Южная ночь под северным небом

Фестиваль «Опера — всем» открылся «Мазепой»

Анонсы IV фестиваля «Опера — всем», выводящего оперное искусство из академических стен в городской ландшафт, приглашали послушать «Мазепу» — этим произведением Чайковского 12 июля открылся фестиваль — «у надгробья Петра I». Хорошо, что это было сказано журналистами ради красного словца и на самом деле в Петропавловский собор никто не проникал и покой государя императора не тревожил. А исполнили оперу открытия — что стало уже традицией фестиваля — всего лишь на площади ПЕРЕД собором, «где находится гробница основателя Петербурга», так что «тема победы русского оружия под Полтавой под предводительством Петра Великого», как с пафосом предвещалось в пресс-релизе, прозвучала символично.

В этот день было не по традиции холодно. Даже маэстро Фабио Мастранджело, худрук фестиваля, заметил: «Я впервые за 14 лет, проведенных в России, испытываю такой холод 12 июля. Но мы все равно сегодня играем и поем».

«Опера — всем» еще ни разу не обходилась без Чайковского, что понятно: это самый репертуарный российский композитор, а адресат фестиваля — самая широкая публика. В этом году закономерный интерес руководителей к Чайковскому поддержан 175-летием композитора. Но если ранее исполнялась «Иоланта» или «Евгений Онегин», то в этом году выбор пал на «Мазепу» (опять процитируем пресс-релиз) — «единственное сочинение Чайковского, которое обращено к судьбоносным событиям русской истории». Действие происходит на украинской земле в начале XVIII века, заглавный герой — гетман, вошедший в доверие к Петру, но продавшийся шведам и задумавший свергнуть царя.

На вопрос об актуальности сюжета режиссер Виктор Высоцкий ответил так: «Мы понимаем, что эта тема за­трагивает всех и каждого, и старались не педалировать ее».

Но сами площадные условия располагают авторов к зримым, кричащим краскам. В левой части сцены художник Юлия Гольцова насадила огромных бутафорских подсолнухов; справа развесила ковер, прикрепив к нему боевые орудия — от секиры до булавы. Над сценой хрестоматийно возвышался портрет гетмана. Раскачивались на ветру белые узорчатые полотнища. Расхаживала баба, повязавшая голову на манер Солохи. Увидев оформление до начала спектакля, можно было подумать, что это любительская постановка по Гоголю. Надо сказать, «Золотой петушок», исполнявшийся год назад в этом же пространстве, куда лучше отвечал и обстоятельствам места, и стилизации под народный балаганный театр. Здесь же откровенный «наив» визуального ряда спорил с патриотическим пафосом музыки.

Юрий Мончак исполнил партию Кочубея

Сама погода заставила разные составляющие спектакля спорить друг с другом. Северное небо града Петрова весьма диссонировало с искусственной желтизной подсолнухов. К тому моменту, когда, согласно программке, «Мазепа любуется красотой тихой южной ночи», стало очень холодно и зрителям, и, видимо, артистам. Кстати, Мазепа в исполнении солиста московского театра «Геликон-опера» Михаила Никанорова был статным и загорелым красавцем, а вовсе не старцем 70 лет, как предполагает либретто. Тем проще было понять дочь Кочубея Марию, полюбившую Мазепу; эту роль исполнила солистка Театра оперы и балета Санкт-Петербургской консерватории Ольга Георгиева.

Крайний справа — Михаил Никаноров в роли Мазепы

Многие детали вызывали вопросы. Например, донос царю от Кочубея на Мазепу был напечатан на машинке, хотя в XVIII веке это явно делалось пером. Когда же «верный пес» Мазепы бритоголовый Орлик — солист Театра «Зазеркалье» Егор Прокопьев — пытал несчастного Кочубея, то достал из кармана зажигалку и огоньком водил перед лицом пленника, пользуясь приемами куда более поздних времен. Видимо, это все есть попытка не ограничивать сюжет XVIII столетием, но, так сказать, обдуть его ветрами разных эпох.

Тучи сгущались. Накрапывало. А когда на сцене появился Юрий Порохня в роли пьяного казака и запел: «С чего бы не плясать, не петь мне? <…> а мне-то что?» — пошел заметный дождь. Зрители раскрыли зонты и уже из-под них следили за происходящим в южных землях. Впрочем, дождь был обманным: он то заканчивался, то возникал снова. Но когда в сцене казни Кочубея и Искры на подмостки вынесли икону Спасителя, тут уж небо не пожалело воды, и вскоре оперу пришлось оборвать (через 2,5 часа после начала). Правда, бутафорские тела казненных уже болтались на виселицах: деталь, на фоне Петропавловской крепости прозвучавшая весьма устрашающе.

К тому моменту, когда, согласно программке, «Мазепа любуется красотой тихой южной ночи», стало очень холодно

Тем не менее артисты все-таки вышли на поклоны, а часть публики аплодировала стоя. Старания актеров в самом деле заставляют снять шляпу.  Оркестрантам — отдельный и низкий поклон. Если мучительно холодно было зрителям, которые могли укутаться, можно представить, каково пришлось им (а на этом фестивале все, даже большие произведения исполняются без антрактов, хотя и с некоторыми купюрами). Тем не менее оркестранты, игравшие в концертных костюмах, держали осанку — в прямом и переносном смыслах.

Понятно, что разовая «уличная» постановка призвана сосредоточить внимание на музыке и пении, вытесняя режиссерское решение и сценографию на периферию. Оркестром, солистами  и хором зрители, судя по реакции, остались довольны. А что касается общего решения, то на ум приходят события вековой давности. Когда в 1914 году 1-я Студия МХТ выпустила «Сверчка на печи», стало понятно, что нежная сказка Диккенса, к войне не имеющая никакого отношения, может вызвать в душах гораздо большее ей сопротивление, чем какой-нибудь ура-патриотический «Димитрий Самозванец». Невольно затрагивая современность, искусство может делать это жирно, а может — более тонко. Тоньше не значит слабее. 

Главное — защитить скрипку от дождя