Заставь дурака богу молиться

Пасхальные перезвоны уже давно утихли. Отец Василий очень любил эти майские дни. И, как он втайне признавался себе, не только потому, что Христос воскресе. А потому, что позади остались строжайший пост на Страстную седмицу, изнурительные всенощные литургии и толпы прихожан, которые даже как молиться не знают. И начались те спокойные мирные службы, в которых отец Василий так умилялся собственному сану иерея, за которые так любил свою уютную церковку с тремя маковками.

 

В такие дни он шел в храм как на праздник и даже напевал себе под нос. Псалмы, конечно. Хотя хотелось нечто большего. Шевчука, например. Но он уже не тот Петька, которого все из подъездов гоняли. Он отец Василий, рукоположенный в честь Василия Великого.

Вошел в храм. Тот был уже открыт — матушки приходили раньше, прибирались к его приходу, — и приятно пахло ладаном. Обычно прихожан в такое время не было. Но тут он углядел в углу перед алтарем здоровенного детину, который стоял на коленях перед образом Божией Матери и бился лбом о каменный пол. Подозвал старшую свечницу:

— Трезвый? — Иногда местные пьянчуги после ночных возлияний приходили отмаливать свою никчемную жизнь, но их за запах перегара быстро выпроваживали, и те мирно шли в лабаз.

— Трезвый, — ответила матушка.

Этот факт очень не понравился отцу Василию — что трезвому в храме может в голову втемяшиться, только один Господь знает.

Подошел к детине:

— Ты что здесь делаешь?

— Молюсь, батюшка, — ни на секунду не останавливаясь, отчеканил детина.

— Ну молись, молись…

Отец Василий решил не обращать на грешника внимания. Тем более что начали собираться прихожане. Пора было начинать службу. Храмовое служение затягивает и успокаивает. Но детина не выходил у батюшки из головы. При том что вечно мозолил глаза.

«Символ веры» отчитали — детина кланяется. «Отче наш» воспели — детина кланяется. Проповедь произнес — детина кланяется. Крест целовать все подходят — детина кланяется. «Ему бы сваи вбивать!» — в раздражении подумал отец Василий. Но мысли отца Василия никакого влияния на детину не оказали.

Потом раздражение несколько ушло, поскольку после службы была трапеза, а матушка Агафья уж очень вкусные картофельные оладушки умеет испечь, отец Василий уже дважды перешивал рясу... Потом за делами — пять младенцев на крещение, два венчания — как-то и источник раздражения позабылся.

Но во время вечерни отец Василий снова узрел детину. Тот как утром бился лбом об пол, так и продолжал биться. Исповедав и последних прихожан, отец Василий во второй раз подошел к молодцу:

— Исповедаться не хочешь? Я тебе грехи отпущу.

— Нет, батюшка, — отрапортовал тот.

— А что хочешь?

— Молиться хочу.

— Может, домой пойдешь молиться? А я тебе с собой иконку дам…

Ничего не ответил детина, только истовее креститься начал и лоб к полу сильнее прикладывать. Батюшка потоптался, потоптался вокруг грешника да и пошел восвояси — готовить храм к закрытию. Но краем уха слышал, матушки уже шептаться начали. У них, видите ли, священник должен быть строгий и грозный, предыдущего за его доброту да ласковость они чуть со свету не сжили, на другой приход перевели бедолагу. Пришлось цыкнуть и надавать послушаний. А вот что с детиной делать? Время-то было уже позднее:

— Шел бы ты домой, ради Бога!

Но детина будто и не слышал его. Батюшка прикинул габариты. Понял, что самому с этим грешником ему не справиться, да и непристойно как-то в рясе бороться.

Делать нечего, достал отец Василий из-под рясы мобильник и набрал полицию:

— Алло, это вас из храма беспокоят. Тут у нас один верующий молится и прекращать не собирается, а нам всем уже домой пора. Что? Да нет, трезвый вроде. Не к вам? А к кому? 03? Психбригаду? Господи, за что же мне такое наказание?

И отец Василий, испытывая двоякие чувства, набрал другой номер.

Врачи приехали быстро, сориентировались мгновенно:

— Давно молится?

— С самого утра.

— Уходить не хочет, значит?

— Не хочет, — вздохнул отец Василий.

— Наш клиент!

Дюжие санитары не стали осквернять храм выкручиванием рук, а подхватили детину, как он был, так и несли до машины.

— До свиданья. Если что, звоните, — вежливо попрощался врач.

— Спаси Господи. Лучше — прощайте...

Отец Василий мог наконец запереть храм и спокойно идти домой. Но на душе у него было не очень спокойно. Уже подойдя к дверям, он остановился, вернулся в алтарь, налил себе стакан кагора, выпил, перекрестился. И понял: в следующей проповеди он будет рассказывать про то, что с молитвой верующему — везде храм.