Я не пошел в пионеры и вам не советую ходить туда, куда вы не хотите
На прошлой неделе, когда в городе вручали Европейскую театральную премию, знаменитый театральный режиссер встретился со зрителями. На встрече побывала и корреспондент «ВП» Виктория АМИНОВА
На прошлой неделе, когда в городе вручали Европейскую театральную премию, знаменитый театральный режиссер встретился со зрителями. На встрече побывала и корреспондент «ВП» Виктория АМИНОВА
Юрия Любимова часто называют «великим и легендарным», а он в ответ досадливо морщится и шутками пытается снять пафос. Когда на Европейской театральной премии после спектакля «Мед» на сцену поднялись чиновники, Юрий Петрович, чтобы как-то сгладить неловкость от их велеречивых выступлений, дурашливо напялил на голову целлофановую обертку от цветов. И эта импровизация была метафорична, как и весь театр Любимова: он предстал как шут, который может говорить правду в глаза всем власть имущим.
Театр Любимова, как всем известно, начинается еще с улицы, игровое действие продолжается в фойе до поднятия занавеса и только потом переходит на сцену. Но не все знают, что и во время действия в зале идет еще один параллельный спектакль. В Петербурге режиссер сидел в проходе и буквально дирижировал актерами на сцене. Подняв над головой свой знаменитый фонарик, Юрий Петрович без устали махал им, высвечивал лица то одного, то другого актера, задавал темп, сам проигрывал каждый сюжетный поворот, проживал каждый монолог. И невозможно было не думать: как хватает у него сил и откуда он черпает эту энергию и эту страсть? Он действительно легендарный и великий, трудно обойтись без этих слов, когда говоришь о Любимове.
Актер отстает от нормального человека лет на 75
На встрече 93-летний Юрий Любимов сразу же взял шутливую ноту и предупредил: «Я вас обманывать не буду, мне уже слишком много лет, мне нечего скрывать и бояться. Как есть, так и буду говорить».
— Юрий Петрович, это правда, что вы не любите актеров?
— Не то чтобы я терпеть не мог актеров, но от них устаешь как собака. Поработав за границей, я сделал горький вывод: я не люблю русских актеров. Потому что там актер стремится сделать то, что я ему говорю, и только в свободное время спрашивает, почему я его заставляю это делать. А русский актер — наоборот: он еще и текста не знает, а уже спорит со мной: «А почему вы мне говорите — оттуда выходить, а мне хочется отсюда?» Я ему отвечаю: «Отсюда нельзя, потому что здесь кирпичная стена». — «А мне отсюда легче!» Тогда я говорю: «Вы разбегитесь и попробуйте пробить стену, если у вас это получится, то я утвержу и вы будете выходить отсюда». Знаете, что Чехов сказал про актеров? Что актер отстает от нормального человека лет на 75. Так оно и есть. Вот потому я и подал в отставку, не хочу больше с ними работать.
— Но ведь вы снова вернулись в театр?
— Вернулся, ко мне пришли важные люди и попросили еще немного поруководить театром — до декабря, и я согласился. Вот уже апрель, а я все руковожу. Потому что я подумал: зачем же из-за кучки глупых артистов я буду бросать дело, которому посвятил 50 лет.
«Гамлета» без Высоцкого ставить не хочу
— А что бы вам хотелось поставить сейчас?
— «Гамлета» сейчас ставить я не хочу, потому что нет Высоцкого. Дело не в том, что он был неповторимым актером, а в том, что он был поэтом и мог понять Шекспира как поэта. С ним на репетициях я мог обсуждать и пробовать разные варианты, и он говорил мне прекрасную фразу: «Я не понимаю, покажите». Я выходил и показывал, это ему было понятнее, чем вся моя заумная болтовня. Вот таких актеров я люблю. Я бы сейчас хотел поставить «Идиота», потому что люблю Мышкина и потому что я уже поставил почти всего Достоевского, но нет у меня актера. Я не любил спектакль Товстоногова, а вот Смоктуновский меня поразил тем, что он говорил так, как будто сам сочинил эти тексты. Вряд ли я смогу сейчас найти таких актеров. Вообще мне трудно подобрать команду, чтобы это были мои люди, а не заказные.
— Вы выпустили два студенческих курса, а почему больше не преподаете?
— Я не преподаю, потому что никто не заинтересован в моем преподавании. Был такой случай с Рихтером, он пришел в консерваторию и сказал: «Я бы стал у вас преподавать», а ему ответили: «Если хотите у нас работать, то пишите заявление, и мы рассмотрим его». Но писать заявление он не стал. Им не нужен был Рихтер, и Любимов тоже не нужен.
Лучше, когда власть равнодушна
— Что для художника лучше — когда власть давит или когда она равнодушна, как сейчас?
— Лучше когда равнодушна и не интересуется мною. Зачем они мне нужны? Я без них соображу, что мне делать. Так что сейчас лучше, чем было раньше. Вмешательство властей пагубно действовало и на искусство, и на людей. Но мы еще болеем той властью, не можем никак освободиться и найти средства, чтобы сплотиться и идти куда-то дальше. Не люблю я власть и не скрываю этого. Хотя был такой смешной случай, когда я властям угодил. Однажды вызвал меня к себе Андропов и стал обнимать, я удивился и спросил: за что? Он сказал: «Вы моих детей в театр не приняли. Вы знали, что это мои дети?» Я ответил, что не знал. Тогда он спросил: «А почему же вы на них целый час потратили?» Я сказал: «Да мне жалко их было. И я им сказал, что в театр все хотят попасть, но не всем здесь надо быть, и посоветовал поступать в университет». Андропов ответил: «Вот за то и обнимаю, мы с женой не могли их убедить поступать в университет, а вас они послушали».
— Противостояние властям как-то меняет человека?
— Да, характер закаляется. Здесь как в боксе: тебя бьют, а ты должен выстоять и подняться даже из нокаута. А характер такой у меня в моего деда, староверца. Когда всех наших родных сослали, то мы втроем с братьями — будучи детьми — держали совет, кому ехать к маме в ссылку и везти передачу. Я тогда сказал старшему брату: «Ты не можешь поехать, ты взрослый, тебя самого заберут, поеду я». И поехал. Вот когда мой характер выковывался. Я был бойскаутом, и, когда мне сказали: «Будешь пионером», — я ответил: «Не буду, мне нравится мой синий галстук, а ваш красный — не нравится». Я не пошел в пионеры, и вам не советую ходить туда, куда вы не хотите.
Мечтаю создать такой спектакль, чтобы меня выгнали из страны
— Юрий Петрович, чем занимается ваш младший сын?
— Мой сын — образованный человек, он окончил Кембридж. Петя — интеллектуал и полиглот, говорит на нескольких языках, так же, как и его мама, а я вот не умею.
— Где вы ощущаете себя дома?
— Везде. В Москве, в Иерусалиме. Мне однажды Солженицын написал письмо и спросил: «Как вас бог надоумил поселиться в Иерусалиме?», а я ему ответил: «И вы тоже можете».
— Чего вам хочется сейчас в театре, в жизни?
— Я мечтаю сделать такой спектакль, чтобы меня опять выгнали из театра или даже из страны. Это сложно в наше время, но возможно. Ведь интересно быть дважды выгнанным.
Виктория АМИНОВА