. Это некая реанимация прошлой эпохи, ностальгия по времени, «когда еще не все разваливалось». Своей культурной программы, своего понимания времени у власти нет. Поэтому сейчас возникают такие ностальгические призраки, как Михалков. Будут ли они и далее полезными — приходится сильно сомневаться. Но для людей, занимающихся советской культурой, Михалков займет свое место рядом с другими характерными явлениями.

Что касается литературной его оценки — достаточно взять три текста гимна и вспомнить всем известный анекдот: «Когда Михалкову говорили, что его слова к гимну — г...но, он отвечал: «Г..но-то г...но, а петь стоя будешь!»

Замечательно, что, по-моему, он достаточно трезво относился к своему творчеству. С неким цинизмом. Это даже вызывает симпатию. Когда человек преувеличивает свое значение, это гораздо хуже. А здоровый цинизм, я думаю, позволил ему дожить до преклонного возраста.

Дмитрий Вересов, писатель, переводчик:
— У меня к творчеству Михалкова отношение разное. На его детской классике мы все, конечно, росли. Очень хороша у него пьеса «Дикари», по которой снят фильм «три плюс два». Были у него очень неплохие вещи, были и произведения достаточно спорные. Ну, гимны — это дело всем понятное, житейское. Но «я поведу тебя в музей! — сказала мне сестра» — эта детская лубочная патриотика меня с раннего возраста коробила. Как и басенки, не бог весть какие по сравнению с русской басенной традицией. Против вкуса Сергей Владимирович, конечно, грешил частенько. Не во всем своем творчестве он был достаточно искренен. Иногда шел поперек себя и делал что-то уж совсем под заказ. А поскольку он, в отличие от Маяковского, под заказ работать не всегда умел — получалось несколько топорно. Были люди, которые писали абсолютно искренне — как Михаил Светлов. Михалков же часто старался угадать и угодить. Но свой вполне достойный след он все-таки в литературе оставил.

Михаил Кураев, писатель, сценарист, председатель Союза писателей России:
— Это был человек своей эпохи. И это была эпоха ярких, больших личностей, чье творчество, чей талант имели огромный резонанс в обществе. Я это, естественно, испытал на себе. Дядя Степа был одним из моих первых друзей на этом свете. И желание быть таким же добрым, заботливым, отважным числилось с самого начала в моем детском нравственном арсенале.

Спасибо за это дяде Степе Михалкову! Ведь это же он закладывал параметры поэзии для детей.

Естественно, он был человек глубоко партийный. Поэтому понимал свою роль в соответствии с задачами, которые ставила партия. Отсюда его политическая сатира, в которой он тоже преуспел. Я прекрасно помню, какой популярностью пользовались его остроумные и талантливые басни. «Зайца во хмелю» до сих пор помню наизусть — это целый кусок жизни!

Про семейные дела у него была «Лисица и бобер». Бобрами, кстати, за воротники звали преуспевающих советских начальников. Так Михалков дал имя целому сословию. А первый сатирический журнал «Фитиль»...

Конечно, у Сергея Владимировича счастливая биография — такая популярность, любовь, резонанс.

В последний раз я видел его на конгрессе Международного сообщества писательских союзов. И то, что авторитетом, именем Михалкова скреплялось писательское сообщество, — это тоже его заслуга.

Как говорится, о покойниках надо говорить доброе. И слава богу, что об этом покойнике доброго можно сказать много. А гимны... ну что гимны? Чего здесь криминального? Желающие написать гимн в очереди стоят. И те, кого он обошел, теперь принимаются выискивать какую-то его вину. Это банальная мстительность. Зачем укорять его одного? Точно так же, как и Михалков, Сталина убирали из своих текстов Долматовский, Катаев... Такая уж это материя — человеческая душа. Счастливы те, кому не пришлось ничего сокращать.